Вторая половина XV ― первая треть XVI столетия рассматриваются как заключительный этап объединения русских земель ― то самое объединение, которое проводилось московскими князьями и в результате которого сложилось новое государство восточных славян с центром в Москве.

В историографии насчитывается около десяти способов, к которым прибегали князья с целью увеличить свои владения и окончательно взять верх над своими политическими противниками. Если мы говорим о завершающем этапе объединения русских земель ― это время правления Ивана III Васильевича и Василия III Ивановича, — то для этого времени характерны несколько способов, и, пожалуй, можно свести эти способы к двум основным типам.

Первый тип — это всем известный путь военного присоединения, когда великие князья московские собирали рати и отправлялись на завоевание прежде независимых земель и княжеств. Второй способ, на котором я и хотел бы остановиться более подробно, предполагал гораздо больше дипломатических и геополитических усилий. Этот способ — создание «буферных государств». И один из примеров такого подчинения — это Псковская земля.

Широко известно, что Псков окончательно потерял свою независимость в 1510 году. Однако это было уже завершением эпопеи, которая продолжалась в течение нескольких десятилетий. Можно говорить о том, что реальная независимость была потеряна Псковом раньше, в 1460-е годы. Во второй половине 60-х годов XV столетия Псков, во-первых, начинает использовать печать «вотчина великого князя Московского», а во-вторых, в Пскове появляется московский наместник. Эти два факта ясно свидетельствуют о том, что Псков оказывается в русле московской политики и, сохраняя формальное независимое положение, на самом деле идет в русле той политики, которая была выгодна московским князьям. И поэтому событие 1510 года становится лишь юридическим актом завершения долгой истории существования независимой Псковской земли.

Еще один пример — это Рязанское княжество. Рязанское княжество еще дольше просуществовало в положении «буферного государства». Его формальное подчинение Великому княжеству Московскому произошло в 1521 году. Однако еще в 1456-м, то есть более чем за полвека до окончательного упразднения независимости, правящий рязанский князь «приказал» по терминологии того времени своего сына великому князю Московскому. И сын до первой половины 1460-х годов жил в Москве, воспитывался при московском княжеском дворе и потом был отправлен в свою вотчину, в Рязань. При этом за него отдали замуж Анну, сестру Ивана III, великого князя Московского. И впоследствии Рязань до 1521 года, также сохраняя формальную независимость, вполне легитимно обладая княжеской властью и принимая самостоятельные решения, тем не менее явно не выходила из русла московской политики. И собственно подчинение Рязани в 1521 году потребовалось в тот момент, когда на внешнеполитической арене возникли серьезные осложнения, появилась угроза создания коалиции татарских государств, осколков бывшей Золотой Орды. Когда правивший на тот момент рязанский князь, видимо, стал подумывать о том, что в создавшихся условиях можно как-то отложиться от Москвы и вести более самостоятельную политику, вот тогда было проведено подчинение Рязани.

Теперь возникает вопрос: чем же обусловлено такое состояние «буферных государств»? Почему великие князья московские не решились на непосредственное подчинение Пскова и Рязани уже в 1460-е годы, а ограничились в одном случае направлением туда наместника с признанием самими псковичами верховенства Москвы, а в другом случае ― поставлением на рязанский престол лояльного Москве князя, к тому же еще и скрепленного узами брака с московским княжеским домом? По всей видимости, надо искать ответ на этот вопрос в той геополитической обстановке, которая существовала во второй половине XV и начале XVI столетия на Руси и вокруг ее пределов.

Если мы посмотрим на карту, то поймем, что Псков является северо-западной окраиной русских земель, а Рязань ― это юго-восточная земля. Соответственно, Псков непосредственно граничил с землями Ливонского ордена. А Рязань граничила со Степью — той самой Степью, которая на протяжении столетий являлась фактором постоянного беспокойства для русских земель, откуда постоянно исходила кочевая угроза.

Поскольку на внешнеполитической арене было много игроков, заинтересованных в сохранении существующего положения в районе Балтийского моря, то великие князья московские до определенного времени не чувствовали в себе достаточных сил, чтобы, с одной стороны, удержать данный регион в своих руках, а с другой стороны, избежать излишнего обострения внешнеполитической обстановки. Они просто предпочитали сохранять некое зависимое положение земли и не спешить с непосредственным включением ее в состав единого государства.

Нечто подобное можно проследить и на примере Рязанского княжества. Включение рязанских территорий, пограничных со Степью, означало бы обострение отношений как раз с теми постордынскими государствами, которые в это время сложились на землях к югу и востоку от традиционных территорий расселения славян. Включение Рязани в состав Московского княжества повлекло бы необходимость выделения новых сил для постоянной охраны территорий от набегов.

Вообще говоря, для московского правительства оборона южных границ, оборона границ со Степью, всегда была первоочередной задачей. Каждый год отправлялись полки на защиту этих рубежей. И вероятно, до серьезного обострения внешнеполитической обстановки московские князья также не хотели форсировать события и не хотели идти путем непосредственного включения Рязанского княжества в состав Великого княжества Московского.

Способ, связанный с непосредственным военным подчинением, казалось бы, не нуждается в дополнительных комментариях, здесь все понятно. Но и некоторая специфика тоже может быть отмечена. Например, знаменитое присоединение Новгорода. Оно состоялось в два этапа: в 1471 году и зимой 1477–1478 годов. Уже после первого похода, завершившегося разгромом новгородского войска на реке Шелони, великий князь Иван III праздновал победу, и, казалось бы, здесь уже можно было поставить точку в эпопее присоединения Новгорода. Однако заключенный мирный договор в основном сохранял прежние условия отношений между Господином Великим Новгородом и московскими князьями. И Иван III не решился на включение Новгородской земли в состав Великого княжества Московского. Возможно, это объясняется тем, что Иван III сам не ожидал того легкого успеха, который сопутствовал ему в походе 1471 года. Новгород оказался не готов к длительному сопротивлению. Походу на Новгород было придано общерусское значение, вместе с полками великого князя Московского туда шли полки из многих городов, подчинявшихся Ивану III. Более того, сам поход был обставлен как миссия, призванная сохранить православие в Новгороде, который якобы хотел отложиться в католичество — вместе с политической зависимостью от литовских князей как будто бы предать православие. Вся эта огромная подготовка оказалась ненужной, потому что Новгород рассыпался. И Иван III — политик, безусловно, тонкий — в течение нескольких лет выжидал, пытаясь понять, какие плюсы и минусы будет иметь непосредственное включение Новгорода в состав Великого княжества Московского.

И конечно, не надо забывать, что, помимо присоединения независимых земель, окружавших Москву, или земель, частично признававших власть великих князей московских, была еще проблема уделов. Специфика политической системы того времени предполагала, что внутри княжеств существовали самостоятельные политические образования — удельные княжества, главами которых являлись родственники правящего великого князя. И эта ситуация была характерна для многих русских земель, в том числе и для Великого княжества Московского. Борясь за централизацию русских земель, за собирание, как это принято говорить, московские князья в том числе боролись и с удельной системой. И зачастую прекращение существования уделов было очень кровавым. Как, например, знаменитая история присоединения к московскому великокняжескому владению удела брата Ивана III Андрея Большого (или Андрея Горяя, как его еще называли в то время). Удел был присоединен силой, сам Андрей обвинен в измене и брошен в тюрьму, где и умер. А двое его детей всю жизнь провели в тюрьме. Один так и скончался, а другой в возрасте около шестидесяти лет был из тюрьмы выпущен и оставлен — при Иване Грозном уже — жить в Вологде, в ссылке, не имея права выезжать в Москву.

И тем не менее, даже несмотря на такие порой очень жесткие методы, все равно тот же Иван III был вынужден в силу традиции передать своим детям во владение земли на правах уделов. Хотя, конечно, надо сказать, что с политической точки зрения, с юридической точки зрения это уже были не те уделы, которые были традиционны для русских земель в предыдущие десятилетия.