Владыка, у Вас многолетний опыт служения, связанного с образованием. Вы и преподавали в семинарии, и возглавляли три академии: Санкт-Петербургскую, Московскую и Сретенскую. Как Вы оцениваете конфессиональное образование в Русской Православной Церкви?
Я думаю, что к этому вопросу можно подходить с разных сторон: если оценивать наше духовное образование с точки зрения уровня качества образования вообще в России, то оно достаточно высокое. Конечно, я говорю прежде всего о двух академиях: Московской и Санкт-Петербургской. Я не могу говорить о региональных семинариях, потому что не совсем знаком с их уровнем, а эти академии — два ведущих учебных заведения, и, если студент там действительно учится, он получает качественное образование, которое не только не ниже, но очень часто превосходит уровень образования других высших учебных заведений в России. Но есть оговорка: как я сказал, если учатся. К сожалению, у нас нет достаточно строгого подхода к оценке качества усвоения материала. Нередко учитываются другие качества студента: например, он очень хорошо поет и нужен для хора. Из него действительно потом получится хороший «музыкальный» батюшка, который в этом направлении будет работать. Могут быть и какие-то другие достоинства, в том числе личные качества. Это тоже важно в Церкви, и, бывает, это компенсирует отношение семинариста к учебе. Кроме того, сейчас, когда сокращается число абитуриентов, все больше проявляется снисхождение к студентам. Здесь есть свои минусы и плюсы.
Если же мы будем сравнивать наше духовное образование с уровнем зарубежного, то, думаю, в какой-то части оно еще уступает. Неслучайно наших студентов мы нередко направляли учиться за границу. Потому что, к сожалению, за редким-редким исключением в нашей среде практически невозможно качественно выучить древние языки, а тем более, не находясь в языковой среде, — новые. Я знаю не понаслышке об этом и знаю несколько человек, которые учились в свое время — а некоторые учатся до сих пор — в зарубежных христианских учебных заведениях. Там они изучают библеистику, патрологию, языки и достигают очень хороших результатов. Там же есть и огромный минус — отсутствие «своей» среды.
В XX веке духовное образование у нас всеми силами сводилось государством на нет. Богословский уровень наших духовных академий до революции был самым высоким среди всех Поместных Православных Церквей. Но все это было уничтожено, многие профессора эмигрировали и уже за границей развивали богословское образование. Очень долгое время у нас не занимались серьезно ни патрологией, ни литургикой, ни библеистикой, ни богословием, а на Западе все это получило развитие.
Несмотря на существенную разницу католицизма во многих направлениях с нами, немало полезного накоплено и в их опыте образования, многие источники и уникальная литература находятся в библиотеках западных университетов, содержится в разных работах, немало трудов еще ожидают переводов на русский язык, особенно если говорить об отцах неразделенной Церкви, и наши студенты тоже пользуются этим. Какое-то время назад ресурсы многих библиотек были открыты и для наших студентов: они учатся здесь, но при этом имеют возможность черпать информацию и оттуда и получать соответствующие знания.
Правда, говорить об уровне образования в разрезе количества знаний недостаточно. Оценивая качество духовного образования, нужно говорить и о воспитании. Мы все, не только студенты, но и взрослые, бывшие студенты, которые жили в других условиях, понимаем, что сейчас находимся совсем в другом мире, нежели тот, который был в 1990-е годы, когда наступила свобода верить и люди ринулись в Церковь. Сегодня, если быть честными перед самими собой, мы стали слабее, мы расслабились, прежде всего духовно. И мне кажется, что ни пандемия, ни та тревожная ситуация, которая развернулась сегодня, сейчас, до сих пор нас всех не мобилизовала. Но из этого мира мы и получаем студентов.
Я общаюсь со студентами до сих пор, хотя и не так тесно, как раньше. В Тверскую епархию к нам приезжают группы из Московской духовной академии, они проходят в школах нашего города практику. Она называется миссионерской, хотя по факту это и педагогическая практика, и практика в исправительных колониях, это и непосредственное общение со сверстниками, которое дает огромный опыт. К этому общению нужно готовить, очень многое зависит от смекалки, от того, как они сами научились общаться, как поставлена их речь, какие книги они читают и насколько они вообще эрудированные, находчивые, обладают ли чувством юмора и другими, особенно музыкальными, очень востребованными в школьной и светской среде, талантами.
Наблюдая за этими ребятами, я вижу, что группа от группы очень сильно отличается: первый курс от третьего, третий от четвертого. То есть каждый курс — как будто разные поколения. Хотя они все почти ровесники — плюс-минус один-два года, — но даже эта разница уже составляет представление о разности молодых людей. Те, кто поступали еще до меня, за год до того, как меня назначили в Московскую духовную академию, — одно поколение. Те ребята, которые поступали двумя или тремя годами позже, были уже совсем другими. Общаясь с ними, я вижу, что будущее у нашей Церкви есть, потому что это очень интересные и способные ребята. И кажется, — особенно это касается последних наборов, которые сократились, — ребята заранее подумали над своим будущим, в том числе с точки зрения разных рисков. Они, наверное, уже перестают чувствовать это состояние расслабленности и понимают: если готовишься служить Богу, нужно во всех отношениях приготовить себя к лишениям, к искушениям, к скорбям и быть твердым в своем выборе. Мне думается, что у нашей Церкви есть будущее в плане качества, а это то, что нам прежде всего необходимо прямо сейчас. Впрочем, люди со временем способны сильно меняться. Даже те, кто сегодня искренне радеет о служении.
В России сейчас почти 40 духовных школ и три академии. Как Вам кажется, не много ли это? Или, может быть, наоборот, не хватает где-то семинарий? В Твери ведь раньше тоже была духовная семинария. Не нужно ли ее возродить?
Сегодня уже не ставится вопрос о том, что нам не хватает духовных учебных заведений. Их даже предостаточно. Ведется очень большая работа, чтобы подтягивать те духовные учебные заведения, которые не вполне соответствуют уровню, запрашиваемому и сегодняшним временем, и тем условиям, которые ставит священноначалие. Это работа кропотливая, сложная. Наверное, мы все-таки придем к тому, что какие-то семинарии будут преобразованы в учреждения по подготовке церковных специалистов, что, собственно говоря, уже происходит. Этого не нужно пугаться и стыдиться. У каждого времени свои запросы. Нужно честно смотреть на то, что реально происходит. Не все зависит от нас, церковных людей.
Для того чтобы семинария существовала, необходимы очень важные условия: прежде всего наличие людей, желающих в ней учиться. Затем уже — материально-техническая база и интеллектуальный потенциал того региона, в котором семинария находится. Нужны и светские преподаватели, и люди с богословским образованием. У нас в Твери пока таких условий нет, и я думаю, что в самом ближайшем будущем они не появятся. У нас в епархии только два кандидата богословия: я как правящий архиерей, который вряд ли будет заниматься преподавательской деятельностью и духовной семинарией, и еще один священник, который недавно получил степень в Свято-Тихоновском институте.
Подавляющее большинство нашего духовенства, к сожалению, не имеет опыта очного обучения в духовном учебном заведении. Поэтому интеллектуального богословского потенциала в Твери фактически нет. Кроме того, здание духовной семинарии долгое время использовалось не по назначению, оно требует колоссальных вложений для того, чтобы привести его к современным требованиям, которым должно соответствовать учебное заведение. А ведь сейчас духовные учебные заведения тоже проходят соответствующую аккредитацию, и не только церковную, но и государственную, в ней есть пункты, которые нужно выполнить обязательно. Надо сказать, что даже мастодонты — Санкт-Петербургская и Московская духовные академии — не на сто процентов соответствуют этим условиям, потому что, как и большинство семинарий, находятся в приспособленных зданиях архитектуры своего времени. Поэтому о возрождении Тверской духовной семинарии речь сегодня не идет, в ближайшее время, я думаю, этот вопрос и не будет стоять.
Мы отправляем своих студентов в близлежащую мою родную Московскую духовную академию. Молодых людей, которые поступают на очную форму обучения, у нас немного, открывать семинарию для того, чтобы к нам поступало пять человек очников и потом добирать всеми способами заочниками, я думаю, контрпродуктивно, это будет профанацией. Нужно поступать честно: либо делать хорошо, либо вовсе не делать. На хорошо мы не способны сейчас. Поэтому будем отправлять своих абитуриентов в те учебные заведения, которые уже имеют базу, прекрасный преподавательский состав, а самое главное — традицию, которая жива и передается самой жизнью в сердце русского Православия, в Троице-Сергиевой Лавре, в Московской духовной академии.
То есть если бы молодой человек спросил Вашего совета, куда поступать, Вы бы, вероятно, предложили ему Московскую или Санкт-Петербургскую духовную академию?
Я всех своих студентов учиться очно благословляю именно в Московской духовной академии. Она ближе к Твери и это моя родная академия, которая мне дала все, что есть во мне хорошего, которой я обязан своей любовью к Церкви, богослужению, всем, что вложили в меня мои преподаватели, старцы Троице-Сергиевой Лавры, сама лаврская атмосфера с ее службами и неподражаемым церковным пением. Это братство, которое существует во всем мире. Мы, выпускники Московской духовной академии, сразу друг друга узнаем. Мы все дети преподобного Сергия.
А вот что касается заочной формы обучения, я хорошо знаю, как она поставлена в Санкт-Петербургской духовной академии, в которой я был десять лет ректором. Я видел, в каких условиях там обучаются заочники, благодаря трудам проректора по учебной работе, преподавательскому составу, команде, которая все это обеспечивает и все это создала. Там самые благоприятные условия для заочников.
То дистанционное обучение, которое позже стало внедряться везде, в первую очередь было использовано на заочной форме обучения в Санкт-Петербургской духовной академии. Там была смешанная система обучения. С одной стороны, каждый имел свой личный кабинет, через который получал задания и регулярную обратную связь. С другой стороны, были и есть установочные очные лекции и сессии. Но и сами заочники были дисциплинированы. В академии всегда шли навстречу священнику, который занят на приходе, у которого может возникнуть форс-мажор, способный помешать прибытию на сессию. В таком случае он должен был лишь заранее предупредить, написать прошение — и можно сдавать сессию отдельно, в свое время. Главное условие — давать о себе знать и учиться. Мы все делали для того, чтобы дать возможность всем получить хорошее образование. Очень многих принимали со снисхождением, но требовали дисциплины, усидчивости, обратной связи, своевременного выполнения заданий.
Выходит, среди духовных учебных заведений Санкт-Петербургская академия была первопроходцем уже ставшего привычным формата дистанционного образования с личным кабинетом, персональными заданиями и обратной связью от преподавателей?
Первопроходцами были, скорее, отец Георгий Урбанович с матушкой, они сделали подобное в Смоленской духовной семинарии. И по образцу Смоленской семинарии, которая, конечно, меньше Санкт-Петербургской академии, этот опыт был масштабирован и внедрен для заочников на новом, широком уровне. Именно поэтому, зная уровень преподавателей и подход к заочному обучению, заочникам я рекомендую поступать в Санкт-Петербургскую духовную академию.
Санкт-Петербургская и Московская духовные академии очень разные. Но это места с прекрасным преподавательским составом, по-своему уникальными людьми, которые учат студентов отвечать на вопросы современного человека и вести диалог с современным обществом.
Помогает ли Вам сейчас, при несении послушания митрополита Тверского и Кашинского, опыт ректорства в духовных академиях?
Безусловно. Я благодарен академиям, прежде всего Санкт-Петербургской, за расширение кругозора. В Сергиевом Посаде своя особая атмосфера, а вот Петербургская духовная академия, наверное, больше располагает к тому, чтобы учиться диалогу с внешним миром. Петербург вообще меняет людей. И меня он изменил в том числе, научил, быть может, более смелому отношению к тому, что Церковь сегодня встречает в качестве вызовов. В СПбДА я встретил потрясающих преподавателей и замечательных людей. Жалею только о том, что, будучи ректором, я мог, но не смог услышать вживую все лекции удивительных профессоров, некоторые из которых — например отец Ианнуарий (Ивлиев) — уже отошли ко Господу. Но мне хватило этого общения, чтобы взять от каждого понемногу, изменить что-то в своем подходе и к проповеди, и к слову, и к общению с другими людьми. Это был очень хороший опыт. Опыт общения со студентами университетов, с преподавательским составом. Когда ты общаешься с умными, образованными людьми, это и тебя обогащает, и этому совершенству нет предела! Мне и сегодня это очень помогает, особенно в том, какими словами я обращаюсь к своей пастве, как я общаюсь с представителями нашей тверской общественности.
К сожалению, мне сегодня не очень удается следить за новинками богословской мысли, но я пытаюсь расшевелить в том числе наше духовенство, и мы уже дважды на очень хорошем уровне силами великолепного преподавательского состава из МДА, СПбДА и ПСТГУ организовывали курсы повышения квалификации для духовенства Тверской епархии, а в этом году и для всей Тверской митрополии, трех епархий. Это должно очень многое значить для нашего духовенства. К сожалению, в силу некой инерции еще не все священнослужители это понимают и воспринимают. Это поле надо еще долго, очень долго пахать, затем боронить, засеивать и поливать. Над этим я продолжаю работать. И благодаря прежним связям с академиями удается приглашать замечательных преподавателей.
Беседовали Мария Стрельчук и Никита Глявин
Фото из архива Московской духовной академии
Продолжение следует...