Соловьев, Сергей Михайлович (13.10.1885-2.03.1942), священник, поэт, историк и публицист, исполнял должность доцента по кафедре Патрологии (Отцы Западной Церкви).

Внук историка С. М. Соловьева, он приходился племянником Вл. С. Соловьеву. Окончил Поливановскую гимназию в Москве и поступил в Московский Университет, который окончил в 1911.

В 1915 Соловьев поступил в МДА на 2-й курс. 2 февраля 1916  он рукоположен в сан священника.

Основное литературное поприще Сергея Соловьева в эту пору - религиозно-философская публицистика, частично объединенная в книгу «Богословские и критические очерки».

Весной 1918 Сергей Соловьев окончил МДА, после чего, спасаясь от московского голода и разрухи, на два года обосновался в Саратовском крае - учительствовал в селе большой Карай, затем работал в уездном городе Балашове. Обстоятельства этой жизни воссозданы им в автобиографической поэме «Чужбина» (1922 г.). За годы жизни в провинции разладилась семейная жизнь Соловьева: жена Татьяна оставила его и сошлась с другим. В Москву Соловьев возвратился один.

В Москве на Рождество 1920 г. Соловьев принял решение о присоединении к католической церкви - вошел в общину русских католиков восточного обряда. Правда, внутренние колебания продолжались еще довольно долго.

Вернувшись было в лоно православия в 1921, он в 1924 окончательно связал себя с московской общиной русских католиков.

В 1920-е Соловьев продолжает вести весьма интенсивную деловую и творческую жизнь. В 1921-1922 работает в Румянцевском музее, занимается преподаванием истории античной литературы и классических языков сначала в Брюсовском Литературно-художественном институте (1920/21 -1924), затем в Московском университете (1924 - 1927).

В 1922-1923 была написана книга «Владимир Соловьев. Жизнь и творческая эволюция» - итог многолетних изысканий и занятий архивом философа.

В ноябре 1923 отец Сергий Соловьев возглавил общину московских католиков восточного обряда, в 1923-24 служил в римско-католическом храме Непорочного зачатия на Малой Грузинской улице. В ноябре 1926 был назначен вице-экзархом католиков восточного обряда.

В 1928 Соловьев был отстранен от преподавания в государственных учреждениях, в 1929, после упразднения общины, лишен возможности служить в церкви. В ночь с 15 на 16 февраля 1931 отец Сергий Соловьев был арестован. Его наследственно хрупкая и нервная натура не выдержала методов ОГПУ. В акте медкомиссии от 10 мая 1931 констатировалось: «Нервно-психическое расстройство. Нуждается в спецлечении».

18 августа 1931 Коллегия ОГПУ приговорила его к 10 годам лагерей с заменой на ссылку (в Казахстан). Однако вместо ссылки Соловьев, «как душевнобольной хроник» был направлен в «Троицкую колонию» - психиатрическую больницу на станции Столбовая под Москвой.

В 1934 Д. С. Усов писал Е. Я. Архипову: «Очень печальные известия о Сергее Михайловиче. Он снова в больнице (в Донской лечебнице), и, видимо, ему в конце концов грозит Канатчикова Дача. Про себя он говорит: «Я, конечно, сумасшедший, но не такой как другие». Он всех подозревает в контакте с администрацией больницы. Когда ему говорят друзья: «С.М., ну, посмотрите мне в глаза - неужели я могу Вас обманывать?» - он отвечает: «Я не могу смотреть людям в глаза - мне больно».

Последние годы жизни Сергей Соловьев безвыходно пребывал в психиатрической больнице имени Кащенко, отказываясь от всякого творчества и деятельности.

В августе 1941 больницу эвакуировали в Казань. Скончался С. М. Соловьев в Казанской психиатрической больнице 2 марта 1942 г. Могила Сергея Соловьева затеряна. Неоднократные попытки родственников Соловьева разыскать место его захоронения не увенчались успехом.

Из воспоминаний Е. Л. Фейнберга: «Вместе с моим другом В. Л. Гинзбургом мы отправились в морг больницы. Служитель открыл нам комнату, в которой вповалку лежали голые трупы с бирками на ноге. Он отыскал труп Сергея Михайловича, и мы договорились, что через день он подготовит труп для похорон. Жена отнесла ему одежду. Где и как раздобыли гроб, не помню. В назначенное время мы с моей женой и В. Л. Гинзбургом нашли возчика с санями, поставили на сани гроб и отправились на Арское кладбище (в одном - двух километрах от больницы). Возчик, которого с трудом удалось уговорить, очень спешил. Поэтому почти весь путь, в частности по кладбищенской аллее среди огромных сугробов, мы сами ехали на санях, обняв гроб руками. Никакого отпевания или вообще религиозного обряда не было (я не представлял себе, что это существенно, да и не помню, была ли на кладбище действующая церковь)».