Может быть, главный вопрос этой книги – проблематичность самого понятия современность. Показателен выбор сюжетов – кому-то он вполне может показаться скандальным. Какая же это современная философия? Имена Бодрийяра и Лиотара даже не упоминаются, зато – целые главы о Шеллинге и Шопенгауэре. Мало того, почти треть работы посвящена разбору текстов Гегеля! Именно он, а вовсе не Ницше взят здесь за своеобразную точку отсчета…
Поначалу может смутить и неровность ритма. Словно перед нами не книга, а собрание обрывков, зияющих загадочными лакунами. И есть основания считать, что это связано не только с тем, что отдельные главы сохранились лишь в виде набросков для лекций, прочитанных в начале нулевых. Рассыпанные фрагменты содержат гигантские умолчания: отсутствуют целые направления (например, структурализм); способен удивить и довольно пространный раздел о Жижеке на фоне «забытых» Райха и Фуко; в главах, посвященных отечественной традиции, нет даже намека на упоминание о Галковском и Пятигорском. Сама логика повествования трудноуловима: как будто автор специально подставляется для критики со стороны «профессионального философского сообщества». Так или иначе, привычный способ чтения здесь не работает.
Не столь давно был издан «Очерк современной европейской философии» Мераба Мамардашвили, составленный на основе лекций конца 70-х гг. Этот взгляд на европейскую мысль ХХ века трудно назвать банальным (а учитывая время и место, некоторые главы – даже революционны). Но все же перед нами – во многом ожидаемые выводы: на смену рациональному мышлению приходит эра подозрения. На месте незыблемого смысла проявляются неотчетливые и тревожные следы идеологии, бессознательного, структуры. Мамардашвили не перегружает свои лекции именами и названиями работ, предпочитая широкие обобщения – не всегда связанные с разговором о школах и направлениях, но и не избегающие его. Работа вплотную подводит к состоянию постмодерна и вполне может быть рекомендована студентам как навигатор по европейской философии первой половины ХХ века.
Книга Бибихина, насыщенная цитатами и даже способная напомнить небольшую энциклопедию, тем не менее едва ли может вписаться в формат путеводителя по современной философии. Кажется, многие вещи здесь просто останутся смутными без ознакомления с другими текстами Бибихина, прежде всего – с книгами «Витгенштейн: смена аспекта», «Другое начало», «Ранний Хайдеггер» и «Чтение философии». Впрочем, важнее не тематическая общность, а сам стиль мышления.
Быстро становится ясно, что эта работа – не очерк современной философии. Она выполняет другие задачи и даже говорит на другом языке, не свойственном историкам философии. И еще между строк как будто повторяется мысль: не ждите пересказа или обобщающего анализа, без внимательного прочтения первоисточников все равно обойтись никогда не удастся. А анализ школ и направлений, без которого история философии вроде бы невозможна, порой игнорируется особенно нарочито: «…“логический позитивизм” или “логический эмпиризм” или “аналитическая философия” или “лингвистическая философия”. Я не умею пользоваться этими терминами, признаюсь сразу, что не понимаю их». Следование общепринятым определениям, нагромождение на них новых неологизмов – может быть, именно это уводит мысль в дурную бесконечность?
Тексты Витгенштейна не просто неслучайно попали в фокус внимания Бибихина – в каком-то смысле стиль австрийского философа может выступить здесь ключом к пониманию самого способа высказывания. Незаконченные, почти разрозненные фрагменты выстраивают взгляд на философию как на бесконечную череду неудач. Бибихин изымает иронию из известного тезиса Маркса: «нищета философии» – единственная и бесценная юдоль мысли, ее подлинный триумф. Богатство и пышность философского слова никак не решают главнейших вопросов, часто даже отдаляют их. Опустелость лучше позволяет ощутить притягательное и тревожное сияние мира.
Разрушение мира, обнищание его, превращение в пустыню ничего не меняет и никогда ничего не изменит в его красоте. Мир, состоящий из двух, из одного элемента, из льда тоже будет прекрасен.
Бибихин пишет, что голос Витгенштейна в истории ХХ века ощутим так же, как голос Арто. Это парадоксальное, неожиданное, но одновременно – очень точное наблюдение. Оба упорно не укладываются в предлагаемые рамки определений и оба тоже положили в основу своей мысли поэтику провала. Но бесконечные наброски мысли рассыпаются невидимыми семенами и порождают обобщения совсем иного порядка.
Откажемся от купания в красотах и бездонных глубинах слова. Где оно сумело их набрать, какой долей своего участия в богатстве бытия? Своей причастностью к богатству бытия и мира, которые несравнимо другие, чем перебираемое богатство вот этого материала, чертежа, цвета.
Вопреки изобилию имен, в книге Бибихина нет портретных очерков, иные лица просто неузнаваемы: вроде бы знакомые тексты прочитаны совершенно иначе, чем мы привыкли. Обращение к голосам современности не через логику разрыва с прежней традицией, а через далекое гегелевское эхо действительно нарушает привычную одномерность взгляда. Смутность домысленного открывает бóльшую важность, чем стройность готовых фраз, и принципиальная незавершенность «проектов» Ницше, Гуссерля, Витгенштейна странным образом сочетаются с заразительной верой в их достижимость. История вновь открывается не как последовательность музейных залов, а как вмещающий горизонт выявляющихся возможностей. Конечно, стоит обратить внимание и на подзаголовок книги: единство философской мысли. Возможно, он важнее заглавия. Да, именно в такой – нарочито банальной формулировке.
Насыщенная отсылками к другим книгам, «История современной философии» является то ли дополнением к уже изданным работам, то ли прологом к ним. Погружаясь в тексты Бибихина, из этого круга оказывается сложно вырваться. К счастью.
Анатолий Рясов