Преподобный отец Иустин (Попович), выдающийся сербский богослов и подвижник, свое понимание человека и свою антропологию основывал на Личности и подвиге Господа Иисуса Христа – Богочеловека, Единородного Сына Божия и Творца человека, Который полным воплощением и истинным Вочеловечиванием стал Спасителем и Обожителем человека.
Жизнь о. Иустина пришлась на период конца XIX – второй половины XX века и здесь нельзя не коснуться, хотя бы в общих чертах той среды и окружения, где он проповедовал о Боге и об истинном человеке. О. Иустин жил в индустриально-материалистическую эпоху модерна, которая более всего гордилась своими достижениями, считая, что присутствие в ней трансцендентного Бога, воспринимаемого по большей части как трансцендентное божество, перестало быть актуальным в современном развивающемся мире и обществе, обществе, которое возвело на пьедестал нового человека, почти человекобога. О. Иустин почувствовал и пророчески-прозорливо оценил направление современной цивилизации, олицетворяемой современной Европой, ведущее к дезинтеграции человека и к его самоуничтожению как существа, созданного по образу и подобию Божию.
Поэтому в своих творениях преподобный Иустин подверг острой критике гуманистическую антропологию. Сам он – философски и, тем более, богословски – основывал подобную антропологию на христианском, православном опыте, на том, что было пережито настоящим и полноценным Человеком, явленным в мире и в истории в лице Богочеловека Христа и воплощенного в Христоподобных, истинных человеческих личностях Божиих людей – святителей, в истории христианской Церкви. Именно с этих позиций подходил он, уча на примере Христа, святого апостола Павла, Святых Отцов, прежде всего Каппадокийских, святых Иоанна Златоустого, Макария Египетского, Исака Сирина, Симеона Нового Богослова, а также православных богословов и писателей нового времени, особенно на примере великого Достоевского, которого прославленный авва метафорически именовал «пятым евангелистом».
Некоторые исследователи пытаются рассматривать критику гуманистической антропологии о. Иустина с «реальных» позиций, руководствуясь правилами современного квазиобъективизма, утверждая, что преподобный Иустин был не в меру критичен в своей оценке европейского гуманизма и упускал из виду его положительные стороны. Между тем практически все подобные критики абсолютно не учитывают масштабы воззрений о. Иустина, равно как и ту систему координат, в которой он анализировал явление европейского гуманизма. Преподобный Иустин Попович также как его учитель, святитель Николай Велимирович не были европо-ненавистниками, но, наоборот, являлись наиболее возвышенными представителями, пророками и апостолами этой самой Европы, указуя на ее недостатки и призывая ее на путь покаяния и обращения ко Христу. Преподобный Иустин отнюдь не игнорировал позитивные аспекты гуманизма, но сосредоточил свое внимание на стержневых его составляющих, в основе которых несмотря на демонстририруемые время от времени определенные признаки внешнего прогресса и успеха, лежала тенденция к разрушению подлинного лика Богоподобного человека. Потому что нельзя идти против рожна. (Д.А. 9,5). Хотя Европейский гуманизм и проявлял некоторые внешние атрибуты «гуманности», а «гуманистическая философия» «хороша для пищи, приятна для глаз и вожделенна» (1 Моис., 3, 1-6), в целом была разрушительно опасной для человека и мира, что вполне очевидно тем, «кто имеет уши слышать, да слышит» (Лк. 14, 35).
Критика преподобным Иустином западного гуманизма проистекала не из какого-либо предубеждения, незнания, или ксенофобии, но основывалась на жизненном антропологическом опыте пророка Иеремии, апостола Павла, святителей Христовой Церкви и великого мыслителя Достоевского.
Хорошо зная, благодаря новейшим исследованиям хронологические биографические подробности и историю духовной жизни о. Иустина, мы видим, что он на собственном опыте познал горькие плоды гуманистического эволюционизма и революционности, которые привели к европейским и мировым войнам, пролитию огромного количества человеческой крови и последовательному уделению рода людского от Истинного Бога, а тем самым и от истинного человека.
Будучи Христоцентричным, т.е. Богоцентричным мыслителем, непоколебимо убежденным в том, что без Богочеловека нет спасения миру и человечеству, преподобный Иустин рассматривал «европейскую гуманность» в зеркале Богочеловека Христа. Осененная светом сияния личности Господа Иисуса Христа, Европа явила о. Иустину свое немощное, старческое и ужасное, чудовищное лицо. Потрясенный степенью ее уродства и глубиной падения, преподобный Иустин уже не мог говорить и проповедовать сербской молодежи и сербской интелегенции в духе позитивизма, который все «лучшее, возвышенное, передовое и современное» видел исключительно на Западе.
Подобное явление имело место и в братской России, где интеллигенция поделилась на славянофилов и западников. Одни любили и чтили свою землю и свой православный народ, ее традицию и историю, в то время как другие, известные в истории как «западники», прославляли научно-технические достижения и величие Западной Европы, зачастую иронизируя над своим народом, его верой в Бога и представлением о человеке, сложившемся во Христе и Церкви как Богочеловеческой общности. Отцу Иустину были хорошо известны обе реальности, – в известном смысле две духовные параллели, олицетворяющие собой два разных мира. Один был полностью зациклен на человеке как боге (киборге, машине), другой – олицетворял веру в человека, органически связанного с творением и его Творцом. Именно в период своего пребывания в России (несмотря на то, что находился здесь всего полгода из-за грянувшей революции) он успел познакомиться с душой русского человека, с его мистической и непостижимой для многих верой и набожностью, с его падениями и взлетами, а также с живыми героями великих романов своего любимого Достоевского, с которыми продолжал тесно общаться и впоследствии – на протяжении долгих десятилетий в лице своих братьев русских эмигрантов. В исследовании профессора Богдана Любардича, Иустин Челийский и Россия, показан целый ряд представителей русской интеллигенции, прямо или косвенно повлиявших на богословско-философские воззрения о. Иустина.
Преподобный Иустин проявил большой интерес к философско-богословской русской мысли, в чем можно убедиться уже на примере привлекаемых им авторов (в общей сложности тридцать пять религиозных философов). Как свидетельствует епископ Афанасий (Евтич) в жизнеописании о. Иустина, Бог дал ему возможность за относительно небольшое время хорошо узнать православную Россию, а затем и Грецию и населяющие их два братских народа, и полюбить их как собственный сербский народ. Равно как и открыть постепенную дехристианизацию и механизацию западного человека во время своего пребывания в Англии. Неслучайно темой своей диссертации преподобный Иустин избрал философию и религию Достоевского, в которой он подверг серьезной критике западное общество, его квазигуманность и искаженное и обезображенное христианство. О. Иустин обладал опытом созерцания этих двух диаметрально противоположных миров и проповедывал, руководствуясь этим опытом. Он глубоко переживал страшную драму Европы и мира, страдая и находя утешение вместе с близкими ему мыслителями из братской России. Но в еще большей степени прославленный авва возрастал и укреплялся совместно с апостолом Павлом и Отцами Церкви Православной, что хорошо видно из его многочисленных трудов. Поэтому его антропология основывается на Священном Писании и творениях Святых Отцов.
По словам уже цитированного автора, о. Иустин противился не столько западной учености и науке как таковой, сколько ее чахоточному и греховному рационализму, деструктивно воздействующему на человека и толкающему его на путь солипсизма, замкнутости в самом себе, когда люди ограничивают себя рамками лишь этого мира и этой жизни. Именно в подобном солипсизме и удалении людей от Бога, воплощенного в Богочеловеке Христе, преподобный Иустин видел наибольшую опасность для человека и всего творения.
Поэтому, когда речь заходит о критике гуманизма и его антропологии о. Иустина, ее ни в коем случае не следует понимать односторонне. Преподобный Иустин не оперировал отвлеченными понятиями, ограниченными рамками учебников и энциклопедий, но имел обыкновение проникать умом в глубинную метафизическую основу и самую суть проблемы, находя первопричину «эволюции и революции» в «революционном» духе первого бунтаря в сотворенной природе – падшего ангела Люцифера. Поэтому проблематика о. Иустина всегда является прежде всего онтологической, т.е. возвращающей нас к вратам Едемского сада, к нашим прародителям Адаму и Еве и их первоначальному «гуманизму». Сей гуманизм зиждется на идее Люциферизма, то есть на идее безбожия и антитеизма. Вот, что говорит по этому поводу сам о. Иустин: «Если человек живет только для себя и самим собой, то есть не испытывает потребности в Боге, то он не человек. (Авва рассматривал человека, руководствуясь древним славянским пониманием, в соответствии с которым человек, или an-thropos – «чело, обращенное к вечности», в отличие от западного homo, которое происходит от слова humus, т.е. земля»… Гуманизм или хоминизм в чистом виде есть величайший грех, который заключается в полном отрешении от Бога и всего Божиего. Адамов грех заключается не в неком совершенном им преступлении, но в желании и попытке отделения от Бога, т.е. – в гуманизме.
Итак, в зеркале западного гуманизма преподобный Иустин видит того, кто назван в Священном Писании человекоубийцей от начала (Ин., 8, 44). Люди, усвоившие постулат Протагора (вернее сатаны) «человек – мера всех вещей», изгнали Бога из своей жизни и заменили Его кровавым, новоявленным богом в пантеоне лжебогов – человекобогом. Преподобный Иустин называет этот поступок первородного гуманизма (бунт человека против Бога) первичным и основным злом.
В подобном солипсическом, человекоцентричном «откровении», утверждающем что Бог якобы не нужен человеку и что человеку довольно самого себя, преподобный Иустин с математической точностью распознает все вытекающие отсюда последствия. Таким образом, борьба против Бога неминуемо сводится и к борьбе против самого себя, против собственной природы, к «восстанию против Богоподобного устройства своего естества». В этой связи первостепенное значение имеет то, на чем человек основывает свою онтологию, свою экзистенцию. Преподобный Иустин напоминает нам, что тайна человеческого естества заключается не в том, чтобы только жить, но в том, для чего жить. Европа, которая отреклась от Христа, изгнав Бога не просто из своего устава и просвещения, но и из души своей, незамедлительно встала на путь, ведущий к бескрайней пропасти. Если в основу мы полагаем любовь к человеку, то есть выстраиваем только горизонталь гуманизма без его вертикали – любви к Богу, то при этом еще не образуется крест – символ спасительных отношений в природе и естественного закона, установленного Самим Творцом, закона, который заключается в том, что без сей спасительной связи с Богом (без любви к Нему) мы неизбежно оказываемся в плену искаженных отношений солипсизма и индивидуализма, ведущих к эгоизму, а затем и к сатанизму. Истоки подобного солипсизма кроются прежде всего во внутреннем разладе, отсечении себя от Бога, отчуждении – словом, именно в том, что «самая одинокая тварь в сотворенном мире» навязывает человеку. О. Иустин сформулировал суть такого отношения, берущего начало в демонском нашептывании и возникающего как сила, скрывающаяся за этим искривленным гуманизмом: я, а затем Бог.
Вместо того, чтобы боголикостью души пропитать всю свою эмпирическую жизнь, человек отделил свой дух от всего Божиего в себе и, через таинства этого мира отправившись в путь без Бога, то есть без своего природного Путеводителя, наткнулся в этом мире лишь на непреодолимые скалистые пропасти и страшные расселины. Эти препятствия и расселины для людей, живущих без Бога, служат огромной преградой. Осознав это, человек, отрицающий Бога, самого себя провозгласил богом и устремился за противоядиями, которые могли бы помочь ему преодолеть все преграды. Человек поставил перед лицом вечных проблем свою науку, свою философию, свою культуру, свои изваяния и всех своих идолов, в результате чего обманул сам себя. Святой Иустин очень легко разоблачил этот самообман следующим образом: все изобретения, все противоядия, всю культуру и науку он решил рассмотреть в контексте смерти, ибо пред ее лицом все философские, научные и прочие системы рано или поздно явят свою немощь и покажут свое истинное лицо.
Святой Иустин самим этим фактом опроверг идею прогресса, которым так гордилась европейская культура. Хотя преподобный Иустин еще в первой своей лекции в 1935 году, будучи доцентом Богословского факультета в Белграде, положительно отозвался о человеческом прогрессе как осознанном или неосознанном стремлении ко Христу Богочеловеку, и в этом, и в других своих выступлениях он предельно ясно показал, что не всякий «прогресс» является реальным достижением человеческого рода. В частности, авва отмечает тот факт, что европейская наука, столкнувшись с проблемой смерти, являющейся наиболее неумолимым врагом человеческого естества и человеческого рода, легко от него «избавилась», утвердив и констатировав смерть как нечто неизбежное! В этом преподобный Иустин справедливо видел грандиозный обман, поведав с присущей ему образностью следующее: «Раз смерть есть естественный конец человека (согласно европейскому мудрованию) да и самой вселенной, тогда настоящий прогресс в принципе невозможен. Не только невозможен, но и не нужен. На что мне прогресс, если он состоит в том, чтобы торжественно довести меня от колыбели до гроба? Это все равно, как если бы тебя осудили на смерть, а палач помазал бы меч медом, чтобы было слаще, когда тебе им отрубят голову».
Здесь обнаруживается вся слабость и ничтожность «гуманизма» перед основной проблемой человеческого бытия – решением проблемы смерти. Парадокс заключается в том, что в своем стремлении к прогрессу европейский гуманизм упускает из виду важнейшее обстоятельство человеческого существования: с того момента как в основу прогресса было положено созидание себя и своей культуры без Бога, он оказался заминированным. Тем самым подобное стремление определило свою судьбу, которая завершается трагически.
Как православный подвижник, мыслитель и богослов, преподобный Иустин никогда не был абстрактным книжником, но переживал и исследовал все эти истины судьбоносного масштаба и, с пророческой проницательностью узрел просветленным оком познания, что онтологически невозможно строить свое будущее, свое счастье на несчастье, вернее, с опорой исключительно на человека, израненного грехами и помраченном страстями. Такой человек является лишь тенью настоящего человека, а человечество, желающее с помощью подобных людей творить свою историю, напоминает слепого, взобравшегося на прогнившую доску, в надежде пересечь на ней океан.
Человек, учинивший такой дисбаланс в природе, постепенно превратился в раба материи, которая изначально была призвана послужить ему. «Ирония одержала победу, – благовествует Преподобный, – потому что культура сделала человека рабом материи, рабом вещи. Очевидна истина, в соответствии с которой, европейский человек – раб вещей, а не бог над ними. Самозванный бог поклоняется вещам, идолам, которые сам сотворил». Это произошло не по причине некой слепой случайности, но благодаря тому, что человек «запрограммирован» на онтологическую связь с Богом. Несмотря на то, что в Европе дело дошло даже до изгнания Бога, до восстания, революции против Него, люди, движимые сей онтологической потребностью, должны были как-то заменить Творца, чтобы восполнить образовавшийся душевный и психофизический вакуум. Однако восполнив его самим собой, человек сделался самым несчастным существом на земле. Святой авва возвещает об этом следующую истину: «В своем походе против всего сверхъестественного он достижениями своей культуры подменил все идеалы, все надматериальные стремления: подменил небо, душу, бессмертие, вечность, подменил Бога, живого и истинного. И провозгласил богом культуру, ибо на этой помраченной звезде человек не может выдержать без бога, хоть какого-нибудь, хотя бы даже и ложного, такова фатальная ирония таким образом устроенного человека».
Как и во всех явлениях, где одно действие влечет за собой другое, испускаемая энергия распространяется окрест, воздействуя своей вибрацией на все, что находится в непосредственной от нее близости. Вследствие того, что современный человекобог провозгласил себя богом, возник эффект, обладающий своеобразным творческим потенциалом. Согласно преподобному Иустину, явилось множество богов, появился не атеизм, а политеизм. Возник он посредством обожествления всех своих достижений – будь то в научной сфере или в области научных гипотез, в философских системах, в области технических изобретений, в религии и ее представителях, в политике и т.д. В центре же всех вселенских идолов на трон эгоизма водружен был европейский человек, или, как образно выражается преподобный Иустин, европейский Далай-лама. Таков естественный итог антропоцентризма: признание материи в качестве единственной реальности.
После признания материи в качестве единственной реальности, отвержения Бога и прославления европейского разума, ограниченного рамками рационализма под сомнение были поставлены многие ключевые вопросы, касающиеся души человека, что неминуемо привело к появлению таких разрушительных идей, как анархизм и нигилизм. Большевики воспользовались ими в качестве оружия, безумно провозгласив Бога и все сверхъестественное фиктивным и даже опасным для человека и общества.
Их безумие храбро изобличал Иван Александрович Ильин, указуя и на другие источники человеческого познания, на другие очи, которыми человек может видеть и осязать невидимое для чувственных очей.
Между тем появление подобных опасных идей, вызванных чрезмерной верой в разум, вполне закономерно. Так, преподобный Иустин пишет: «Бунт – это логическое последствие человеческой веры в разум, потому что разум мало что может понять в бесконечной тайне мира. Только наивный человек может верить в то, что разум в состоянии отгадать загадку мира и решить проблему жизни. Это равносильно вере в то, что комар может вместить в себя Млечный путь. Даже самый гениальный человеческий ум бесконечно мал по сравнению с бескрайней огромной тайной мира».
Данные представления неизбежно сказались на состоянии западного просвещения, культуры, цивилизации, философии, психологии и теологии.
Постепенная дехристинизация Европы ускорилась с вливанием «гуманистических» отрав в структуру ее системы просвещения.
Назначение новых идей сводилось к тому, чтобы ввести человека в замешательство, как можно больше его запутать и поколебать его различными теориями, произведениями искусства и философскими учениями, отвратив его от своей подлинной цели: обретение Истинного и Живого Бога, явленного и воплощенного во Христе Богочеловеке. Система просвещения, отделенная от Бога, ставит перед человеком новые цели, открывает ему новые ценности, с помощью которых, однако, невозможно достичь живых взаимоотношений и единства с Богом во Христе, ее цели расплывчаты до такой степени, что ведут человека к бесцельному существованию. Человек перед разветвленной пестротой европейского древа целей неминуемо остается в замешательстве. За переквалификацией, переоценкой целей последовала и переоценка самих ценностей. Отвергнув христианские ценности, человек, с осознанием того, что он мера всех существ и вещей, создает человеческую, перелицованную на свой манер систему ценностей. Неудивительно, что в качестве высшей ценности в ней восхваляется изгнание и яростное отвержение Бога в мире и во всем, что окружает человека. Следствием тому явилось восхваление свободы, общества, культуры и системы просвещения, в которых нет места Богу. Иными словами, западно-европейский гуманизм обладает единодушным желанием изгнать Христа с земли на небо, потому что для гуманистической системы ценностей главное заключается в том, чтобы человек обладал наибольшей значимостью и стал мерилом всего.
О. Иустин подверг жесткой критике подобную переоценку ценностей, благодаря которой из системы просвещения, из институтов, университетов и школ изгонялся Христос и все, что связано с Ним и Его Богочеловеческим учением. Так, пишет Преподобный, в Сербии мы имеем наглядный пример изгнания Светосаввья, святого Саввы, истинного зачинателя просвещения Христова среди сербов, и отказа от его программы, которая по своей сути не что иное как программа Самого Христа, лишь изложенная сербам на доступном для них языке.
Об этом преподобный Иустин говорил и писал еще до начала второй мировой войны, а также в послевоенные годы, прежде всего в лекциях, изданных в книге «Святосаввье как философия жизни». В своей громогласной беседе на день Святого Саввы 1966 года, которую авва Иустин начал следующими словами: «Сегодня день святого Саввы. Но сегодня и сербская Страстная Пятница». В них в полной мере отразилась его боль и скорбь о своем народе, а впрочем, и о всем мире. В систематическом изгнании Бога из всех сфер человеческой жизни, как общественной, так и частной, посредством так называемой свободы, прогресса, пропагандистских репортажей, кино и прессы, европейское квазипросвещение сыграло одну из самых главных ролей. Такое ложное просвещение приводило к постепенному ограничению всего Богоподобного, что есть в человеке. Преподобный Иустин, комментируя новоявленную у сербов тенденцию чтения газет, говорит: «С тех пор, как газеты у нас, вернее чтение газет стали «утренней молитвой современного человека» «современный человек» с ураганной скоростью деградирует в недочеловека, первый и последний потомок которого – нечеловек». Развитие данного состояние авва Иустин хронологически описывает следующим образом: «Человек XVIII века являлся по преимуществу человеком разума, человек XIX века – человеком чувств, а человек XX века – человеком одного чувства. Происходило систематическое сужение человека: из него удалены все мысли, превосходящие уровень Земли, изгнаны все желания, которые переходят границы двух миров, высмеяны все полеты к потусторонним тайнам. Для того, чтобы стать современным, человек должен привязаться к земле, стать послушным рабом земного тяготения, а небо над ним не смеет привлечь его своим таинственным притяжением. Постепенно была выкопана расселина между человеком и небом, и наконец небо стало угрожающим чудовищем для нашего человека одного чувства. Человек стал пиявкой Земли, и на наших глазах эта пиявка умирает от пресыщения ее кровью». Неужели это не напоминает нам слова Христа о том, что человек живет не только хлебом (землей), но всяким словом, исходящим из уст Божиих? (Мф. 4, 4). Ни земля, ни материя никогда не смогут исполнить жизнь человека тем смыслом, к которому тянется его душа. Это не в силах осуществить и «самое элитное общество», отделившее себя от Бога. Европейский гуманизм пытается преобразить личность с помощью общества, забывая о том, что эта попытка в основе своей утопическая. Личность и человек преображаются и спасаются единственно в Боге.
Эти факты привели монаха Иустина, всегда имевшего перед своим взором Христа и его преданных последователей в лице Божиих святителей, к единственному выводу: в настоящее время истинное просвещение как таковое исчезает. По земле распростанился мрак, поэтому, чтобы заниматься просвещением, человеку прежде всего следует просветить самого себя. По словам святого Григория Богослова (которые преподобный Иустин записал на титуле своего экземпляра Священного Писания и ежедневно читал): «Прежде всего необходимо себя очистить, а затем других учить чистоте; прежде всего следует себя сделать мудрым, а затем других учить мудрости, прежде всего следует самому стать светом, а затем других просвещать, следует прежде всего самому приблизиться к Богу, а затем других приводить к Нему, следует прежде всего самому стать святым, а затем других освящать».
Вместе с тем нельзя прийти к заключению, что преподобный Иустин предъявляет завышенные или недосягаемые критерии для системы просвещения и человека вообще. Нам только будет так казаться, если мы станем рассматривать этот вопрос, руководствуясь нашей греховной природой и крайне ограниченными представлениями. Доказательством того, что все это в высшей степени реальная и истинная правда, является каждый святой в истории нашей планеты, среди которых не последнее место занимает и преподобный Иустин. Освободившись от гносеологических наслоений долгим подвигом молитвы, святой авва стал сосудом Божиим, через который Сам Бог обращался к людям, пробуждая их для познания вечной Истины. Поэтому только святителей Божиих о. Иустин почитал за истинных просветителей. Понимание этого нужно прежде всего иметь в виду, когда речь заходит о системе просвещения, обладающей онтологической значимостью. Устранение святого Саввы из университетской программы равносильно устранению Бога, потому что в святом Савве олицетворен путь Христов для сербского народа. Почему, вопрошает преподобный Иустин, святой Савва был и остается по сей день величайшим просветителем для сербов? И сам отвечает на этот вопрос: «Потому что он величайший святитель, – и продолжает – Господь Иисус Христос принес в сей мир просвещение, дающее человеку знание о том, что важнее всего для человека в этом и всех мирах, принес просвещение, объявившее, что человек является бессмертным и вечным существом, сотворенным не для того, чтобы быть на земле временным червем. …А эти вечные истины воплощаются в человеке в образе святительского достоинства. Только святители являются истинными просветителями, потому что своим естеством, всем своим существом восприняли Христово просвещение» Далее Преподобный добавляет, что в этом заключается и новое Благовещение и что только святитель является подлинным просветителем, по примеру Самого Господа Иисуса Христа.
Согласно преподобному Иустину, просвещение, в сущности, означает просветление, при чем просветление через освещение Святым Духом, Духом Христовым как Творцом, Носителем и Источником святости и света. Осененные и просвещенные Святым Духом, святители становятся истинными просветителями. Святой Савва Духом Святым призвал к жизни и переродил своих духовных чад, сербов, освятив их евангельскими добродетелями, о чем красноречиво сказано в его тропаре.
Европа, движимая гуманистическим идолопоклонством, создала просвещение без святости, без освящения Святым Духом, без стяжания добродетельного совершенства во Христе – словом, просвещение без Бога. Не имеет значения, проявляется ли это идолопоклонство в обожествлении папы или в обожествлении культуры, науки, цивилизации, техники, политики или моды. Главное, что во всем этом действует единственное правило: человека, общество и мир устроить без Бога, без Христа. То же происходит и в системе просвещения, где господствует желание просветить человека и человечество без Христа. В этом направлении гуманистическое просвещение устремилась к сотворению нового человека, план по созданию которого классически прост: в новом человеке не должно быть Бога или чего-либо, связанного с Ним.
Величайшая трагедия, которая могла произойти с человеком гуманистического просвещения, заключалась в том, что он попался на мысленную демонскую уловку, решив, что он без Бога может изменять мир, просвещать (несмотря на то, что весь пребывает во грехе и потому не в состоянии взять на себя эту роль, а также погрузиться в тайну такой возвышенной проблематики, как просвещение), менять и решать проблемы человека, личности и общества. Находилось немало западных прагматиков, которые пытались решать эти вечные проблемы, однако все заканчивалось утопически. Подобно тому и европейская гуманистическая антропология не в состоянии просветить, дать человеку ту совершенную небесную пищу, которая животворит и перерождает человека, направляя его к своей онтологической цели – Обожению и способствуя, тем самым, гносеологическому оздаровлению. Следовательно, мрак не в состоянии просветить то, что пребывает во тьме. Во всей природе только Свет может освещать и просвещать, в соответствии с вечным закон логосных существ. В истории человечества эта тайна открылась и нашла свое подтверждение с приходом в этот мир Сына Божия. Только Христос является единственным, Кто из всех самозванных спасителей и учителей, мог сказать о Себе: «Я есть Свет миру!», потому что Он, в отличие от всех людей, безгрешен. История человеческого рода, считает о. Иустин, знает три главных падения: Адама, Иуды и папы римского. Сущность грехопадения всегда одинакова: стремление с помощью себя самого стать добрым и совершенным – стать богом. Однако тем самым человек неосознанно отождествляет себя с дьяволом, который тоже хотел стать богом, заменив истинного Бога. Подобное гордоумие сразу обнаружило его дьявольскую природу, пребывающую без Бога и нацеленную против Него. В этом гордом самообмане состоит сущность всякого греха и самого дьявола, пожелавшего остаться только при своей природе, не имея ничего Божьего в себе, ничего, кроме себя. Таков, в сущности, и гуманистический человек: весь остается в себе, весь для себя, всегда надменно закрытый по отношению к Богу и всему, что есть Божие. Антропоцентрический европейский гуманизм является причиной и психической деформации. Подобно тому, как портится мясо без соли, говорит преподобный Иустин, так и человеческий ум подвергается порче, если не имеет в себе Бога и Его Божественного начала. Вследствие отсутствия в нем Бога, безбожия и неверия ум подвергается тлению и распаду: «Кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12, 30).
Человеческая мысль, блуждающая вдали от Бога, по мнению аввы, далека от истины, пребывая в заблуждении. Забыть Бога – означает сойти с ума, потому что исконная мыслительная сила исходит от Бога. Этим о. Иустин уже в который раз показывает, что жизнь человека онтологически связана с Богом, а всякое отступление от Него ведет к сатанизации мысли и человека. Таков путь дьявола, так как, согласно Преподобному, дьявол олицетворяет всецелую отрешенность духа от Бога. Сущность сатанинской природы состоит в том, что она ни в чем не хочет признать Бога и походить на Него. Процесс сатанизации человека выражается в поступке ленивого слуги, который один талант (Божие) в своей жизни полностью отвергает.
Подобный индивидуализм, отделение себя от других на основании своих целей, потребностей и желаний неминуемо завершается эгоизмом, солипсизмом, а следовательно, – сатанизмом. Западное общество поразил данный синдром анархизма, и оно восстало против Бога и порядка, начав приводить мир в порядок своими беседами о индивидуализме, правах человека, о своих личных корыстолюбивых целях, не зная, однако, что подобным поведением оно разрушает под собой основание, готовя себе пропасть. Преподобный Иустин громогласно критиковал эту европейскую глупость: «Обезумел европейский человек, обезумела европейская наука, обезумели европейские мудрецы, хотят мир обустроить без Бога И вот, обустроили его! Видим, как они его обустраивают. Кровь, войны, несчастья, восстания, мятежи. Нигде нет мира, спокойствия, все бегут – за кем, за чем? – увы, за гиблыми удовольствиями, страстями и сластями этого мира». Сласти и удовольствия легли в основу европейской гуманистической антропологии, а гедонизм стал ее верховным божеством. Западная культура не преображает человека и человечество, способствуя отнюдь не реинтеграции, а механизации и дезинтеграции. «Европейская культура привела к постепенному обездушиванию человека, сделав его искусственным механическим созданием. Она напоминает мне чудовищную машину, которая поглощает людей и перерабатывает их в вещи. Финал трогательно печален и потрясающе трагичен: человек – бездушная вещь среди бездушных вещей».
Подобное отношение к человеку вызвано незнанием и отрицанием его Богоподобной сущности. Один из основных элементов гуманности, истинной человечности – почитание человека как Богоподобного существа, а не только как индивида. Запад ввел это понятие индивид, а мы, православные, более любим понятие лик, личность. Индивид подразумевает отдельно взятое лицо, особу саму по себе, однако в большинстве случаев это означает также и обособленность, себялюбие, эгоизм, в то время как понятие личность включает в себя общение и единство с другими личностями, с которыми могут складываться дружеские или напряженные отношения, нередко с противоборством, а иногда и конфликтами, но все же это несравненно лучше, чем индивидуализм и обособленность.
Величайшая проблема европейского гуманизма состоит в том, что у него нет «человека», нет примера своего идеального, но при этом реального человека, по-настоящему гуманного, незапятнанного и безгрешного, которого можно было бы показать миру. Как точно подметил великий Достоевский, приверженцы гуманизма утратили Лик Христа – Единственного и Истинного Первообраза и сотворенных людей.
Преподобный Иустин с удивлением вопрошал, как это возможно, чтобы ученый человек, мыслитель, философ, интеллигент, не заметил очевидное и упустил из поля своего зрения фигуру Христа. Как можно взглянуть на Христа и не задержать на Нем свой взгляд? Это один из многих аргументов, подтверждающих, что человеку недостаточно одного сухого интеллекта, чтобы перемещаться по этой чудесной планете на протяжении мей удивительной жизни. В то же самое время, взглянув на происходящее с христианских позиций, мы с потрясающей очевидностью убеждаемся в том, что человек сильно пал и удалился от своих онтологических корней, заменив их дешевыми суррогатами.
Для преподобного Иустина как православного богослова особенно важно следующее положение: человек, хотя и пребывает на гибельном пути, может вернуться к своему истинному предназначению, поверив в свою личное бессмертие. Данная вера открывает человеку тайну его существования на земле, его цель. Вот как объясняет это сам Преподобный: «Только, когда начнет верить в свое личное бессмертие, человек становится человеком. Только в бессмертии человек открывает бессмертный смысл своей жизни, и только в Вечном находит безусловное решение вечных проблем человеческой личности».
Преподобный Иустин, как и глубоко почитаемый им Достоевский, отмечает, что человек лишается бессмертия уже с утратой идеи о ней, неминуемо склоняясь к самоубийству. Утрата идеи бессмертия знаменует окончание человеческого пути в сем мире. Эту, на первый взгляд, парадоксальную мысль авва Иустин поясняет следующим образом: «Бессмертие, обещая вечную жизнь, сильнее привязывает человека к земле. В этом, казалось бы, находится противоречие: если имеется так много, т.е. кроме земной еще и небесная жизнь, для чего тогда настолько ценить земную жизнь? Однако выходит как раз наоборот: только благодаря вере в бессмертие человек осознает свою разумную цель на земле». Вот как богомудро благовествует святой авва о том, что не может земля без неба, а человек и небо – без земли, так как человек является существом двоякой природы. Человек представляет собой область соединения видимого и невидимого, являясь психофизическим существом, которого нельзя лишить ни одного, ни другого, так как это означало бы совершение по отношению к нему противоестественных действий.
Здесь мы подошли к ключевому моменту антропологической критики о. Иустина и связанного с ним решения вопроса об отвлеченном гуманизме, способном лишить человека Света и всего Божьего в нем. Данное решение не является некой альтернативой, улучшающей положение, а в корне меняет его. По мнению Преподобного, это не что иное, как Богочеловечество – Теогуманизм.
Согласно учению о. Иустина, в Православии и его живом предании, вере, бытии и образе действий в центре располагается христианский, (Христоподобный, Христоцентричный, Богочеловекоцентричный) гуманизм, т.е. Богогуманизм, воплощенный и явленный во Христе и Его светителях. Богогуманизм является мерилом, сутью и смыслом нашего бытия, нашей жизни и делания. В дословном переводе с греческого православный гуманизм это Христианизм – Богочеловеческий союз и дружба, единство и общение, пребывание Бога и человека в единстве друг с другом, не в конкуренции и порабощении, а в самодостаточном единении.
В Православном Христианстве и его подлинном гуманизме, Богогуманизме, не отвергается, но и не является единственно верным постулат, согласно которому человек – мера всех вещей, равно как и то, что Бог – мера всего. Величие Православия состоит именно в соборности, не в исключительности, но во всеобъемлющем и объединяющем равновесии, реализованном во Христе Богочеловеке и Его Всесвятой Личности. Благодаря такому пониманию Бог и человек оказываются соединены теснейшим образом. «Полнота Православия состоит в православном гуманизме, или, как в наше время часто подчеркивал о. Иустин, – в Православном Теогуманизме, Богочеловечности, в Богочеловеческой Личности Христовой». Во Христе явлен пример подлинного гуманизма, считает Преподобный, который был, в сущности, православным гуманистом, но вместе с тем и строгим критиком западного отвлеченного гуманизма. В своей книге «Философские пропасти» он особо подчеркивает, что истинный гуманизм состоит в вечном единстве и Богочеловеческом соединении Бога и человека без слияния и умаления. По мнению авва Иустина человек как таковой – лишь homo (лат.), а это по сути то же, что и humus – земля. Из этого, однако, не следует делать вывод, что отец Иустин отвергал земную составляющую человеческой природы или гнушался ею. Он указывал на то, что человек не только земля, как понимал это Ницше, утверждая: «Я есть тело и только тело», или как говорил праведный Иов: «Я пища червей, гроб – отец мой, а земля – мать!» ( Иов. 7,5; 17, 14 ). По мнению Преподобного, жизнь не ограничивается исключительно земными потребностями. Об этом прекрасно свидетельствует сам Спаситель: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4, 4).
Антропоцентричному индивидуализму и антропологическому гуманизму святой авва противопоставил Богочеловеческий гуманизм – активный синергизм Христа и человека, Богочеловеческий образ жизни как наивысший моральный идеал, «экзистенциональный императив человеческого существа» и основной созидательный процесс человеческой жизни. В качестве современного стиля жизни он определяет христианскую этику и святоотеческий образ жизни. Преподобный Иустин утверждал, что Просвещению «непогрешимого» европейского человека (здесь он прежде всего имеет в виду гордого надчеловека) необходимо противопоставить Просвещение славянского всечеловека, укорененного в Личности Богочеловека. Подобное построение, повторяет авва, возможно во Христе и благодаря спасительной вере в Него. Гуманистическая антропология отнюдь не выступает против усовершенствования человека и его развития, напротив, ради достижения этой цели она механизировала и мобилизовала весь свой арсенал. Она осознает, что человек нуждается в усовершенствовании и довершении, между тем тот путь, который в антропологии считается верным, способным привести к прогрессу и усовершенствованию, на деле приводит к регрессии и самоуничтожению. Единственно вера во Христа и жизнь во Христе соединяют человека со Христом, благодаря чему человек постепенно освещается, просвещается и совершенствуется.
То, что не способна нам дать гуманистическая антропология, в избытке подает нам Христос: совершенного человека. Богочеловек – это образ совершенного Бога и совершенного человека. «В своей критике ложного человека, говорит владыка Афанасий, Преподобный руководствуется своим пониманием истинного человека, человека во Христе. По мнению преподобного Иустина, вообще не существует человека без Богочеловека. Сколько бы гуманизм ни возвышал человека, сам по себе, он, в сущности, безвыходно трагичен, не искуплен и не спасен. Как считает о. Иустин, это своего рода «недочеловек», или, в лучшем случае, находится только на пути к человеку, т.к. еще не является полноценным и человеком. Его гуманизация без Христа Богочеловека стала бы для него вечным пребыванием с его трагедией, греховностью и смертностью, вечным рабством и несвободой в когтях «стихии мира» и «духов злобы поднебесной», по словам Апостола Павла. Поэтому о.Иустин говорит: «Ради человека мы остаемся с Богочеловеком».
«Гуманизм в основе своей Богоподобен, потому что Богоподобие онтологически присуще человеческому естеству, в ней – сущность человека, человеческого, человечного. Человек весь трансцендентен, весь сверхъестественнен, весь из того мира. Его природа сверхъестественного происхождения, от Пресвятой Троицы. Естественно и то, что Бог стал человеком. Богочеловек – единственный подлинный, единственный «естественный», единственный совершенный человек. Потому что Он без греха, без смерти, без зла, без демонизма. Только Богогуманизм является истинным гуманизмом. Только Богочеловек является истинным человеком. Без Бога человек словно без головы».
Данное первохристианское благовествование и вечное Евангелие Божие о человеке и Богочеловеческая перспектива богословия о. Иустина представляет собой сегодня пророческое и апостольское свидетельство в мире. В связи с этим немаловажно отметить, что «гуманизируя» человека, мы еще не спасаем его, как это утверждают приверженцы учения гуманизма. Также нельзя сказать, что только «теогуманизацией», Охристовлением человека он истинно спасается в вечности, т.е. истинно очеловечивается и обожествляется, достигая состояния «мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф. 4, 13). По мнению Преподобного, мерилом и гарантией истинного гуманизма является исключительно Личность Богочеловека Христа, что соотносится с учением апостолов и Отцов Церкви и засвидетельствовано в Халкидонском догмате о совершенном Боге и совершенном Человеке, воплощенном единственно в образе Христа Богочеловека.
Преподобный Иустин своей критикой европейского гуманизма и его гуманистической антропологии не ставил перед собой цели бороться с европейским человеком как с Богоподобным существом. Он никогда не отождествлял грех с грешником, всегда богомудро их разделяя. Святой авва неизменно указывал на деструктивную силу и последствия философии, исключающей Бога или приписывающей Ему некоторую неясность и статичность в творении. Истинность подобных доводов легко проверить. Все решения гуманистической антропологии, оказавшись перед лицом вечных проблем, оказались хромы и беспомощны. Все выходы вновь сводились к безвыходности. Новый человек, современный и рациональный, привязанный к своему земному естеству и разделяющий идеи ренесссанса, перед лицом вечных проблем выглядел, подобно альпинисту без снаряжения перед подъемом на устрашающие воображение ледяные Гималаи. Убедившись в немощи европейской гуманистической антропологии, преподобный Иустин указал ей выход из того обреченного состояния, к котором она оказалась, призвав ее возвратиться ко Христу.
Благовествование о том, что во Христе человек способен обрести и усовершенствовать себя, не является чем-то отвлеченным и непостижимым для человека. С приходом Христа эта истина стала субъективной и ощутимой реальностью, в соответствии с которой, Христос не находится где-то далеко, но пребывает с нами, а мы – с Ним в Его Теле, Христовой Церкви. Данная духовная мастерская дает человеку все, что ему необходимо, чтобы реализовать проповедь о себе как Богоподобном и вечном существе.
Христоликая и светоликая личность и, в целом, богословие преподобного Иустина Нового – раннехристианский и, в то же время, современный гимн и славословие Христу Богочеловеку и в Нем спасенному, перерожденному и обоженному человеку и человечеству – людскому роду Адамову, который, несмотря на все свои грехи и отступление от Бога, неутешно томится без Него и устремляется к Нему всем своим существом. На понимании этого и основывается православный гуманизм – Богогуманизм преподобного Иустина (Поповича).
Целью нашего изложения критики гуманистической антропологии является знакомство с антропологией, основанной на человеке без Бога, и теми закономерными последствиями, которые из этого следуют. Вместе с тем нашим желанием было указать на Личность Богочеловека Христа, единственного совершенного Человека, как на единственный выход из данного положения, создавшегося вследствие ограниченного и искаженного подхода к изучению человека, применяемого гуманистической антропологией.