В издательстве V-A-C Press вышел перевод книги Мари-Жозе Мондзен «Образ, икона, экономия[1]».
Поводом к началу исследования, изложенного в книге, послужил спор Мондзен с одним из коллег о том, была ли в Византии философия — или были только история, география и религия?
Желая доказать, что в Византии философия все же была, и видя в таком доказательстве великую необходимость, Мари-Жозе Мондзен обратилась в первую очередь к творчеству святителя Никифора, патриарха Константинопольского. Этот путь ей подсказал Жане Гуйяр. При его поддержке исследовательница на протяжении многих лет переводила на французский «Антирретики» святого Никифора. У него и прочих византийских авторов ученая искала постановку и пути разрешения общетеоретической проблемы философии образа, наиболее продуктивные с точки зрения современной философии. Проблема образа особенно актуальна в связи с обостренным вниманием постмодерна к рассуждениям о символе и знаке, а также об их связи с проблематикой бытия и кажимости, видения и верования, силы и власти. «Образ и икона — предмет любого размышления о символе и знаке». Мондзен, как и многие, видит возможным внести в эти размышления больше глубины и тонкости через обращение к иконическому мышлению Византии. Что-то икона может и должна объяснить человеку XXI века, осмысливающему роль образа в природе своей свободы и мышления.
Впрочем, исследовательница дистанцируется от тех авторов, которые хотят захватить чуть ли не все проблемы современной мысли дискурсом иконичности. Автор избегает пророческих интенций в духе «икона содержит в себе всё». Нет, не всё, но только некоторое. И это некоторое, драгоценное с точки зрения современности, Мондзен старается извлечь из византийской мысли об иконе.
Труд исследовательницы вызвал неодобрительное отношение у теологов и историков. Первые не одобрили философскую деконструкцию чисто религиозных, и оттого иррациональных, моментов византийского мирочувствия, явленных в исследуемых текстах Мондзен. Критика историков была в чем-то схожа с критикой теологов. Желая оградить тексты от неаутентичного прочтения, они отказывали автору в праве анализировать их содержание под знаком разрешения философских проблем современности.
Исходя из названия работы — «Образ, икона, экономия» — и изложенных выше методических предпосылок, мы можем понять, что внимание автора обращено в основном на два момента. Во-первых, на реконструкцию византийского иконического мышления, воплощенного главным образом во взаимодействии этих трех терминов — образ, икона, икономия. В философском аспекте это взаимодействие касается таких категорий, как отношение, мимесис, линия, голос образа, преображение формы. В политическом — таких, как педагогика, стратегия и присвоение территории. Для Мондзен также важно, что термины εἰκών и οἰκονομία ставят проблему соотношения природного и искусственного образа. А во-вторых, ей интересен анализ современных плодов — добрых и злых — иконического мышления. Речь идет об «иконах современного мира», которые, неся на себе «несомненную печать» иконического мышления, зависят от византийских стратегий власти и управления, коррелирующих с византийскими же подходами к выяснению природы образа.
Исследовательница начинает анализ образа, иконы и икономии с предварительного рассмотрения термина «икономия», после чего обращается, уже специально, к иконе, излагая некоторые выводы, сделанные ею за время работы над переводом «Антирретиков». Затем Мондзен переходит к размышлениям об идоле и, наконец, к своим текстам об «иконах современного мира».
Автор приходит к выводу, что современный мир заменил образ на видимость. Старый мир был полон загадок, и загадочный образ бытия и человеческое творчество были связаны как образ и икона, как проявляемое и являющееся. Видимость разбивает зеркало нашего сознания, в котором раскрывается, как некая тайна во времени, бесконечно раскрываемая и бесконечно таинственная загадка бытия. Видимость, заменяющая образ, оставляет нам лишь ничто, поскольку отбирает загадку и раскрытие — вот-бытие. Отбирает мысль о вещи самой бытийствующей вещью, мысль о мысли самой бытийствующей мыслью — загадываемыми и раскрываемыми. Мари-Жозе Мондзен призывает к такой встрече с образом, которую диктуем не мы, а само бытие.
Подготовил Никита Глявин
[1] Здесь мы видим непривычное для русского читателя решение переводчика передать святоотеческое οἰκονομία (в дореволюционных переводах часто «домостроительство») не через устойчивое «икономия», а через более редкое «экономия». Предварительным рассмотрением икономии как термина Мондзен начинает основную часть своего исследования. Причем в этом рассмотрении исследовательница восстает против распространенной в западной переводческой среде тенденции брать перевод термина οἰκονομία в кавычки. Для автора важно сохранить термин вне кавычек, чтобы подчеркнуть внеконтекстуальную и не сводимую к риторике содержательность понятия, в которой многие ученые склонны ему отказывать. Часто эти ученые не видят в разных случаях применения термина «икономия» смыслового единства, но сводят анализ ситуации к констатации омонимии. Это связано с богатой историей термина и множеством его трансформаций в ходе приложения к самым разным областям познания. Мондзен настаивает на сохранении за термином «икономия», несмотря на его неустранимую многозначность, смыслового единства на всем протяжении его истории от Аристотеля через отцов Церкви до современных богословов. Такое ударение на непрерывном смысловом единстве важно для исследовательницы как философа. Ее взгляд на икономию, равно как и на икону и образ, философичен, а не теологичен или историчен. Для Мондзен важно расширить икономию до универсальной философской категории. В отличие от теологов, которые воспринимают икономию как термин своего доктринального дискурса, или историков, для которых каждый отдельный случай применения термина «икономия» — особая риторическая ситуация, автор хочет использовать икономийную терминологию для анализа наиболее общих закономерностей мышления и бытия. Возможно, выбор русским переводчиком Мондзен «экономии» вместо «икономии» обусловлен желанием дистанцироваться от теологического дискурса. Это желание мы видим и у самой исследовательницы. Во избежание недоразумений мы в своем обзоре, кроме случаев прямой цитации, будем использовать устоявшееся «икономия».