Протоиерей Сергий Иванович Четвериков в Русском студенческом христианском движении и на о. Валаам (1927–1940 гг.)
С момента эвакуации из России обладавший немалым церковно-педагогическим опытом, протоиерей С. И. Четвериков деятельно включился в работу с русской молодежью за границей. В 1928 г. он принял предложение митрополита Евлогия принять обязанности духовного руководителя Русского студенческого христианского движения, распространившего свою деятельность не только на обширную епархию митрополита Евлогия, но и на новые государства, в границах которых сохранялись исторические русские монастыри, — Эстонию, Финляндию и Латвию. В годы духовного руководства Движением (1928–1941 гг.) о. Сергий фактически являлся его главным идеологом, во многом определял места и темы проводимых конференций и съездов. Об этом — статья историка Александра Клементьева.
Статья

Протоиерей Сергий Иванович Четвериков известен в первую очередь как священник и фактический духовный руководитель Русского студенческого христианского движения в Европе и автор единственного серьезного исследования о молдавском старце Паисии Величковском[1]. Осознавая важность сохранения духовной связи русского рассеяния с чудом уцелевшими в пределах новых лимитрофных государств историческими русскими духовными центрами, он сумел связать христианское движение русской зарубежной молодежи с русскими обителями, как древними — Печерским и Валаамским мужскими монастырями в Эстонии и Финляндии, так и с более новыми женскими обителями Эстонии и Латвии. Для многих движенцев съезды и паломничества, устраивавшиеся в этих обителях, стали первой, а иногда и единственной встречей с родной землей.

Деятельное прикосновение жительствовавшего с 1923 г. в Братиславе прот. С. И. Четверикова к работе РСХД началось, пожалуй, с появлением обзора «О внутренних препятствиях на пути к Евангелию» на страницах движенского журнала[2].

В 1925 г. о. Сергий выступает создателем «Русского Православного Пастырского Братства в память о. Иоанна Кронштадтского» и редактором братского журнала «Русский пастырь»[3]. В 1926 г. он принимает участие в продолжавшейся целую неделю Штернбергской студенческой конференции (около 60 участников) «Христианин в современной жизни», семинарами которой руководили М. Л. Бреше, В. Ф. Марцинковский, В. В. Зеньковский. Сам о. Сергий «участвовал в заседаниях группы Л. А. Зандера [Тема собраний: О Богоявлении Иисуса Христа]. Собиралось от 12–15 человек. Собрание начиналось и оканчивалось молитвою. Каждый участник собрания имел у себя Новый Завет на русском языке. Руководитель указывал те места евангелия, где говорится о богосознании Иисуса Христа. По его указанию присутствующие отыскивают эти места в своих книгах. Найденное место прочитывалось кем-либо из присутствующих, отыскивались параллельные места, выяснялся смысл прочитанного, отмечались возможные оттенки заключающихся в нем мыслей. В трудных случаях обращались за разъяснением к священнику, принимавшему участие в общей работе. Отличительною чертою производившейся работы я бы назвал осторожность, даже робость, с какою участники собрания высказывали свои мнения. Заметно было желание не свое понимание заявить, а от других услышать правильное понимание. Заметна была даже как будто неохота высказываться. Руководителю приходилось втягивать участников в обмен мнений. Он вел эту работу очень искусно, стараясь не впадать в проповеднический или лекторский тон, хотя это и не всегда ему удавалось»[4].

О. Сергий также выступил на конференции с часовой лекцией «Путь любви к Богу и ближнему в сознании и в жизни Русского народа» и опубликовал подробнейший отчет о ее работе и определившихся в ее ходе задачах и стремлениях[5], выделив самое главное различие русского студенчества прежних времен и студенчества эмиграции: «Ничего подобного не было раньше в России!..» Встреча с молодежью Штернбергской конференции, судя по всему, произвела на о. Сергия сильное впечатление и в значительной степени определила его жизнь на два десятилетия: «…видим в религиозном движении студенчества чрезвычайно важное явление русской церковной жизни в эмиграции. Ничего подобного не было раньше в России. Можно усматривать в этом движении те или иные недостатки, можно иметь опасения за характер его дальнейшего развития, но это не умаляет его значения. Молодежь обращается своим сердцем к Богу и Церкви. Она делает это искренно и горячо. Она вступает на новый путь духовной жизни, какого до сих пор не знала русская интеллигенция, но который всегда был глубоко сроден душе русского народа»[6]. В 1926 г. в «Общедоступной религиозной библиотеке» выходит его брошюра «Великим постом»[7], в десяти главах разъясняющая смысл Святой Четыредесятницы.

В следующем году в № 3 «Русского пастыря» о. Сергий помещает под заголовком «Притеснение православных на Валааме. [Два документа]»[8] материалы, освещающие начавшееся в связи с календарной реформой разделение внутри братии Валаамского монастыря в Финляндии — фотостат автографа ответного письма Патриарха Московского Тихона (1925 г.) на вопрос валаамского инока о календарных стилях и адресованное самому о. Сергию как редактору журнала «Пояснительное письмо одного из Валаамских иноков, оставшихся верными Церкви». Письмо это публикуется без подписи, наличие которой, однако, особо оговаривается. Об отношении самого о. Сергия к событиям в Православной Церкви Финляндской Республики можно судить из собственного его примечания к публикации: «Печатая помещаемые ниже документы, освещающие положение Православия на Валааме, редакция приветствует мужественных хранителей православных преданий и желает им помощи Божией в неизменной верности учению и правилам родной Православной Церкви. Редакция»[9]. Эта публикация стала, по-видимому, его первым печатным соучастием событиям жизни монастыря, в котором ему предстояло прожить около двух лет…

6–9 сентября 1927 г. по инициативе РСХД в Париже на Сергиевском подворье созывается Религиозно-педагогическое совещание для обсуждения вопросов религиозной работы Движения среди подростков и детей, в котором о. Сергий выступает с докладом «Религиозные запросы подростков и детей», кроме него говорят С. С. Шидловская, И. А. Лаговский и В. В. Зеньковский[10]. Следующее выступление его в «Вестнике» — очерк, разъясняющий заблуждения теософов[11].

12–18 сентября 1927 г. он участвует в выработке «Основных положений Р. С. Х. Движения за рубежом»[12], принятых Пятым общим съездом РСХД в Клермоне, и делится своими наблюдениями о работе съезда и духовном состоянии его участников. Основным недостатком Движения ему представляются «неясности […] нашего Движенческого идеала»[13]. На этом съезде о. Сергий оказывается в числе избранных в члены совета Движения 12 человек (председателем стал В. В. Зеньковский), причем единственным из них в священном сане[14]. Доклада на съезде он не произносит[15].

28 октября помечена написанная им в Братиславе заметка «Русское Христианское Студенческое Движение и Россия», посвященная летней конференции Движения 18–24 июля в Клермоне же. В ней впервые сформулированы те основные мысли о. Сергия о задачах и путях работы Движения, которые он будет развивать и стараться воплотить в продолжение последующих полутора десятков лет. Здесь определено и его представление о правильном отношении Движения к советской России, четко указано, «что должна существовать граница между лояльным отношением к государству и идейною с ним солидарностью. Последняя возможна лишь при условии одинаковой идеологии Церкви и государства. Между русскою Церковью и советским государством такой одинаковости не только не существует, но существует прямая противоположность атеистической, антихристианской и материалистической идеологии советского государства и христианской, религиозной, молитвенной идеологии Церкви, […] никакие попытки примиренчества, искусственной солидарности, никакие конкордаты с советской властью не обеспечат православной Церкви в России ни безопасность, ни мирного течения церковных дел»[16]. Эта заметка написана на фоне перепечатки «Вестником» послания митр. Сергия (Страгородского), требовавшего от заграничного русского духовенства «полной лойяльности [sic!] к советскому правительству во всей своей общественной деятельности»[17].

С 3 по 6 февраля 1928 г. он участвует в заседании первой сессии новоизбранного Совета РСХД в Париже, на котором была оглашена программа работы Движения, причем особое внимание привлекли два вопроса: «1) необходимость укрепления духовной жизни Движения и усиления его чисто религиозной, миссионерской работы и 2) педагогическая и юношеская работа». Возвратившись в Братиславу, о. Сергий предлагает русской молодежи в каждой личной жизни осуществлять «христианство как рождение новой жизни в душе и как трудничество во Имя Христово», «связать каждое свое дело, каждое намерение с памятью о Христе, освятить его этой памятью, — подчинить его этой памяти», то есть «трудиться и жить во имя Христово»[18]. В связи с этим о. Сергий предложил привлекать к работе членов созданного им в Королевстве сербов, хорватов и словенцев «Пастырского Братства имени о. Иоанна Кронштадтского», председателем коего он являлся. В последний день заседаний председатель Совета В. В. Зеньковский заявил, что участие о. Сергия в работе Совета имеет особое значение, о. Сергий произнес и заключительную речь[19].

5 февраля «в собрании членов Движения и большого числа лиц интересующихся» о. Сергий сделал доклад «Задачи Движения», определив задачу ближайшую как «объединение русской студенческой молодежи в православной Церкви для жизни христианской»: «Движение может дать своим участникам многое — оно подготовляет почву сердца к принятию благодати Божией, даруемой Церковью. Оно подводит молодежь к Евангелию, помогает ей узнать Евангелие, сродниться с ним. Оно приучает к серьезным мыслям и беседам о духовной жизни, оно регулирует внутреннюю и внешнюю жизнь по заповедям Евангелия; оно сближает между собой членов Движения, устанавливает среди них единство мысли и поведения. Оно, на своих конференциях, в общих молитвенных собраниях создает высокий подъем религиозного и молитвенного духа. Медленно и тихо — оно подводит молодежь к сознанию своего братства и единства во Христе, преобразует движенческий союз в сплоченную христианскую семью — единое христианское братство. В своем постепенном развитии и углублении Движение становится нравственною силою и начинает приобретать общественное значение»[20]. По мнению о. Сергия, основное преимущество современной зарубежной русской молодежи, в сравнении с юношами и девушками «прежних молодых поколений русской интеллигенции», заключалось в том, что ей «становится близкой, понятной, дорогой, — самая духовная сущность русского благочестия, и она именно, начинает захватывать и волновать сердца русских юношей и девушек. Здесь оказывается корень нового юношеского идеализма, здесь, — духовный узел, связующий русское юношество с родным народом в единую душу и единое сердце. […] И в этом заключается наше преимущество перед прежними поколениями, а вместе с тем и наша вторая новая великая задача, — послужить делу сбережения в русской народной душе и в русской общественной жизни идеалов христианства и православия». Очень скоро именно на недавних русских землях, ставших областями новых лимитрофных государств Прибалтики и Восточной Европы, движенцы будут деятельно оберегать местную русскую молодежь от распространяющейся безбожной заразы, причем не только советской, в чем воплотится пожелание о. Сергия в Движении «видеть передовую, русскую, народную, православную, нравственную силу, призванную потрудиться над созданием сознательной православной жизни русского народа»[21].

В довольно обширном очерке «Бог в русской душе», завершенном еще в Братиславе 26 мая 1928 г., о. Сергий обозначает основные вехи будущей своей пастырской работы с русской молодежью. По его мнению, «люди постепенно отошли от Христа, перестали чувствовать над собою Его живое вездеприсутствие, утратили сознание своей ответственности перед Ним, и потеряли способность и охоту устраивать свою жизни и улаживать свои взаимоотношения в духе Его Святого учения, одним словом, вышли из послушания Христу, как богатые, так и бедные, как высокопоставленные, так и простые. Русь осталась святою только по имени, по традиции, а не на самом деле. — В этом и состоит, как мы полагаем, корень русского зла»[22].

15 июня 1928 г. состоялось назначение о. Сергия на пост священника РСХД, в каковой должности он останется до 1 мая 1941 г.[23]. В связи с этим событием, впоследствии сообщившим прот. Четверикову репутацию самого известного священнослужителя Зарубежной Русской Церкви, новый руководитель сразу же выступил с пространным разъяснением. Он определял свое положение в Движении как пастырское руководство, то есть не связанность какими-либо административными обязанностями, определенно заявлял о том, что не может считаться духовником Движения, во-первых, поскольку отделения движения разбросаны по всей Европе и Америке, а его местопребыванием предполагается преимущественно Париж, во-вторых, потому, что избрание духовника — дело свободное и перемена его «не благословляется практикою Церкви». Свое отношение к Движению о. Сергий определял так: «…я буду жить с Движением одною жизнью; входить, насколько смогу и сумею, в жизнь как отдельных членов Движения, так и в жизнь кружков и съездов, работать и молиться с ними; теснее связывать Движение с Церковью помогать ему выяснять и осуществлять его задачи, содействовать его правильному церковному росту и развитию»[24].

Летом он не успевает приехать на собравший 125 участников, но оказавшийся малоуспешным местный французский съезд РСХД в Клермоне[25] (пропустили съезд и еп. Сергий Пражский, и прот. С. Н. Булгаков), но 10–16 сентября участвует в собравшем представителей восьми стран рассеяния VI Общем съезде в замке Савез. В 4-й день съезда о. Сергий и о. Л. Липеровский выступили с докладами «Духовные проблемы Движения»[26]. Октябрьский номер «Вестника» поместил доклад о. Сергия «Работа в Движении, как служение Церкви и России». В условиях, когда «против Силы Христовой поднялась в России страшная сила антихристова в лице безбожного коммунизма, возглавляемого существующею в России советскою властью», духовный руководитель Движения утверждал, что оно «должно быть национальным русским движением. Одушевленное идеалом „Святой Руси“, оно придет в Россию и будет помогать ей быть и „Святою Русью“, и „Великою Россией“», а его внутренняя духовная работа «состоит в постоянном возрастании в вере, смирении, горении духа, братской любви, и молитве»[27].

12 октября о. Сергий отправился в Болгарию на конференцию Болгарского студенческого дружества и еще в поезде познакомился со знаменитым протопресвитером Стефаном Цанковым, ставшим близким другом и покровителем Движения русского. 15 октября в монастыре Земен «был мой доклад „О Царствии Божием внутри нас“. Я говорил о различных внутренних состояниях человека, о жизни плотской, душевной и духовной — по руководству св. Ап. Павла, и мой доклад, без всякого умысла, явился естественным дополнением предыдущего доклада о. Цанкова». В тот же день после приезда митрополита Стефана «состоялся мой дополнительный доклад „О значении Церкви в духовной жизни христианина“, вызвавший разговоры о необходимости личного подвига, личной жертвы со стороны христианина, при чем мне говорили о необходимости исповедничества своей веры среди неверующего и индифферентного общества»[28]. Здесь же, скорее всего, происходит его знакомство с представителями «Союза румынских христианских женщин», подробный рассказ о работе которого в качестве возможного примера подобным союзам русским о. Сергий помещает вскоре в «Вестнике»[29].

В 1928 г. работа Движения в Париже началась 29 сентября. Первым практическим следствием появления священника Движения стало решение об устроении церкви Движения в доме 10 по бульвару Монпарнас преимущественно для Юношеского отдела движения. Решено было, что «церковный совет, хор и прислуживающие в церкви должны состоять из членов кружков мальчиков, кружков девочек и Юношеского Клуба Движения. Отец Сергий решил обратиться по поводу создания этой церкви с особым письмом ко всем членам Движения», он также взялся вести работу кружка «Изучение аскетических писаний»[30]. К 3 декабря удалось привести в относительный порядок выделенное под храм помещение, и «3 декабря в семь часов вечера было совершено малое освящение храма и после него всенощное бдение, а на следующий день Божественная литургия»[31]. Так началась жизнь храма Движения, существующего (правда, по другому адресу) и сегодня.

О. Сергий обращает внимание движенцев на появляющиеся новые полезные христианские издания, помещает обзоры брошюр русского «Православно-миссионерского издательства» в г. Белая Церковь в Королевстве С. Х. С.[32]. Отзывается он и о «Православном Русском Календаре», издаваемом Типографским братством в Ладомировой, в Словакии, которым пользовались большинство священнослужителей и приходов заграничной Русской Церкви[33].

Включается о. Сергий и в работу по изданию «Бюллетеней Религиозно-Педагогического Кабинета» при «Вестнике РСХД» и уже в первом выпуске «Бюллетеня» определяет борьбу за «оберегание религиозного и национального духа русской молодежи», сохранение родного языка, русского и православного облика русских детей в качестве неотложной задачи Русской Зарубежной Церкви[34].

11 ноября он выступает вместе с прот. С. Н. Булгаковым и В. В. Зеньковским с докладом на однодневном съезде РСХД в Шавилле близ Парижа[35].

С первого номера «Вестника» 1929 г. о. Сергий публикует «Мысли о христианской жизни русских старцев подвижников и святых» — систематизированные подборки отрывков из известных публикаций, могущие способствовать разъяснению способов и смысла христианского служения[36]. Подготовкой таких подборок фрагментов писаний христианских подвижников и богословов он занимался еще в годы служения в Полтавской епархии, под началом архиеп. Феофана (Быстрова), поручившего ему, в частности, составление так и не изданного «Полтавского патерика». Сам архиеп. Феофан являлся большим любителем подготовки подобных хрестоматий, в этой манере мозаики цитат других авторов составлены и большинство его собственных богословских работ, уцелевших, но остающихся неизданными. Впоследствии, живя в Валаамском монастыре, о. Сергий подготовит две подобных книги, получивших ныне достаточное распространение, о чем скажем ниже… Впрочем, даже обращение к памяти святых подвижников связывается в его писаниях с окружающей действительностью и, говоря о значении св. Николая Мирликийского для русского народа, он не забывает призвать к участию в отстаивании русских владений в Бари «от передачи безбожной власти»[37].

3 февраля в докладе в общем собрании парижского Движения о. Сергий разъясняет необходимость разумного совмещения детско-юношеской просветительной кружковой работы Движения, спасающей русских детей от утраты национальности и религии, с выполнением основного назначения Движения — «жить религиозною, христианскою жизнью в Церкви. Эту задачу должны выполнять и все Движение, и каждый кружок, и каждый член Движения в отдельности. Без служения этой задаче теряет смысл самое существование христианского Движения». По его мнению, «работа эта, по существу своему, не только не является отклонением от прямой задачи Движения, а наоборот, может быть одним из наиболее плодотворных видов ее осуществления»[38].

Весною 1929 г. о. Сергий задумывает создание Содружества внутри Движения и рассылает его членам «Основные положения Содружества» для возможного обсуждения и дополнения. Целью Содружества он видел углубление внутренней жизни Движения путем более ответственного отношения каждого движенца к своей индивидуальной внутренней жизни[39].

В майском номере «Вестника» сообщается о намерении провести 4–12 августа местный прибалтийский съезд Движения в Печерском монастыре[40].

Тем временем к Движению присоединяется все больше людей самых разных взглядов и убеждений, о чем ясно говорит его священник в «Заметках о Движении»: «Какой-то дух внутреннего разложения веет иногда в Движении, дух сомнения, недоверия и осуждения. Идея Движения остается для многих неясной […] Движение одним представляется Имкой, другим Православным Братством. Для одних оно — чуть ли не монастырь, для других — клуб с танцами и играми. Члены Движения с уклоном к монашеству, а отчасти и к сектанству, возмущаются тем, что молодежь танцует. Другие, напротив, готовы упрекать молодежь в ханжестве. […] Уже одно то, что русское студенческое христианское Движение имеет свой православный храм и своего православного священника, чего не имеет ни одна из организаций Имки, указывает на коренное отличие нашего Движения от Имки. Наше Движение уже перестало быть, (если только и было когда-нибудь), подготовительною ступенью к Церкви, и приняло вполне православный облик»[41].

24 мая в Германии, в Саарове открылся местный съезд РСХД. О. Сергий принял участие в дискуссии «О задачах РСХД» вместе с собравшимися студентами, С. А. Степуном, С. Л. Франком и И. А. Лаговским. В день закрытия съезда 26 мая о. Сергий прочел доклад «Идеал Святой Руси и современность». На примерах святых подвижников древности и современности (о. Сергий зачитывал предсмертные письма Петроградского митрополита Вениамина (Казанского) о. Сергий показал собравшимся, что «христианство не есть только собрание теоретических истин, тогда бы не было бы Церкви. Церковь не есть только собрание верующих во Христа людей. Церковь — это небесно-земной организм, и это и определяет ее значение. Церковь питает духовно всю жизнь человека, она требует деятельной любви ко Христу, активности, подвижничества»[42].

Летняя конференция Движения в Чехословакии прошла, как и годом ранее, в селе Худобине, на Мораве. О. Сергием был прочитан доклад на тему «Современность и наши задачи», так же формулировалась и тема всей конференции. Главными чертами Движения он называл его чистую русскость и близость к Православной Церкви[43].

Ночью 4 августа 1929 г. о. Сергий вместе с И. А. Лаговским, о. Л. Липеровским и почти сотней движенцев из Латвии прибывает в эстонский город Петсери[44], прежние Печоры, на второй Прибалтийский съезд РСХД, которому было суждено стать самым значительным и прославившимся собранием за всю историю этой организации. В продолжение этого съезда с 3 по 11 августа проводились кружковые семинары, которых было шесть: «Прот. С. Четверикова — посвященный общей теме „Молитва и жизнь“. Л. Н. Липеровского — „Евангелие как основа жизни“. Л. А. Зандера — „Философия как путь к вере“. И. А. Лаговского — „Вопросы религиозной педагогики“. В. В. Преображенского — „Апологетика и история“. В. Ф. Бухгольца — „Апологетика и естественные науки“»[45]. Доклады проходили в основном в Сретенском храме, где для участников были расставлены скамьи.

В представленной Синоду Эстонской Апостольской Православной Церкви «Отчетной ведомости о Печерском Успенском монастыре за 1929 год» игумен монастыря Петсерский (или Печерский) епископ Иоанн (Булин), ставший почти сразу деятельнейшим соработником и покровителем Движения, привел подробный отчет о работе съезда: «Съезд этот состоялся с разрешения Министерства внутренних Дел, сборным днем его было воскресенье 4 августа. В 11 часов вечера этого дня, по прибытии вечернего моторного поезда, в древнем Успенском соборе собрались до 250 человек — членов Движения и настоятелем монастыря был отслужен им молебен с произнесением соответствующего слова. Все съехавшиеся были размещены по свободным помещениям и многим братским кельям. Некоторые из братии переместились на время „Съезда“ на чердаки, дабы предоставить движенцам больше удобств. В последующие дни прибыло еще до 125 движенцев и друзей „Движения“ для участия на съезде. Работы съезда продолжались включительно до воскресенья 11-го августа, когда большинство его членов говело и приобщалось Св. Христовых Таин. Монастырь своим укладом, бытом и уставом совершенно покорил настроение движенцев. Все члены съезда ежедневно бывали за ранней литургией с 6 час. у. — 8 час. утра и за общей вечерней молитвой и богослужением в Успенском соборе. Сами движенцы пели в хоре и исполняли уставные чтения. Всем движенцам чрезвычайно понравилось пение хора монашествующих. Работа съезда описана в книжке, изданной на правах рукописи в ограниченном количестве экземпляров Ревельским объединением „Движения“ под заглавием „У родных святынь“ с видом на повседневный колокол „Большой Звонницы“. В числе членов съезда была молодежь из Эстонии, Латвии, Финляндии, Румынии, Литвы, Чехословакии, Бельгии и Франции, руководил съездом Лев Александрович Зандер. Сотрудниками его были: духовник Движения — протоиерей Сергий Четвериков, диакон Лев Николаевич Липеровский и Иван Аркадьевич Лаговской. На съезде перебывало много местного населения, полюбившего работу „Движения“»[46].

Именно в Печорах впервые большая группа движенцев из многих стран объединилась на недавней еще исторической русской территории, вернувшись на время в пределы, которые сам о. Сергий любовно, хотя и осторожно, именовал Святой Русью[47]. 8 августа до 200 участников съезда выезжали (без о. Сергия) в древний Изборск, где под водительством знатока истории края А. И. Макаровского[48] осматривали крепость, посетили все храмы и часовни и ухитрились в бинокли разглядеть псковский Троицкий собор и тогда еще не сваленную комсомольцами колокольню Снетогорского монастыря. Некоторые же особенно усердные, желая увидеть знаменитую звонницу и храмы с источником, добрались до Мальского погоста… «С этого дня, с видения Святой Руси начался „праздник съезда“ — великий взлет веры и любви, который, начиная с четверга, рос и ширился до самого конца съезда, он сломил лед самых холодных душ, сделав верующими неверующих, указал смысл жизни искавшим его и явил нам в своей высшей точке ослепительную истину торжества православия»[49].

Охватившие собравшихся ощущения отразились в отчете о съезде: «…посмотреть в Печерах изгнанникам эмигрантам, на чужбине живущим, есть что. Русь! Совсем как у Гоголя в „Мертвых душах“ — без конца и края лежит она со всем своим добром и злом. Такая она и тут… Русские избы, заваленки со старухами в темных платках, парни с гармонями и гитарами да девушки с семечками. Бабы и ребята — с ног до головы русские, обилие чайных и, увы, питейных заведений. Русь со всеми своими качествами, пороками. А вокруг поля да леса с деревеньками; а в деревеньках этих еще чище, еще глубже живет Русь, исконная, крестьянская. И идет так до самой грани-рубежа, где стонет Русь под пятой Змея Горыныча, страшного дракона красного, посягнувшего на православную веру. А тут, слава Богу, стоит еще уголок ее со своими звонами колокольными, со своими силами непочатыми, со своими мужиками неиспорченными. Русь! Ты нас окружила, ты нас благословила своими святынями, ты завещала нам бороться за веру православную, ты вдохнула в нас силы животворящие»[50]. Движенцам явился и наглядный пример живого усердия местных жителей к делу православия — они осмотрели постройку новой каменной часовни, возводившейся в эти самые дни на месте явления Пресвятой Богородицы у стен крепости[51]… Здесь каждый имел возможность сравнить положение православных в лютеранской Эстонии и в советской России, где ровно неделей ранее, в ночь на 30 июля, была в несколько часов срыта величайшая московская святыня — Иверская часовня у Красной площади, под газетные сообщения о каковом событии собравшиеся и выезжали на съезд[52]

10 августа о. Сергий выступил перед съездом с докладом «Таинство Евхаристии как средоточие жизни христианина», который стал «как бы переходом от рабочих дней съезда к его благодатному концу: исповеди и Причащению Св. Таин»[53]. После о. Сергий «служил всенощную, а по окончании ее также исповедывал до поздней ночи»[54], как и прочие священники, бывшие на съезде. Собравшиеся свидетельствовали, что в этом неординарном собрании молодежи ощутимо воплотился всегдашний призыв о. Сергия к единению во Христе: «…сразу все почувствовали, что нет тут дальних и близких, а есть только движенцы, братья по православию. […] это было одним из самых радостных ощущений съезда»[55].

Общий съезд стал решающим событием для успешнейшего организованного противостояния безбожию на пограничных антихристианскому советскому государству Печорско-Изборских исторических русских землях, а Движение в Эстонской Республике — примером для всего РСХД: «В Печерах на общем собрании был избран деловой комитет в составе др. А. Е. Розов, М. Сорк и К. Я. Шаховской. Владыка Иоанн предоставил Движению комнату в здании монастыря. Кружки хорошо и изящно организовали и украсили эту комнату; там теперь происходят собрания. В настоящее время в Печерах работают следующие кружки: 1) скаутский, изучающий под руководством о. Алексея Торопогритского, Евангелие; 2) Евангельский и философский, собирающиеся два раза в неделю (один раз для изучения Евангелия, а другой для философских бесед по поводу прочитанных книг YMCA-пресс), 3) изучения Достоевского и 4) изучения житий святых (для девочек). Адрес движения: Dr. A. E. Rosov. Klooster. Petseri. Estonie»[56].

Вхождение еп. Иоанна в работу Движения значительно помогло молодежи печерской: «Там владыка Иоанн предоставил кружкам удобную комнату (а по последним сведениям, даже три комнаты) в ограде монастыря. Таким образом, печеряне имеют исключительное преимущество спокойно работать под сенью древней и святой обители»[57].

Первым результатом личного и близкого знакомства еп. Иоанна (Булина) с работой Движения стало обращение его летом 1929 г. к о. Сергию Четверикову с предложением занять должность духовника обители и оставить служение в РСХД. Возможно, что предложение это было весьма приятно о. Сергию, но принять его сразу же он не счел возможным:

«Urry (per Suévigny) Guérigny

Monpertuis du Sué

1929.8.IX

Ваше Преосвященство,

Глубокоуважаемый и дорогой Владыко! Большое Вам спасибо за Вашу любовь и доброе слово. Я Движение очень люблю, люблю молодежь, его составляющую, верю, что оно может иметь большое значение для России. Я вижу в нем одно из самых живых и отрадных явлений нашей зарубежной жизни. Я понимаю свою задачу в нем, как человека, приставленного к охранению и углублению в нем Православного Духа и любви к Православной Церкви. До сих пор между нами нет никакого разъединения. И потому я не оставлю Движения до тех пор, пока у меня будет оставаться хоть немного сил работать в нем, или пока я не увижу человека, которому я мог бы спокойно передать его. Если Бог поможет, я не оставлю моей работы до будущего лета, а дальше, как Бог даст.

И если Господь судит мне остаток моей жизни провести в стенах Вашей Святой обители, это будет для меня самым отрадным завершением моего земного бытия. Только Вы не возлагайте на меня преувеличенных надежд. Старчествовать я, конечно, не смогу: у меня для этого нет никакого опыта, никакой школы. Я был бы похож на того Старца, о котором о. Анатолий Опт[инский] сказал: „заставь кучера плести кружева: он такое наплетет, что и десятки опытных мастеров не распутают“.

Моим делом может быть только молитва и богослужение. Может быть, в обители научусь молиться, как следует.

Я очень рад Вашему доброму отзыву о нашей молодежи. Мне говорили, что до Съезда Вы не совсем доверяли православию нашего Движения. Результаты Съезда превзошли наши ожидания. Между нашею молодежью и обителью и окрестным русским населением чувствовалось совершенное единодушие. Мы оказались своими, родными и Древней св. обители и русскому народу. Это — первый опыт нашей непосредственной встречи со св. Русью.

И все же очень печально, что многие люди, не зная непосредственно Движения, относятся к нему отрицательно и враждебно, как к масонской затее. Им хотелось бы сказать „прииди и виждь!“

Я сейчас живу в деревне — отдыхаю после всех летних поездок. Но 18-го Сент[ября] начинается под Парижем наш годичный деловой Съезд, т. е. Съезд представителей всех кружков Движения для оценки работы прошлого года и обсуждения плана будущего года. Съезд продлится неделю. После Съезда я буду жить безвыездно в Париже до будущего лета. Разве только придется объехать Французское отделение Движения.

Мой постоянный парижский адрес: 10 Bd Monparnasse Paris XV. Еще раз благодарю Вас за Вашу любовь. А будущее да управит Царица Небесная и преподобные Псково-Печерские, если им угодно будет мое пребывание у Вас.

Прошу Вашего Архипастырского благословения и св. молитв и остаюсь искренно преданный Вам Прот. С. Чет[вериков].

  1. S. В Девичьей летней колонии мы пробовали петь „Царице моя преблагая…“ Будем стараться приучить нашу молодежь к этому песнопению. О. Иоанн Янсон, которого мы ожидаем в Париж к 18-му, обещал издать ноты для всех молитв, певаемых в Вашей обители»[58].

Последовавшие события в жизни как самого епископа Иоанна Печерского, так и всей Эстонской Апостольской Православной Церкви повлияли на намерение о. Сергия, и в Печерском монастыре он так и не водворился[59].

21 сентября, вскоре после завершения столь удачного съезда, о. Сергий выступает с предложением о создании Содружества внутри Движения. На общем годичном съезде Движения во Франции он прочел доклад «Содружество в Движении. (Шаг к углублению внутренней жизни Движения)», в котором, с учетом мнений, полученных им в ответ на разосланные весною «Основные положения», сформулировал своего рода Устав Содружества, в котором основная задача вступающих определялась так: «Вступающие в Содружество принимают на себя обязательство: 1) повседневной молитвы; 2) молитвы друг за друга; 3) повседневного чтения Евангелия; 4) добрых и искренних взаимных отношений; 5) возможно частого посещения церковного богослужения и причащения Св. Христовых Тайн и 6) посещения молитвенных и других собраний Содружества»[60].

Однако мысль о создании какого-то нового сообщества внутри Движения ясна была, по-видимому, далеко не всем, и вскоре о. Сергий разъясняет, что Содружество он рассматривает как «свободное, добровольное объединение членов Движения для сотрудничества, […] для практической жизни и работы во имя Христа, в духе и по преданию Православной Церкви. Содружество есть, […] совместное дружное трудничество во имя Христа. […] Надо принять на себя известный труд, молиться утром и вечером, читать слово Божие, принуждать себя к добрым отношениям, не злословить, говеть почаще и т. д. […] Содружество в Движении есть то же, что монашество в Церкви. […] Во внутренней своей жизни каждый член Содружества должен заботиться о том, чтобы привести в порядок свое внутреннее состояние, т. е. поставить себя внутренно в правильное отношение к Богу, к людям, и к самому себе»[61]. При этом члены Содружества обязывались участвовать во всей внешней работе Движения — кружках, преимущественно деятельно-христианского направления, устройстве ежемесячных молитвенных собраний, финансовой кампании… «…наше русское православное благочестие, — утверждал ранее о. Сергий, — имеет своим объектом, главным образом, чувство верующих, живущее общением с Богом и Его святыми в Церкви»[62].

Во Франции после годичного общего съезда все кружки возобновили работу, и руководимый о. Сергием аскетический кружок собирается раз в неделю по понедельникам[63], «каждый угол трехэтажного дома на Монпарнасе полон жизни и разнообразной деятельности. Во внутреннем дворе дома помещается храм Движения, где с 1-го ноября, по возвращении в Париж о. Сергия Четверикова, ежедневно утром и вечером совершаются богослужения»[64].

С января 1930 г. о. Сергий инициирует изменение формата и оформления обложки журнала. Вместо прежней виньетки с крестом и гроздьями винограда ее отныне украшает академический значок, вручавшийся прежде выпускникам духовных учебных заведений. Это изменение, казалось бы, малозначительное, порождает длительную переписку с читателями…

27 января 1930 г. о. Сергий пишет статью «Два мира», вызванную все усиливающимися гонениями на христиан в подсоветской России: «…в России происходит сейчас в чистом, беспримесном виде ожесточенная, беспощадная борьба безбожия с верою, антихристианства с христианством. […] в народе существует ропот и недовольство, но все это не выливается в широкое, всенародное, одушевленное движение в защиту веры и Церкви. […] Очевидно, в русском народе нет недостатка в решимости и готовности отстаивать и защищать то, что он считает своею святынею, но только тогда, когда в душе у него нет раздвоения, нет неясности, когда он отчетливо видит истину, и когда эта истина ничем для него не затемнена. Вот этой то ясности и отчетливости сейчас, по-видимому, и нет в душе русского народа. Сейчас русский народ в чрезвычайных страданиях и исканиях вынашивает свой истинный жизненный путь. […] Нельзя не считаться с пережитыми годами и подходить к народной душе так, как будто ничего за это время не произошло. Произошел, и не мог не произойти огромный сдвиг в народной душе. Не надо спешить со своими приговорами и заключениями. Надо дать время народной душе устояться и осознать себя снова. […] Вопрос идет о том, останется ли русский народ со Христом, или потеряет Его. Это коренной вопрос нашего времени. […] И это будущее может быть и христианским и антихристианским. В нем может открыться и тысячелетнее царство Христово и царство Антихриста. […] уже заканчивая свою статью, я увидел, что различие между двумя мирами, борющимися в России, антихристианским и христианским не исчерпывается только областью веры. Другое, не менее глубокое и не менее существенное различие заключается в том, что один мир есть мир ненависти и разрушения, а другой мир есть мир любви и созидания. Таково, по крайней мере, исповедание того и другого мира»[65].

25–30 апреля 1930 г. о. Сергий совместно с еп. Вальтером Трурским, каноником Ривсом, прот. С. Н. Булгаковым, свящ. Кларком, С. С. Безобразовым, Г. П. Федотовым и Г. В. Флоровским участвует в посвященном теме святости Четвертом англо-русском студенческом съезде в местечке Heigh Leigh, организованном Содружеством св. Албания и св. Сергия, где читает доклад «Путь спасения, аскетизм и святость»[66].

В июле 1930 г. новый огромный Общий съезд Движения собрался вновь «почти на родине» — в Пюхтицком монастыре в Эстонии[67]. И на этот раз он был организован при содействии еп. Иоанна. От предполагавшегося повторного проведения этого съезда в Псково-Печерском монастыре пришлось отказаться, поскольку Устав Движения предусматривал устройство съездов всякий раз на новом месте. Кроме того в обители велись строительные работы и действовала Укрепительная комиссия, занятая реорганизацией монастырского хозяйства и финансов. Как и в 1929 г., работа съезда разделилась на два этапа — с 20 по 23 июля проходила деловая часть, собравшая до 70-ти делегатов из Эстонии, Литвы, Латвии, Финляндии, Чехии и Франции, перед которыми выступали В. В. Зеньковский (с докладом «Пути Движения») и И. А. Лаговский, а с 24 июля начался общий съезд, на который собрались еще до 200 делегатов. Еп. Иоанн прибыл на съезд 26 июля к докладу В. В. Зеньковского «О духовных основах народности», а 27 июля он совершил литургию и панихиду на могиле основателя обители кн. С. В. Шаховского. Еп. Иоанн участвовал в работе съезда до заключительного дня — 30 июля, выступал после докладов И. А. Лаговского и прот. С. Четверикова «Путь спасения по житиям русских святых» (утром 29 июля)[68], а также после доклада о. Л. Липеровского «О путях русской молодежи»[69]. О. Сергий вместе с епископом Иоанном руководил работой аскетического семинара[70].

14–20 сентября 1930 г. в Монфоре, недалеко от Парижа, прошел 8-й годичный съезд РСХД, в котором участвовали гости из Эстонии (епископ Печерский Иоанн и прот. Иоанн Богоявленский из Таллинна), Болгарии, Чехословакии и Великобритании. О. Сергий выступил с докладом «Проблемы внутренней жизни Движения». На съезде избрали Комитет по детской и юношеской работе (или же Педагогический центр) в составе о. С. Четверикова, И. А. Лаговского и А. И. Никитина[71]. 24–26 сентября, там же, прошло 4-е религиозно-педагогическое совещание Движения. Среди прочего был рассмотрен вопрос о клубах молодежи, причем особенно обсуждался вопрос о танцах, которые многие считали безнравственными. О. Сергий «отметил, что клубы не могут рассматриваться, как форма жизни самого Движения; поэтому нельзя клубы отождествлять с Движением и требовать от них несвойственного им. Надо помнить, что в клубы приходит молодежь, которая еще не принадлежит к Движению, и приходится ее брать такой, какой она есть»[72].

В 1929–1930 гг. работа РСХД охватила около полутора тысяч мальчиков и девочек, в работе этой регулярно участвовали и сотрудники Религиозно-педагогического кабинета — В. В. Зеньковский, прот. С. Четвериков, его дочь А. С. Четверикова, Л. А. Зандер, И. А. Лаговский (в Прибалтике), о. Г. Шумкин, А. Ф. Шумкина, С. С. Шидловская[73].

27 мая — 2 июня о. Сергий участвует в съезде Совета Движения, обсудившего возникшие материальные затруднения, что повлекло реорганизацию Совета. В состав комитета при Центральном Секретариате был, в частности, избран студент Богословского института В. А. Юрьев, наследовавший 10 лет спустя о. Сергию в должности настоятеля движенской церкви[74].

Опыт, полученный о. Сергием от трехлетней работы с молодежью Движения, отразился в статье «Православный пастырь и современная молодежь»: «Исходя из присущей молодежи веры в Бога, необходимо подвести молодежь к сознанию, что вера не должна оставаться пассивной. Вера должна быть стимулом, определяющим жизнь. […] В современной молодежи существует отрицательное отношение ко всему отвлеченному, теоретическому, далекому от жизни. Она ищет реального, практического, жизненного. В этом нет ничего плохого. […] Пастырь должен быть сам молод не только по возрасту, но и по внутреннему молодому горению сердца, по любви ко Христу и Евангелию, по совершенному бескорыстию. Только при таком настроении у него может оказаться общая точка пересечения его жизни с жизнью молодежи»[75].

11 июля 1931 г. в Montfort-l’Amaury в лагере Менюль VIII съезд РСХД во Франции открылся проповедью о. Сергия, который раскрыл смысл съезда «как паломничества к внутренней святыне, выраженного в частых и усердных церковных молениях». Особенностью съезда стало обилие молодых докладчиков, из которых многие выступали впервые[76].

Налаживающееся общение с молодыми румынскими христианами и румынским духовенством отражается и на творчестве самого о. Сергия — он получает возможность возобновить изучение наследия старца Паисия Величковского, работу с автографами которого начинал еще в библиотеке Императорской Академии наук в Петербурге… По-видимому, вскоре после окончания VIII съезда он выезжает в Нямецкий монастырь, где сохраняется значительная часть рукописного наследия этого выдающегося писателя и переводчика. Об этих его занятиях летом — осенью 1931 г. журнал Движения извещает в августе: «…о. Сергий Четвериков находится в настоящее время на отдыхе в Румынии, в одном из монастырей, пригласившем его для разработки материалов для жизнеописания старца Паисия Величковского. Из Румынии он поедет в Болгарию на местную конференцию, предположенную в середине октября»[77].

25 октября — 2 ноября в Софии в гимназии В. П. Кузьминой проходил первый съезд Движения в Болгарии. О. Сергий и И. А. Лаговский поместились за городом на частной квартире председателя Движения, куда добираться приходилось по непролазной грязи. В приветственном слове о. Сергий «чудесно указал основные черты Движения. Движение, говорил он, — православное, церковное, но не чуждается иных вероисповеданий, т. к. истина — не полная — есть и у них, и эта истина обязывает к любви, снисхождению, вниманию к инакомыслящим и инаковерующим. Движение служит национальной идее, национальному делу, так как любит Россию и живет всеми ее муками. Движение нашло путь единения интеллигенции с народом и готовит православную интеллигенцию. Кончил призывом не на словах, а подлинно осуществить — прежде всего, в личной жизни, а потом и в общественной деятельности — веру, как самое существенное, основное. Присутствовавшие говорили потом, что слово о. Сергия дало чеканную формулировку того, чем вдохновлялись, что предчувствовали и сердцем знали, но еще не могли найти слов»[78].

4 декабря в статье по случаю праздника Движения, отвечая на многие упреки в адрес этой организации молодежи, о. Сергий разъяснял: «Сущность Движения, его ценность и его сила заключается в одном — в любви. Весь смысл Движения заключается только в том, что оно еще в первые годы своего существования обратилось ко Христу, полюбило Христа, полюбило вместе с ним и Православную Христову Церковь, стало на их сторону, и этим внутренним своим движением осмыслило, оправдало и наполнило и свое существование и свою работу. […] Далее о Движении можно сказать, что оно есть рождение новой русской православной интеллигенции, противоположной безбожному комсомолу советской России, и не похожей на ту до-военную и до-революционную русскую интеллигенцию, которая была не только глубоко безразлична, но даже с пренебрежением относилась к православной Церкви. Для Движения Православная Церковь является святыней, как это обнаруживается на его съездах, в исключительно высокие моменты его жизни. […] Может быть Движение можно упрекнуть в том, что оно стоит вне жизни, не принимает активного участия в решении политических, национальных и социальных вопросов, не примыкает к тем или иным партиям, и даже в церковных вопросах сохраняет общение со всеми спорящими сторонами? Но, ведь, дело в том, что жизнь имеет различные области, и неучастие в одной области еще не означает неучастия в жизни»[79].

В статье, открывающей первый номер «Вестника» 1931 г., о. Сергий оценивает недавнее дикое событие разрушения Храма Христа Спасителя в Москве: «Большевики, утратившие всякую внутреннюю связь с религиозными и национальными преданиями русского народа во имя интернационала и безбожия, актом разрушения Храма Христа Спасителя подчеркнули с особенною наглядностью этот свой разрыв с прошлым, и свое отрицание русского прошлого». «В этом акте разрушения […] большевики, как нельзя отчетливее, запечатлели, точнее всякой фотографии, свой духовный облик, на вечные времена нарисовали свой портрет, оставили будущим поколениям свою краткую, но выразительную собственноручную подписью»[80]. Это утверждение, предостерегающее от исторического беспамятства, невероятно актуально звучит именно в наши дни…

2 мая 1932 г. в Парижском Содружестве о. Сергий, говоря о вхождении Движения «в полосу идущих с разных сторон на него нападок», подозрений и обвинений, особенно выделяет обвинения в нецерковности Движения. Рассмотрев историю возникновения и существования организации, он указывает на желательность и важность получения Движением благословения Православной Церкви в лице ее местных органов и приятие его под покровительство Церкви, которая бы «признала его полезным начинанием в жизни Церкви». Он кратко формулирует основные положения доклада, из которых важнейшим становится последнее: «I. Церковность того или другого явления определяется не тем, что оно находится в непосредственном управлении церковной власти, а тем, что оно находится в недрах православной Церкви, проникнуто духом Церкви и Ее традициями. II. Церковь не запрещает православным христианам, совместно с пастырями, или по их благословению, проявлять инициативу в привлечении к вере неверующих и в устроении жизни по заповедям Христовым. III. Русское Студенческое Христианское Движение, возникшее в недрах Православной Церкви, стремящееся жить Ее духом и традициями, церковно. IV. Религиозно-воспитательная, просветительная и миссионерская работа Движения, совершаемая им при участии, по благословению и под наблюдением пастырей Церкви, не противоречит требованиям церковности. V. Сохраняя добрые дружеские отношения с представителями инославных исповеданий и работая вместе с ними над делом взаимного ознакомления и сближения, Движение считает необходимым заботливо оберегать чистоту православной мысли и христианской жизни от каких бы то ни было человеческих привнесений или изменений. VI. Так как Движение не ограничивается ни пределами епархий, ни границами местных православных Церквей, то каноническое его положение в Русской Церкви или в Православной Церкви вообще может быть определено только высшей властью — или Русской Церкви, или всей православной Церкви»[81].

К Пасхе 1932 г. о. Сергий участвует в организации весьма обильных разговен для безработных при храме Движения и служит специальный молебен о прекращении безработицы[82].

16 июня 1932 г. он пишет в епархиальном журнале, что разрешение вопроса «о согласовании работы Движения с работою Церкви» и «о каноническом определении места Движения в Церкви», т. е. о месте Движения в Православной Церкви насущно и важно. О. Сергий говорит об основной особенности существования Движения в зарубежном русском сообществе — распространении его участников по территориям многих государств и Поместных Церквей, что делает невозможным обыкновенное церковное подчинение Движения в рамках одной епархии или даже Поместной Церкви: «Из этого ясно, что Движение не может быть связано с Церковью по способу обычного административного подчинения. Оно должно быть связано с Нею каким-то иным, более глубоким и духовным способом, не лишающим его возможности широкой инициативы и свободы деятельности, с одной стороны, и вместе с тем подчиняющим его наблюдению, контролю и руководству церковной власти, с другой стороны. Осуществить такое сочетание нелегко, но, помимо его, правильное решение вопроса невозможно. Некоторыми высказывается даже мысль — поставить Движение на положение древне-русских Братств (некоторых), т. е. сделать его ставропигиальным. […] Наиболее бесспорною высшею церковною властью для Движения в настоящее время, могла бы быть только власть Вселенского Константинопольского патриарха, тем более, что и центр Движения и его храм находятся в области екзарха Вселенского Патриарха»[83].

В июле 1932 г. проходит очередная конференция РСХД в лагере Менюль, близ Парижа. Выступают прот. С. Н. Булгаков, В. Н. Ильин, И. А. Лаговский, Б. П. Вышеславцев[84]. По просьбе организатора лагеря полковника Фабра собравшиеся устроили костер с русскими песнями — выступлением для французских мальчиков, которое пришлось, как и костер, повторять и на будущий день, для чего о. Сергий, несмотря на проходившее говение участников конференции, мудро рекомендовал «чуть-чуть задержаться с началом всенощной», чтобы не обидеть восторгавшихся русским пением французов. При молебне по случаю окончания конференции о. Сергий «на эктении вставил чудесное, им составленное, но без одного „своего“ слова, прошение о том, чтобы Господь сохранил и укрепил в нас память о всем, что было пережито здесь»[85].

Также в июле 1932 г. выходит из печати доклад «О трудностях религиозной жизни в детстве и юности», читанный о. Сергием руководителям воскресно-четверговой школы на Монпарнасе. Докладчик подробно рассказал о собственном детском и юношеском религиозном опыте, причинах утраты религиозного чувства и возможностях возвращения к вере. По его мнению, «познание Бога сохраняется и возрастает в человеке при условии правильного отношения к Богу, чистоты сердца и смирения, в благоприятной духовной среде — семейной и церковной. […] Благоприятными моментами, возвращающими юную душу к религиозной жизни, являются: религиозные воспоминания детства, влияние природы, влияние художественной литературы, встречи с действительно религиозными людьми, посещение центров религиозной жизни (монастырей, старцев, святых мест) и чтение религиозной литературы»[86].

В конце июля же в Пюхтицком монастыре в Эстонии проходит очередной съезд Движения в Прибалтике, собравший около 160 человек из Эстонии, Латвии и Финляндии. Из Парижа кроме о. Сергия приезжают В. В. Зеньковский и мон. Мария (Скобцова). О. Сергий выступает с докладом «Познание Бога»: «Знание о Боге часто застилает чувство Бога. Знать о Боге не значит — почувствовать Бога, познать Его. […] Для того, чтобы познать Бога действительно, надо жить так, чтобы между Богом и душой человека не было никакой преграды в виде различных кумиров земного порядка. Два основных кумира стоят между Богом и человеком — гордость и чувственность. Устранение этих кумиров — прямой путь к познанию Бога. Им идут все святые. […] Господь, видя наши неподдельные усилия, откроет нам Себя в своей премудрости»[87]. В эстонской печати появились после открытия этого съезда заметки, «говорившие о том, что под флагом религиозного дела в монастыре собралась русская монархическая молодежь, руководимая эмигрантами из Парижа, для обсуждения вопроса о восстановлении старой России», в связи с чем о. Сергий отмечал: «Людям трудно понять, что религиозная жизнь сама по себе, а особенно жизнь христианская, православная, может быть ценностью, бесконечно превышающей все другие ценности жизни государственной и общественной, и что по этой именно ценности может истосковаться человеческая душа вообще, и душа молодежи, в частности, что душа может жаждать этой ценности, как какой-то целительной купели силоамской. […] Не хотят принять простую и ясную вещь — в русской молодежи проснулась любовь к евангельской правде, к искренней и чистой жизни по Евангелию, к родной святыне — хранительнице Евангельской правды и жизни — Православной Церкви»[88].

30 октября 1932 г. Съезд Совета Прибалтики, стремясь с особой силой подчеркнуть, что «Движение — организация совершенно внеполитическая, решил (для Прибалтики) принять такую формулировку параграфа первого Устава Движения: „Русское Студенческое Христианское Движение за Рубежом имеет своею основною целью объединение верующей молодежи для служения Православной Церкви и привлечение к вере во Христа неверующих. Оно стремится помочь своим членам выработать христианское мировоззрение и ставит своею задачей подготовлять защитников Церкви и веры, способных вести борьбу с современным атеизмом и материализмом“»[89].

24–26 декабря в Нильванже, в департаменте Мозель, прошел второй съезд движения для русских, живущих в заводских поселках Нильванжа, Кнютанжа и Альгранжа — местах расселения русских беженцев, прибывших семью-восемью годами ранее в числе около 1 500 человек из Болгарии для работы на заводах. К моменту открытия съезда здесь оставалось около 350 русских людей, живших в величайшей скудости. О. Сергий рассказывал здесь о Движении как новом церковном явлении. По наблюдениям участника, «ежедневные церковные службы с наставлениями о. Сергия Четверикова, доклады, беседы, постоянное, непосредственное общение привнесло в жизнь колонии освежающее настроение»[90].

В конце года, в заметке по случаю движенского праздника, о. Сергий в связи с нередко возникающим недоумением указывал, что наименование Движения русской молодежи «христианским», а не православным объяснялось тем, что «„православный“ указывает более на правильный образ мысли, — „христианский“ на правильный образ жизни». […] Таким образом, название нашего Движения Христианским указывает ему, а следовательно, и всем нам, его участникам, задачу — не только хранить во всей чистоте христианскую истину, но и осуществлять ее в жизни, личной и общественной»[91].

В ноябре 1932 г. известный в Париже прот. Григорий Ломако разбирает[92] статью о. Сергия «Место Русского Студенческого Христианского Движения в Православной Церкви», помещенную ранее епархиальным журналом[93].

Отвечая в январе 1933 г. на заметку о. Г. Ломако, которого в первую очередь удивляла непринадлежность Движения какой-либо епархии или церковному округу, и вновь перечисляя особенности административной неоформленности Движения, определяющейся географией его распространения, о. Сергий указывает и на единственную для всей русской эмиграции особенность — фактическую над-юрисдикционность Движения: «Значительная часть Движения находится в пределах Латвии, Эстонии, Финляндии, Польши. Живущие там члены Движения связаны со своими церковными приходами и со своими архипастырями. В Болгарии члены Движения входят в состав русской епархии Епископа Серафима (Карловацкой ориентации). Есть движенцы, состоящие в ведении М. Елевферия [то есть епархии, подчиненной Московскому Синоду. — А. К.]. Это различие юрисдикций не позволяет включить Движение, во всей его совокупности, в состав какой-либо одной епархии, ибо это вызовет раздробление и внутренний раскол в самом Движении. Несомненно, каждый архипастырь несет ответственность за ту часть Движения, которая находится в пределах его епархии, но на ком должна лежать ответственность за все Движение в совокупности, это вопрос не легко разрешаемый»[94].

В 1933 г. французская Академия воспитания и социальной взаимопомощи объявляет литературный конкурс на написание романа о большевизме: «…в качестве сюжета должны иметь художественное изображение психология большевизма и тех опустошений, какие — в свете вековых традиций, воспитанных христианским учением и нравственностью, — причинило, причиняет и будет причинять семье, государству, обществу усвоение и приложение к жизни концепций большевизма». Роман предлагалось представить на родном языке автора к 1 июля 1934 г. Объявленная первая премия равнялась 50 тысячам франков. «Вестник» разместил на своих страницах объявление об этом конкурсе[95].

24 сентября 1933 г. завершился VIII Общий съезд РСХД, обсудивший четыре основных вопроса: «…вопрос о направлении Движения, вопрос о работе среди юношества и о месте этой работы в целом Движения, вопрос о переустройстве руководящих органов Движения и вопросы отношения Движения к инославным христианским организациям»[96]. 21 сентября о. Сергий выступил с докладом «Проблемы идеологии Движения». По окончании работы съезда советом по вопросам идеологии были сформулированы «Задачи христианского движения», окончательный текст был редактирован о. Сергием:

  1. «Русское Студенческое Христианское Движение имеет своей основной целью объединение русской молодежи для устроения жизни по Евангелию, для защиты Православной веры и Церкви, для приведения к вере утерявших ее, для борьбы с современным неверием, безбожием и материализмом и для христианского служения русскому народу.
  2. Служение русскому народу, вытекая из религиозных задач Движения, имеет целью нравственно возродить и религиозно пробудить душу народа, преодолеть ложную одержимость безбожием и материалистическим коммунизмом и помочь вступить на путь построения всей жизни и всего культурного творчества на основах Православия. Любовь к родному народу, трагическое сознание его страшной судьбы, потребность отдать все силы на его спасение, находят в нашем религиозном сознании и в церковной жизни свое завершение. (Эта задача стоит как перед эмигрантской, так и перед меньшинственной молодежью).
  3. Движение остается решительно непримиримым в отношении к современному атеистическому коммунизму и марксизму, который и в своем миросозерцании, и в своей практике является существенно враждебным христианству, осуществляя неслыханное угнетение русского народа. Считая своей существенной задачей всестороннюю борьбу с этим организованным проявлением мирового зла, Движение считает при этом, что исцеление от этой духовной отравы, внесенной в народную душу, невозможно вне религиозного ее обновления и преображения.
  4. Движение утверждает высокую ценность нации, национальной культуры, права, государства, но решительно отвергает все течения, превращающие эти ценности из подчиненных в высшие и абсолютные, стоящие над вечной правдой Евангелия.
  5. Стремясь объединить вокруг Св. Православной Церкви здоровые творческие силы русского народа, Движение сознает и утверждает, что эта задача осуществима только при наличии подлинной духовной свободы внутри Движения. Движение объединяет людей разных партий и разных религиозных типов. Границей свободы в этом отношении является внутренняя верность учению Православной Церкви, а также охранение единства Движения»[97].

В 1933 г. в жизни о. Сергия происходит чрезвычайно радостное событие — завершается печатанием его главное многолетнее научное исследование, очерк биографии старца Паисия Величковского, окончательно написанный в Нямецком монастыре. В Румынию, где сохраняется значительная часть автографов старца Паисия, о. Сергий отправился по приглашению архиепископа Никодима (Мунтяну), кандидата Киевской духовной академии (1895 г.) и будущего патриарха — нямецкого постриженника (1894 г.), состоявшего игуменом этой обители в 1924–1935 гг. Архиеп. Никодим — переводчик-виртуоз, обогативший румынскую литературу переводами заметных русских богословских сочинений, переложил на румынский язык и издал на счет Нямецкой обители это внушительное (более 400 страниц) исследование о. Сергия. О степени оценки труда прот. С. Четверикова в Румынии можно судить уже по тому факту, что в течение 11-ти лет книга была переиздана трижды: в 1933 г. и два раза — в годы Мировой войны (1940, 1943)[98]. Русский же ее текст так и остается ненапечатанным…

4 декабря 1933 г. о. Сергий выступил с речью о Движении на годичном собрании в Париже: «Его целью является религиозное обоснование и христианское преображение всех сторон и проявлений человеческой жизни. Движение считает, что вся человеческая жизнь, и личная, и семейная, и общественная и государственная, может и должна быть согласована с христианскою правдою. Наша вера и наша жизнь должны составлять единое, неразрывное целое. Движение ищет религиозного преображения и обоснования всей человеческой жизни, всей человеческой культуры. В этом заключается его коренное отличие от всех тех направлений и организаций, для которых религия и христианство являются не основной целью, а одною из целей, даже иногда и не первостепенною, а вспомогательною; для которых религия и христианство отодвигаются и закрываются политическими, социальными и национальными целями.

Наше Движение есть движение православное. Но оно ценит Православие не потому, что с ним связано национальное объединение и возвеличение русского народа, а потому, что Православие есть истина, бесконечно превосходящая все другие ценности, и на этой истине должна строиться жизнь, независимо от того, приведет ли это к внешнему возвеличению, или к внешнему уничижению. […] Наше национальное чувство проникнуто духом Христианства. Мы не хотим умаления других народов, не хотим строить благополучия нашего народа на угнетении и унижении других народностей. […] В основу всего оно полагает религиозную жизнь, и на ней уже, на правильной ее постановке, возводит все остальное здание человеческой жизни, человеческой культуры. […] Между древними и нашими временами разница может быть только в том, что тó, чтó тогда осуществлялось индивидуально, теперь может осуществляться соборно; общими усилиями единодушно верующих братьев и сестер может теперь строиться во имя Христово общая христианская жизнь, христианская общественность, христианская культура. Эту именно задачу и ставит Русское Студенческое Христианское Движение»[99].

В это время в помещении Движения «по понедельникам проходят беседы с о. Сергием Четвериковым…»[100].

«С 1 по 4 июня 1935 г. в местечке Буасси (недалеко от Парижа) состоялся съезд Совета Движения. Представлены были все страны, где есть автономные организации Р. С. Х. Движения»[101]. На вечернем собрании второго дня съезда о. Сергий сообщил о своей физической неспособности продолжать работу в силу всей своей предыдущей жизни и усталости последних 18 ее лет: «Я чувствую себя вялым, усталым, бездейственным, неспособным не только к исполнению обязанностей духовного руководителя Движения, но и вообще к пастырской деятельности. […] Между тем работа Духовного руководителя Движения требует энергии, одушевления, отзывчивости, свежести, какими я уже не обладаю»[102] — и просил Совет Движения «признать принципиально возможным освободить меня от обязанностей духовного руководителя Движения» и «озаботиться приисканием мне преемника»[103]. Однако избирательная комиссия, от имени которой выступил митрополит Евлогий, «в своем заключении отметила, что Движение не представляет себя существующим без о. Сергия, что живая связь между ними и Движением должна быть еще более углублена и усилена», после чего о. Сергий согласился «и далее нести выпавшее на его долю бремя…»[104].

Следствием этого заявления о. Сергия стало включение в резолюцию съезда особого пункта «IV. По заявлению о. Сергия Четверикова», которым устанавливалось «в соответствии с предложением о. С. Четверикова, что священнику Движения должна быть обеспечена возможность посещения местных Движений и длительного общения с ними»[105]. Это решение обязывало администрацию Движения финансово обеспечивать разъезды духовника по странам Европы и пребывание его в этих странах и утверждало возможность его длительных отсутствий из Парижа. Это было важнейшее достижение о. Сергия, в значительной мере определившее возможности его пастырской и научной работы и всей его жизни, поскольку содержание священника Движения и без того уже обходилось организации почти в 1/6 годичного бюджета[106].

10–11 июня 1935 г. впервые участникам РСХД из Выборга и Хельсинки удалось устроить под руководством А. М. Жаворонковой встречу «и провести два дня по типу жизни на съездах»[107], хотя в их собрании и не было священника. Собрание прошло на даче в часе пути от Хельсинки. С этого времени о. Сергий будет уделять движенцам Финляндии особенное внимание, общение с ними приведет и к более близкому знакомству его с монастырем на острове Валаам…[108]. Это непосредственное общение с живой святыней, судя по записям самого о. Сергия, привлекало его с юности, он с благодарностью вспоминал способствовавшего тому митрополита Антония (Храповицкого) в помещенных «Вестником» и написанных в сентябре 1935 г. в Пюхтицком монастыре воспоминаниях своих о годах учебы в МДА[109].

В декабре 1935 г. исполнилось 10 лет существованию «Вестника РХД» и 1 декабря 1935 г. состоялось в присутствии около 250 человек освящение нового помещения Движения — павильона на 91, rue Olivier de Serres в 15-ом округе Парижа — митр. Евлогием в сослужении прот. С. Булгакова и С. Четверикова, свящ. В. Юрьева, Л. Липеровского и А. Чекана[110].

В Финляндии сложившийся в Хельсинки кружок организовал поездку — богомолье на Валааме, в которой участвовали часть членов кружка. Отмечалось, что большую духовную помощь ему оказывает периодически участвующий в его работе иеромонах Лука, валаамский гостинник[111]. Сведения об этом сразу помещались в «Вестнике»…

В конце 1935 г. о. Сергий оказался вовлечен в работу Комиссии по делу о сочинениях прот. С. Н. Булгакова. Сперва в качестве вице-председателя, а уже в 1936 г. назначен был ее возглавить. 22 июня 1937 г. он подписал «Заключительный доклад председателя комиссии», отклонявший обвинения о. Булгакова в ереси, чем и окончилась официальная полемика о богословских построениях декана Парижского богословского института и самого, пожалуй, заметного и плодовитого ученого богослова русского рассеяния[112].

30 мая — 1 июня 1936 г. состоялся годичный съезд РСХД в St. Michel sur Orge, собравший около 90 человек и посвященный отношениям христианства и современного государства. В первый день о. С. Четвериков сделал доклад «Верность христианским началам в государственном строительстве древней Руси», а В. В. Зеньковский — «Оцерковление жизни и государство»[113]. Сообщение В. В. Зеньковского было посвящено положению христианства и христианина в условиях «возрастающего стремления государства все больше и больше регулировать жизнь граждан во всех отношениях» и ставило вопрос о том, «до каких пределов в этом отношении может идти подчинение христианина, как христианина, государству»[114]. Вечером второго дня прот. С. Н. Булгаков сделал доклад «Кесарево — кесарю и Божие — Богови».

В Финляндии же в этом году летний лагерь проходил в помещении дачи в 18 комнат, предоставленной даром[115].

В начале октября 1936 г. движенский храм был перенесен в новое помещение РСХД на 91, rue Olivier de Serres[116]. И почти сразу о. Сергию приходится принять на себя организацию очередной финансовой компании по сбору средств на первоочередные нужды Движения, прежде всего — на покрытие расходов по оплате аренды помещения Движения и храма при нем. 11 января 1937 г. — за пять дней до истечения срока внесения оплаты — он напоминает своим подопечным о необходимости своевременных членских взносов в кассу организации: «Вспомните долгие годы вашего соприкосновения с Движением: сколько радостных моментов Господь послал Вам, сколько нового вошло в Вашу душу и, вообще, в Вашу жизнь через Движение. Почему же Вы не хотите отблагодарить Бога хотя бы за это прошлое. […] Я настойчиво прошу, чтобы каждый из членов нашел способ выполнения в кратчайший срок своих обязательств. Ни секретарю, ни казначею нет никакой возможности обходить членов и вымаливать у них уплату в срок 3-х франков членского взноса. Позаботьтесь сами об его уплате. […] Мучительное напряжение, с которым связана уплата терма [суммы, вносившейся за наем помещения каждые два месяца. — А. К.], было бы значительно облегчено, если бы Вы сдали хотя бы часть ожидаемых сумм еще до 14-го января»[117].

7 февраля 1937 г. о. Сергий писал в вызвавшей широкую полемику статье: «…мне хочется предостеречь Движение от одностороннего уклонения в ту или другую сторону христианской жизни. Одностороннее увлечение индивидуальным христианством приводит к погружению в свою личную жизнь, к замкнутости, к обособленности, к равнодушию к общей жизни. Одностороннее увлечение социальным христианством превращается в суетливую внешнюю деловитость, прикрывающуюся именем христианства, но не имеющую духа его. Движение должно прежде всего сохранить радующееся о Христе сердце, сердце, живущее Христом. […] Его задача — сохранить в себе самом и в жизни чувство живой связи со Христом, вносить это чувство в жизнь, просветлять и согревать ее этим чувством, христианизировать жизнь. В этом, и только в этом заключается его своеобразное общественное, национальное и государственное значение»[118]. То же автор повторил и в письме Движению: «Сущность же Движения заключается в чувстве живого сопребывания со Христом в Его святой Православной Церкви, и в вытекающем отсюда радостном чувстве взаимного братства. В этом и только в этом заключается сущность и значение Движения. В нем совершается рождение христианской жизни. И если этого бы в нем не было, если бы в нем не воскресали души для Христа, оно было бы простым культурно-просветительным и благотворительным обществом и потеряло бы все свое своеобразие и все свое значение»[119].

В этом же номере нового «Вестника» появляется написанная по просьбе нового главного редактора — В. В. Зеньковского статья мон. Марии (Скобцовой), вызвавшая поток возмущенных откликов, из которых напечатано было лишь краткое письмо И. К. Юрьевой, предваренное заметкой получившего его о. С. Четверикова, усмотревшего в материале мон. Марии сознательное оскорбление прежней Русской Церкви и русского церковного народа и разобравшего три «оскорбительные особенности» написанного ею. Обличив автора в исторической малограмотности и незнакомстве с практикой церковного быта, автор особо указал: «Она прошла молчанием самое основное и самое дорогое, ту святыню веры Христовой, которая хранилась в Русском народе и в Русской Церкви от Владимира Святого и преподобного Феодосия Печерского до преподобного Серафима Саровского и отца Иоанна Кронштадтского. Эта святыня жила и чувствовалась и в наших храмах, и в монастырях, и в наших церковных службах, праздниках и религиозных обычаях, в наших чудотворных иконах и мощах святых угодников, и в нашей приходской жизни, в наших семьях, в нашей личной религиозной жизни, особенно во дни поста и покаяния. Это — та Святая Русь, которая не умирала ни при каких политических условиях существования Русского народа. Смешно даже и думать, что только теперь, в эмиграции, с достижением политической свободы, эта подлинная церковная религиозная жизнь в русской Церкви получает возможность своего осуществления»[120]. Письма о. Сергия и И. Юрьевой сопровождались ответом м. Марии о. Сергию, отчего-то адресованным ею В. В. Зеньковскому[121], и его комментарием[122] о том, что он разделяет общее содержание выступления м. Марии.

Примечательно, что о. Сергий не выступает в совещании церковно-общественных организаций Парижа в Boissy-l’Aillerie, близ г. Понтуаз 16–19 июня 1937 г., где кроме работников РСХД доклады читают участники «Православного Дела», англо-русского содружества, Сергиевского братства студентов Свято-Сергиевского богословского института[123].

2 июля 1937 г. через бельгийский порт Антверпен он отправляется в Финляндию, в Спасо-Преображенский монастырь на о. Валаам, получив визу для длительного пребывания в стране в связи с планируемой научной работой в библиотеке и архиве монастыря, причем какая-либо очевидная пастырская деятельность его в Финляндии, даже в среде движенцев, определенно не предполагается в связи с характером полученного разрешения.

С отъездом настоятеля жизнь движенского храма продолжается: «Церковным старостой остается, до возвращения настоятеля Церкви о. С. Четверикова, В. В. Зеньковский, в помощь ему избран еще один помощник старосты — Н. Н. Меньшиков. Заместителем о. С. Четверикова на время его отсутствия состоит о. Л. Липеровский, его помощником — о. Димитрий Клепинин; кроме того в будние дни две службы совершает о. Виктор Юрьев. Диаконом состоит о. Борис Старк»[124].

Следующее обращение о. Сергия к Движению приходит уже из Финляндии. В нем он впервые заявляет в печати об особенном значении Валаамской обители для русских обитателей свободного мира и не только для них: «21-го ноября наше Движение вступает в 15-й год своего существования и в 10-й раз празднует храмовой праздник своей движенской Церкви. В этот знаменательный для всех нас день примите мое сердечное поздравление, которое на этот раз я посылаю Вам из Святой Валаамской обители. […]

И в настоящее время Валаам продолжает выполнять свое призвание. Каждое лето сюда приезжают сотни православных богомольцев из Финляндии, Эстонии, Латвии и других стран. Среди этих богомольцев не мало и православной молодежи, полюбившей и оценившей Валаам. Приезжая сюда на короткий срок, эта молодежь не хочет расставаться со святой обителью и уезжает со слезами. И не одни только православные являются посетителями Валаама. Со всех концов мира съезжаются сюда иностранцы — туристы и экскурсанты — полюбоваться красотами Валаама. Но любуясь природой, они заходят в храм. С сосредоточенным вниманием, серьезно и почтительно наблюдают они часами монастырскую службу. Они не понимают слов, но что-то проникает и в их душу. Настоятель монастыря и заведующий гостиницей свидетельствуют, что они получают от иностранцев благодарственные письма не только за оказанное гостеприимство, но и за то, что на Валааме они пережили глубокие, не только эстетические, но и религиозные впечатления, которых никогда не забудут.

Я должен просить прощения, что в день нашего движенского праздника я говорю не о Движении, а о Валааме. Но говорить о Валааме, это все равно что говорить о нашей Православной Церкви, о нашем Православии. И я хотел бы, чтобы Вы почувствовали Валаам своим родным местом и ощутили бы свою духовную связь с ним. Это помогло бы Вам в том деле, которому Вы служите — в деле объединения верующей молодежи для служения Православной Церкви и привлечения к вере неверующих. Вы не должны забывать призвания нашего Движения. Оно не есть ни политическая, ни социальная организация. Оно есть братское объединение верующих в евангелие и в Православную Церковь и живущих этою верою. Не уклоняйтесь от этого призвания ни влево, ни вправо. Помните, что Движение посвящено Божией Матери. В прошлом году на движенском празднике в Париже о. прот. Ктитарев сказал замечательные слова о том, что внутреннее устроение Божией Матери можно определить Ее собственными словами: „Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе, Спасе Моем“ (Ев. Луки гл. I ст. 46–47). Это чувство преклонения перед величием Божиим и радости о дарованном Им миру спасении через Господа Иисуса Христа — есть самое основное и драгоценное чувство верующего христианина. По словам о. Ктитарева — Движение это понимает. В нынешний век бешеного соревнования из-за внешних достижений, Движение поставило себе иную цель — сохранить в себе и утвердить вокруг себя внутреннее царство Божие, как основание христианской жизни.

Таков путь Движения, таково его призвание, от которого оно не должно отказываться и в котором заключается его служение Православной Церкви и родному народу. Прот. Сергий Четвериков. Валаам»[125].

На Валааме о. Сергий задерживается, и вскоре «Вестник» извещает, что «священник Движения и его духовный руководитель прот. Сергий Четвериков получил разрешение от епархиального начальства и от Малого Совета продлить свое пребывание на Валааме до Великого Поста»[126]. Несмотря на заявленную официально цель приезда в обитель о. Сергий все же встречается с финляндскими движенцами, сведения о чем помещает в «Вестнике»: «В Финляндии существует два движенских кружка — в Выборге и Гельсингфорсе. Собрания Выборгского кружка носят характер скорее открытых собраний, но есть в них некоторое ядро постоянных участников человек 8–10. Летом выборжцы приезжали большой компанией на Валаам. Были там и движенцы и просто любопытствующие. Очень ценно для Движения внимательное отношение к нему со стороны настоятеля монастыря, о. игум[е]на Харитона. Он всегда при приеме и при прощании беседует с ними, очень ценя близость Движения к Церкви. Также хорошее влияние имеет на движенскую молодежь иеромонах Памво — постоянный их путеводитель по Валааму. Он особенно любим молодежью за свою простоту, веселость, уменье близко и лично подойти к каждому. Руководительницей выборгского кружка составлена программа собраний для наступающей зимы. В программу входят темы религиозного содержания, литературного и исторического, а также предполагаются и музыкально-вокальные выступления, что является для Движения оригинальной особенностью этого кружка.

Первые два собрания этой осени посвящены были истории Валаамского монастыря. Третье — памяти мученика русской Церкви митрополита Вениамина.

После каждого доклада бывают беседы.

В Гельсингфорсе собрания движенского кружка бывают два раза в неделю — по пятницам и воскресеньям. […] По пятницам бывают собрания с докладами на темы, возникающие при чтении Деяний. Собрания посещают около 15 человек. Предполагается, по примеру выборжцев, организовать летом паломничество на Валаам»[127].

Однако о. Сергий и на Великий пост остается на Валааме и свое пасхальное приветствие Движению, датированное 11/24 апреля 1938 г., направляет все так же из монастыря[128].

В мае 1938 г. Финляндию и (впервые) о. Валаам посетил В. В. Зеньковский, «где имел несколько совещаний на Валааме с о. Сергием Четвериковым. Он воспользовался своим пребыванием в Финляндии для посещения кружков Р. С. Х. Д. в Гельсингфорсе и Выборге»[129].

Вероятно, к концу весны 1938 г. о. Сергий завершает работу над составлением книги «Что такое молитва Иисусова по преданию православной церкви. Беседы инока-старца с мирским иереем, вызванные “Сборником о молитве Иисусовой”», изданной Валаамским монастырем в Сортавале в 1938 г.[130]. В книгу, разделенную на 5 «Бесед», наряду с подборками текстов святых отцов включены фрагменты собственного исследования о. Сергия о Паисии Величковском и «Главы об умной молитве старца Паисия (Величковского)» (примерно ¼ всей книги). Неподписанное предисловие с перечислением многочисленных отзывов на изданный в 1936 г. тем же монастырем не без содействия о. Сергия «Сборник о молитве Иисусовой» датировано 24 апреля 1938 г. Судя по сохранившимся распискам о. Сергия, оплату «за труды по изданию книги о Иисусовой Молитве» он получил в два приема. Сперва — 1 000 финских марок 30 июня на Валааме[131], затем — еще 2 000 марок «в вознаграждение за литературный труд» 6 сентября[132]. Вознаграждение это было очень скромным — за корректуру книги и наблюдение за ее печатанием Н. Казанский получил 2 100 марок[133].

Согласно сведениям «Послужного списка», в Париж он приезжает в первый день лета, что, вероятно, не соответствует действительности, как видно из вышеизложенного. По крайней мере, 30 июня он находился на Валааме…

На Валааме о. Сергий, вероятно, готовит к изданию сокращенный русский текст своего исследования о Паисии Величковском. В первом летнем номере «Вестника» 1938 г. редакция помещает обращение Н. Пенькина помочь петсерскому издательству «Путь жизни» выпустить русское издание новой книги о. С. Четверикова «Св. Паисий Величковский», вышедшей уже на румынском языке, для уже сданного в печать русского издания которой недоставало 500 эстонских крон. Видимо, в силу этого книга печаталась двумя выпусками — по мере поступления средств[134]. Судя по всему, призыв этот встретил отклик и в первом — зимнем номере «Вестника» 1939 г. читателям предлагали приобретать обе части новой книги по 2 и 1,75 эстонских крон соответственно[135].

Издание «Вестника», и без того непросто идущее в эстонских Печорах, прерывается катастрофическим событием, когда «пожаром была уничтожена треть города, в том числе и типография в которой находился, готовый к рассылке, № 2 „Вестника“»[136]. Заменивший его выпуск журнала стал последним.

По-видимому, в течение целого года совместного проживания и работы на острове Валаам отношения прот. Сергия и монастырских насельников и администрации складывались достаточно успешно. Во всяком случае, 15 августа в заседании Правления Валаамского монастыря «слушали прошение Настоятеля церкви Введения во Храм Пресвятыя Богородицы в Париже, Протоиерея Сергия Четверикова, проживающего временно на Валааме и занимающегося составлением книг духовного содержания, о принятии его на постоянное жительство в обители. Постановили: По освобождению Прот. Сергия Четверикова от занимаемой им вышеупомянутой должности Настоятеля, принять его на постоянное жительство в обитель»[137]. С этим намерением, судя по всему, о. Сергий и возвращался во Францию.

Первый осенний номер «Вестника» 1938 г. извещает, что «Священник Движения о. С. Четвериков возвратился в Париж. Его пребывание на Валааме оказало огромную поддержку работе Р. С. Х. Д. в Финляндии»[138]. Известия об уцелевшей православной обители добираются в сентябре и до французских читателей во всем мире — 10 сентября наиболее читаемый и роскошный еженедельный французский журнал «L’Illustration» помещает репортаж Жака Сорбе «У ворот СССР. Валаам, монашеский архипелаг»[139], снабженный шестью великолепными иллюстрациями и удачно исполненным фрагментом карты стран Прибалтики и Северной Европы с указанием местоположения Валаамских островов.

По возвращении о. Сергия с Валаама в храме Движения начинают устраивать дважды в месяц «молитвенные собрания особого типа. В начале собрания совершается богослужение, хотя и указываемое в круге ежедневных служб, но в приходских храмах практически редко совершаемое: полунощница, чин 12 псалмов и т. д. по окончании богослужения, один из священников проводит беседу. Общая тема этих бесед — Евангелие, как основа разрешения основных вопросов бытия и жизни»[140].

В Париже о. Сергий готовит к публикации отдельной брошюрой серию очерков о Валаамском монастыре и своем в нем длительном пребывании. Брошюра, однако, напечатана не была и текст «Финляндская Фиваида» публикуется ниже. После вышедшей пятьюдесятью годами ранее достаточно необычной брошюры А. А. Анникова[141], включающей тщательно проработанное крупноформатное графическое изображение Валаамского монастыря и подробное описание распорядка его жизни и внутреннего устройства, очерки о. Сергия стали наиболее живым и подробным описанием современного повседневного быта обители, составленным в XX столетии…

11 мая 1939 г. на праздновании Дня церковной русской культуры о. Сергий прочел на Сергиевском подворье доклад «Пастырские заветы о. Иоанна Кронштадтского»[142].

Вскоре он снова отправляется на Валаам в обществе игумена Мефодия (Кульмана) и о. Никона (Греве) и во Францию уже не вернется. Его намерение продолжить научные занятия с документами и книгами Валаамского монастыря будет прервано советским вторжением в Финляндскую Республику, за которым последует принудительная эвакуация иностранных подданных из района боевых действий, которым очень скоро станет и остров Валаам. От последующей жизни в Финляндии и общения с ее вполне христианскими жителями у о. Сергия останутся впечатления настолько добрые, что в самый разгар боевых действий он сообщит в Париж: «…если бы пришлось принять Финляндское подданство, я бы не пожалел»[143]. Так в Финляндии он еще раз убедится в правильности собственного двенадцатилетней давности вывода об окружающей европейской жизни — «религия здесь сила и, может быть, даже большая, чем была у нас в России»[144].

Судя по письмам о. Сергия Л. А. Зандеру, утратив возможность продолжать свои научные занятия на Валааме, он до последнего момента не оставлял надежды возвратиться в Париж. Будущее же в Финляндии даже для монашеской братии виделось в продолжение 1940 — начале 1941 гг. настолько неопределенным, что валаамский канцелярист и сотрудник о. Сергия монах Иувиан (Красноперов), несомненно лучше многих способный оценить складывавшуюся ситуацию, в марте 1941 г. все еще собирался оставить любимую обитель и перебраться в Словакию, в Типографское братство в Ладомировой: «Иноческое братство пр. Иова это, действительно, группа людей, посвятивших себя святому делу печатной проповеди слова Божия. С утратою Валаама и аз грешный думаю туда переселиться, о чем уже написал о. архимандриту Серафиму [Иванову], но об этом говорю только Вам, Глубокочтимая Евпраксия Степановна, другим о сем прошу пока ничего не говорить»[145].

За время последнего пребывания в Финляндии о. Сергий напишет несколько обзорных статей и компилятивное сочинение «Валаамский патерик или достопамятные сказания об отцах и братиях, подвизавшихся на Валааме с древнейших времен до наших дней. Часть первая. Корни Валаамского подвижничества: о святом Андрее Первозванном, и о Преподобных Сергие и Германе, Валаамских первоначальниках». Говоря о времени жизни основателей Валаамского монастыря, о. Сергий рассматривает найденные им в монастырском архиве письма и рукопись «Опыт древней и новой летописи Валаамского монастыря на Ладожском озере и о преподобных чудотворцах Сергие и Германе, обители сея начальниках, собранная из разных преданий о сем острове, с присовокуплением хронологического и статистического оного описания. С. Петербург» известного коллекционера и фантазера-фальсификатора исторических источников А. И. Сулокадзева (1771–1829), сочинителя целиком им самим изобретенного путем сознательного внесения искажения в используемый документ полета т. н. первого русского воздухоплавателя подьячего Крякутного, памятник (1956 г.) каковому событию и ныне можно увидеть в городе Нерехте… Рассматривая некоторые другие свидетельства, о. Сергий приходит к фантастическому заключению, что «основание Валаамского монастыря следует полагать между 870 и 920 годами». Это свое сочинение он завершает 22 февраля 1940 г. уже в эвакуации, в местечке Лакомяки. Впрочем, сам автор весьма трезво оценивал проделанную работу и снабдил рукопись собственноручной припиской на первой странице в самый день окончания работы: «1940.22.II. Настоящий черновик нуждается в дальнейших исправлениях и переделках, и потому в настоящем своем виде не годится для печати, но может послужить полезным материалом для будущего составителя „Валаамского патерика“, каковым желательно было бы иметь Б. Ив. Сове. Прот. С. Четвери[ков]»[146]. Это, по-видимому, последнее из его исследований, завершенных в Финляндии.

Дальнейшие события отчасти нашли освещение в письмах о. Сергия, публикуемых ниже. 8 июля 1940 г. он официально вышел за штат и, добравшись до Словакии, поселился в Братиславе у сына Феодосия. Здесь он постепенно отошел от активной пастырской работы, сосредоточившись на труде писательском и воспитании внучки Елены, вспоминавшей, что «дедушка всегда был облачен в черную рясу, любил подолгу гулять в саду, где росли черешня, орехи, яблони, сливы, абрикосы, персики. В его комнату, где было много книг, немало из которых рукописные, детям без разрешения заходить было нельзя. Часто внукам, еще умеющим лишь рассматривать картинки, он читал детские книжки религиозного содержания. Когда Лена пошла в школу, то экзамен по Закону Божьему ей разрешили сдавать дома дедушке»[147]. От приглашения приехать в Москву для участия в восстановлении духовного образования о. Сергий, судя по сохранившимся в семье свидетельствам, отказался по возрасту[148].

Письменная связь с полюбившимся ему Валаамским братством из союзной Финляндии Словацкой Республики во все годы Мировой войны осуществлялась бесперебойно, и о. Сергий не только сам общался со знакомыми ему жителями Финляндии, но и помогал монастырю поддерживать связи с корреспондентами по всему миру, в том числе и с ладомировским Типографским братством. Он пересылал на Валаам и свои новые сочинения, сохранившиеся в архиве монастыря. Судя по отзывам, и братия, и миряне читали их с немалым интересом, а «в течение 20 месяцев Валаамской жизни имевший счастие совместно [с о. Сергием] трудит[ь]ся в монастырской письменности» монах Иувиан делился содержанием его писем с игуменом и монашествующими, о чем уведомлял автора. По-видимому, о. Сергий по мере возможности старался соучаствовать в жизни Валаамского монастыря[149]

Возможно, именно длительное житье в гостеприимной и спокойной финляндской обители утвердило о. Сергия в намерении принять монашество, и в среду 13/26 августа 1942 г. в три часа утра в присутствии всех мантийных монахов Типографского братства прп. Иова Почаевского совершен был тайный постриг его в великую схиму. В протоколах Духовного Собора Ладомировского братства было отмечено: «Доколе возможно после того он остается в нашей обители, а зимой уедет в Братиславу. Окончательно поселиться он хочет в Валаамском м[онасты]ре»[150]. Однако вскоре о. Сергий покинул Братство. Возможно, условия жизни оказались уж чересчур суровыми в сравнении с относительно удобной жизнью Валаама. В мае 1943 г. на просьбу разрешения приехать на лето в обитель архимандрит Серафим (Иванов) ответил о. Сергию отказом[151], одновременно Духовный Собор постановил «предложить о. Сергию приехать в обитель не на время, а насовсем, пока не откроется ему возможность ехать на Валаам, или в др[угую] обитель. Если же он откажется снять с себя всякую за него ответственность. Письмо поручить составить архим. о. Нафанаилу [Львову] на основании материалов о. архим. Серафима»[152]. Десятью днями позже, 28 мая / 10 июня 1943 г., вновь слушали письмо о. Сергия, «из которого ясно, что о. Сергий не понял предложений Дух[овного] Собора. Постановили: поручить о. архим. Серафиму и о. архим. Нафанаилу написать теплое, но совершенно ясное письмо о. Сергию с разъяснением нашей точки зрения»[153]. В сентябре 1943 г. отправляющемуся в Братиславу о. Виталию (Устинову) поручили переговорить с о. Сергием и предложить ему «приехать в обитель в качестве собрата»[154].

Доступные свидетельства позволяют предположить, что прот. С. И. Четвериков пользовался в Ладомировском братстве чрезвычайным уважением и любовью, а братия искренне стремились привлечь его как известного церковного ученого и опытнейшего миссионера к своей просветительской работе в России. При встрече в сентябре 1943 г. на Венском совещании архим. Серафим обсуждал вопрос об о. Сергии с митрополитом Анастасием (Грибановским), который «относительно о. Сергия Четверикова предписал в будущем таких тайных постригов не делать. Одобрил решение вызвать его на жительство в обитель в качестве собрата»[155]. В декабре архим. Серафим сообщил митр. Анастасию, «что его предписание относительно водворения в обители о. Сергия Четверикова по сложившимся обстоятельствам должно быть временно отложено»[156].

Одно из последних его сочинений (1944 г.) — «О вере во Христа. Тысячелетний путь русского православного народа со Христом»[157] снабжено примечанием: «Настоящая рукопись написана в защиту православия как неизменного основания духовной жизни русского православного народа независимо от формы государственного и социального устройства его жизни».

В свое время покойный протоиерей Игорь Верник, близко знавший прот. Сергия Четверикова и долгие годы руководивший жизнью основанного им храма РСХД, на вопрос автора этих строк о том, какой эпизод лучше всего может характеризовать почившего духовного руководителя Русского Христианского Движения, советовал обратить внимание на следующее свидетельство Ф. Г. Спасского: «…развелись в церкви одно время мышки — белые, серенькие и одна, запримеченная о. Сергием хроменькая. Мыши пищали, возились, бегали во время службы по иконостасу — это ничуть не отвлекало внимания о. Сергия от богослужения. Он даже поднялся на защиту их, когда одна благочестивая прихожанка, возмущенная таким неблагочинием, собиралась принести мышьяк. “А Вы не знаете выражения: беден, как церковная мышь”, — сказал о. Сергий. Правда, была опасность, что мыши могут добраться к Св. Дарам. И, действительно, хроменькая нашла дорогу на жертвенник. Я услыхал, однажды, в начале Литургии в алтаре постукивание, повторяющееся довольно регулярно. Оказалось, что о. Сергий отходил от престола отпугивать мышь постукиванием ножа. Я сменил его в этом и с той поры принял на себя сторожевую службу, чтобы о. Сергий не думал об этом»[158]

За полгода до своей кончины, 28 ноября 1946 г., о. Сергий направил на Валаам письмо, посвященное значению Иисусовой молитвы, фрагменты которого о. Иувиан (Красноперов) рассылал друзьям монастыря[159].

Даже в послевоенной Чехословакии о. Сергий не оставлял любимого им Христианского движения и на поздравления к полувековому юбилею своего священства ответил 10/23 декабря 1946 г. письмом «Как я сделался православным пастырем и о моем пастырстве в Русском студенческом христианском движении (Ко дню 50-летия моего священства)». Четыре месяца спустя, 29 апреля 1947 г. он скончался в доме своего сына в Братиславе[160] и был похоронен на кладбище Соловьиная Долина. Заказанный о. Сергием еще при жизни деревянный крест сохранялся на его могиле долгие десятилетия рядом с установленным позднее его дочерью памятником. Недавно этот крест забрали сотрудники монастыря и прихода в селении Ладомирова, где о. Сергий принял монашеский постриг, реставрировали и установили среди крестов и могил братии на кладбище у храма Ладомировской обители (бывшего Типографского Братства преп. Иова Почаевского). На крестном ходе несут именно этот крест, который весьма почитается…

В нынешнем году исполняется 75 лет со дня праведной кончины схимонаха Сергия — духовного руководителя Русского студенческого христианского движения протоиерея Сергия Ивановича Четверикова.

 

[1] Оно так и не издано на русском языке полностью.

[2] Вестник Русского студенческого христианского движения (далее — ВРСХД). 1927. № 1, 2, 3, 5.

[3] Известно три выпуска журнала — № 1 (август 1925 г., 24 с., тираж 600 экз.), № 2 (апрель 1926 г., 41 с., тираж 1 000 экз.) и № 3 (1927 г., 62 с.). Они печатались в Чехословакии в г. Свидник в типографии православного русина сенатора Юрая Лажо. Вскоре близ Свидника в селении Ладомирова архим. Виталий (Максименко) организовал православное иноческое Типографское братство. Составленный прот. С. Четвериковым, Павлом Образцовым, Александром Ефимовым и Сергием Троицким устав Братства был напечатан в № 1 «Русского пастыря» (с. 20–22; подлинник, написанный рукою прот. С. Четверикова, сохранился в Архиве Югославии в Белграде. На нем впервые, по-видимому, появляется и нарисованный о. Сергием логотип Пастырского Братства, воспроизводимый ниже). Интерес к жизни о. И. И. Сергиева прот. С. Четвериков сохранит на всю жизнь, будет помещать материалы о нем в «Вестнике РСХД» и в 1939 г., по-видимому не без участия о. И. Шаховского, выпустит написанную (окончена 13/26 января 1939 г.) на основании «Моей жизни во Христе» брошюру «Духовный облик о. Иоанна Кронштадтского и его пастырские заветы» (Издательство «За Церковь». [Новый Сад], 1939. 17 с.).

[4] Четвериков С., прот. Церковная жизнь в эмиграции. Русское студенчество и Православная Церковь // Русский пастырь. 1926. [№ 2]. С. 24.

[5] Там же. С. 21–27.

[6] Четвериков С., прот. Церковная жизнь в эмиграции. Русское студенчество… С. 27.

[7] Четвериков С., прот. Великим постом. Париж, 1926. 32 с.

[8] Притеснение православных на Валааме. [Два документа] // Русский пастырь. 1927. № 3. С. 42–43.

[9] Там же.

[10] Религиозно-педагогическое совещание // ВРСХД. 1927. № 8. С. 29.

[11] Четвериков С., прот. Теософия и Христианство // ВРСХД. 1927. № 10. С. 5–8.

[12] Основные положения Р. С. Х. Движения за рубежом // ВРСХД. 1927. № 10. С. 26–27.

[13] Четвериков С., прот. После Съезда // ВРСХД. 1927. № 11. С. 4.

[14] Хроника жизни Движения // ВРСХД. 1927. № 11. С. 28. Надо полагать, что недешево обошедшееся кассе Движения приглашение о. Сергия на съезд заранее предполагало его включение в руководящий состав организации. Приглашение «1 делег[ата] из Братиславы», то есть о. Сергия Четверикова, обошлось в 968 франков, не считая расходов визовых и почтовых, при общем расходе на съезд в 23 192 франка и 20 сантимов (Отчет по Годичному Съезду // ВРСХД. 1927. № 12. С. 24–25).

[15] И его участие не находит никакого отражения в отчете Е. Скобцовой «Во дни [V] годового съезда Р. С. Х. Д.» // ВРСХД. 1927. № 11. С. 12–17; 1927. № 12. С. 18–22.

[16] Четвериков С., прот. РСХД и Россия // ВРСХД. 1927. № 12. С. 8.

[17] Послание Митрополита Сергия // ВРСХД. 1927. № 9. С. 22–24.

[18] Четвериков С., прот. Христианство как рождение новой жизни в душе и как трудничество во Имя Христово // ВРСХД. 1928. № 2. С. 5, 7.

[19] Выдержки из протокола заседаний Совета Р. С. Х. Движения // ВРСХД. 1928. № 3. С. 29–30.

[20] Четвериков С., прот. Задачи Движения // ВРСХД. 1928. № 5. С. 4–5.

[21] Четвериков С., прот. Задачи Движения. С. 7.

[22] Четвериков С., прот. Бог в Русской душе // Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1928. № 12 (17/30 июня). С. 22.

[23] Послужной список протоиерея Сергия Ивановича Четверикова (Частное собрание).

[24] Четвериков С., прот. Несколько слов по поводу моего назначения Священником Русского Студенческого Христианского Движения // ВРСХД. 1928. № 9. С. 1–3.

[25] Федотов Г. П. Третий Клермон // ВРСХД. 1928. № 9. С. 25–28.

[26] Хроника // ВРСХД. 1928. № 10. С. 25, 27.

[27] Четвериков С., прот. Работа в Движении, как служение Церкви и России (Доклад на Годичном Съезде Движения) // ВРСХД. 1928. № 11. С. 3, 6.

[28] Четвериков С., прот. Из болгарских впечатлений // ВРСХД. 1929. № 1–2. С. 52–53.

[29] П. С. Ч. Педагогическая работа с девочками и девушками в Румынии // ВРСХД. 1929. № 1–2, Бюллетень Религиозно-Педагогического Кабинета № 3. С. 8–9.

[30] Хроника // ВРСХД. 1928. № 11. С. 28.

[31] Четвериков С., прот. Церковь «Введения во храм Пресвятыя Богородицы» на Монпарнассе // ВРСХД. 1929. № 1–2. С. 56.

[32] ВРСХД. 1929. № 1–2. С. 58.

[33] Пр. С. Ч. Библиография // ВРСХД. 1930. № 2. С. 32; См.: Богданова Т. А., Клементьев А. К. Материалы к истории типографского иноческого братства Преподобного Иова Почаевского во Владимировой на Карпатах // Православный путь за 2007–2011 гг. Джорданвилль, 2011. С. 6–155.

[34] Четвериков С., прот. Неотложная задача русской зарубежной церкви // ВРСХД. 1928. № 11. Бюллетени Религиозно-Педагогического Кабинета. № 1. С. 2.

[35] Обзор Движения по 5 ноября 1928 г. // ВРСХД. 1928. № 12. С. 18.

[36] ВРСХД. 1929. № 1. С. 6–8. Из помещенного в сноске на с. 6 указания о. Сергия вроде бы следует, что и печатавшиеся весь предыдущий год в «Вестнике» «мысли и наставления о духовной жизни древних отцов и учителей Церкви из „Добротолюбия“» готовил к публикации именно он. Ранее в журнале «Путь» он помещает две статьи «Из истории русского старчества» (№ 1, 1925 и № 7, 1927) — написанные в Братиславе первые наброски будущего исследования о Паисии Величковском. Одновременно его текст о старчестве публикуется в переводе Н. Угримова: Tschetwerikoff S. Das russische Starzentums // Die Ostkirche. (Sonderheft der Vierteljahrsschrift „Una Sancta“). Stuttgart, 1927. S. 63–76.

[37] Четвериков С., прот. Святитель Христов Николай Чудотворец, архиепископ Мѵр Ликийских, в душе русского народа // Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1929. № 12. С. 13.

[38] Четвериков С., прот. Доклад, читанный в общем собрании парижского Движения 3 февраля // ВРСХД. 1929. № 4. С. 22 (дата написания текста — 22 февраля 1929 г.).

[39] Четвериков С., прот. Содружество в Движении // ВРСХД. 1929. № 11. С. 15.

[40] Предполагаемые летние съезды и лагери // ВРСХД. 1929. № 5. С. 28.

[41] Четвериков С., прот. Заметки о Движении // ВРСХД. 1929. № 8–9. С. 2–3.

[42] Берлинец. Россия в Саарове // ВРСХД. 1929. № 8–9. С. 51, 53.

[43] Коровицкий А. Местный съезд в Чехоловакии // ВРСХД. 1929. № 10. С. 22–26.

[44] [Зандер В. А.] У родных святынь. Второй съезд Русского Христианского студенческого Движения в Прибалтике. Печерский монастырь. 3–11 августа 1929 г. / под ред. Л. А. Зандера. На правах рукописи. Р. С. Х. Д. Ревель. [2]+VIII+[2]+70+[2] с.

[45] [Зандер В. А.] У родных святынь. С. VIII.

[46] EAA. Ф. 1655. Оп. 3. Д. 132. Л. 12 об. Впоследствии еп. Иоанн еще раз подтверждал число участников съезда: «4-го августа прибыли в монастырь на очередной годичный Съезд из разных стран 375 человек членов Русского Студенческого Христианского Движения».

[47] Разумное стремление дать возможность православной русской молодежи посетить разбросанные по миру уцелевшие русские углы возникло уже в самом начале эмиграции. Первым из известных стало, кажется, паломничество группы из сорока кадет Донского имени императора Александра III Кадетского корпуса, эвакуированного из Новороссийска в феврале 1920 г. и размещенного в Египте (450 кадет). Водительствуемые прот. Д. Троицким эти учащиеся (составлявшие церковный хор храма Корпуса) уже в декабре 1920 г. направились в Британскую Палестину для посещения святых мест, в том числе и владений Русской духовной миссии, на территории учреждений которой проживали. Интереснейший отчет о паломничестве с использованием дневниковых записей участников см.: Троицкий Д., прот. Впечатления от поездки в Иерусалим с кадетами Донского Кадетского Корпуса // Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1928. № 16 (18/31 октября). С. 17–28.

[48] См.: Конспект доклада А. И. Макаровского «Печерский монастырь и его значение для местного края» // [Зандер В. А.] У родных святынь. … С. 25–37.

[49] Там же. С. 47.

[50] Конспект доклада А. И. Макаровского «Печерский монастырь и его значение для местного края» С. 38–39.

[51] Там же. С. 46–47.

[52] Мартынов Н. Срытие часовни Иверской Божией Матери // ВРСХД. 1929. № 10. С. 13–15. Самое жуткое впечатление получили участники поездки в Изборск от увиденной ими игры местных ребятишек, которую И. А. Лаговский описал подробно: «Ребятишки кучей — голова к голове — лежали на земле. Бойкий мальчик с игрушечным ружьем, с той глубокой серьезностью, что так характерна для детской игры, ходил между лежавшими, заботливо наклонялся к каждой голове, затем размеренно-методически, точно делая какую-то важную работу, вставлял жестяное дуло ружья в ухо осмотренного и спускал курок. Через Изборск отступали остатки белой Северо-Западной армии. Сюда не раз налетали большевики. Должно быть, страшные видения кошмарных в своей будничной деловитости расстрелов, крепко приразились к детской душе, и сейчас ребятишки играют в них… Стало страшно тихо. […] Кто-то не выдержал, спросил: „Во что играете“. — „А в войну“, — равнодушно отозвался на минутку один из них и снова забыл о вопрошавшем, всей душой уйдя в занятную игру» (Лаговский И. В Прибалтике // ВРСХД. 1929. № 12. С. 22).

[53] [Зандер В. А.] У родных святынь… С. 62. Текст для печати завершен на отдыхе в Royat 1 (14) октября; см.: Четвериков С., прот. Евхаристия, как средоточие Христианской жизни // Путь. 1930. № 22. С. 3–23.

[54] [Зандер В. А.] У родных святынь… С. 62.

[55] Там же. С. 5.

[56] Липеровский Л. РСХД за рубежом. Местным объединениям Р. С. Х. Движения. 10 циркулярное письмо (12 ноября 1929 года. С. 2. Машинопись. Частное собрание).

[57] Хроника (Из жизни Движения) // ВРСХД. 1929. № 12. С. 25.

[58] Государственный архив Псковской области. Ф. 499. Оп. 1. Д. 413. Л. 33–34. Чернильный штамп: Вход. № 593. „17“ Сент 1929 г. Печерскій монастырь.

[59] О событиях вокруг Печерского епископа и Печерского монастыря в последующие годы (1931–1934 и далее) см.: Клементьев А. К. Материалы к жизнеописанию епископа Печерского Иоанна (Булина) // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2019. № 1 (25). С. 200–271.

[60] Четвериков С., прот. Содружество в движении // ВРСХД. 1929. № 11. С. 15.

[61] Четвериков С., прот. О содружестве в движении // ВРСХД. 1929. № 12. С. 5–9.

[62] Четвериков, прот. С. Бог в Русской душе // Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1928. № 15 (17/30 сентября). С. 26.

[63] Хроника (Из жизни Движения) // ВРСХД. 1929. № 12. С. 26.

[64] Там же. С. 27.

[65] Четвериков С., прот. Два мира // ВРСХД. 1930. № 3. С. 14–17.

[66] Из жизни Движения // ВРСХД. 1930. № 6. С. 24–25. Британская частная организация «The Appeal for the Russian Clergy and Church Aid Fund» оказывала финансовую поддержку Движению, Свято-Сергиевскому богословскому институту и освещала их деятельность в англоговорящих странах. См.: Lockhart J. G. The Russian Student Christian Movement in the Baltic States. [s. l., s. d.], 8 p.

[67] См.: Лаговский И. Почти на родине // ВРСХД. 1930. № 10. С. 23–26.

[68] Осипов А. III Прибалтийский съезд Р. С. Х. Движения // ВРСХД. 1930. № 10. С. 32.

[69] Плюханов Б. В. РСХД в Латвии и Эстонии. Париж, 1993. С. 109–112.

[70] III Съезд Движения в Прибалтике // ВРСХД. 1930. № 8–9. С. 44–45.

[71] Никитин А. VIII годичный съезд движения // ВРСХД. 1930. № 11. С. 26–30.

[72] Религиозно-педагогическое совещание // ВРСХД. 1931. № 1. С. 23.

[73] Религиозно-Педагогический Кабинет в 1929–1930 году // ВРСХД. 1931. № 1. С. 20.

[74] А. Н. Съезд Совета Движения // ВРСХД. 1931. № 7. С. 26, 29.

[75] Четвериков С., прот. Православный пастырь и современная молодежь // ВРСХД. 1931. № 8–9. С. 11–12.

[76] VIII Съезд Р. С. Х. Д. во Франции (11–18 июля 1931 г.) // ВРСХД. 1931. № 10. С. 28.

[77] Предстоящая работа Центрального Секретариата // ВРСХД. 1931. № 8–9. С. 39.

[78] Лаговский И. Первый съезд // ВРСХД. 1932. № 2. С. 25–26.

[79] Четвериков С., прот. Праздник Движения (Еще об идеологии Движения) // ВРСХД. 1931. № 12. С. 6–7.

[80] Четвериков С., прот. Перед новым годом // ВРСХД. 1932. № 1. С. 5.

[81] Четвериков С., прот. Что такое церковность, и церковно ли Движение? // ВРСХД. 1932. № 6–7. С. 5, 10–11.

[82] Разговены для безработных // ВРСХД. 1932. № 6–7. С. 32–33.

[83] Четвериков С., прот. Место Русского Студенческого Христианского Движения в Православной Церкви // Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1932. № 6. С. 14–15.

[84] Куликов В. После съезда в Менюль // ВРСХД. 1932. № 8–9. С. 26.

[85] Из писем // ВРСХД. 1932. № 8–9. С. 29–30.

[86] Четвериков С., прот. О трудностях религиозной жизни в детстве и юности // Путь. 1932. № 34. С. 63.

[87] В Пюхтицком монастыре // ВРСХД. 1932. № 8–9. С. 31–32.

[88] Четвериков С., прот. После съезда // ВРСХД. 1932. № 8–9. С. 33–34.

[89] Постановление Совета Прибалтики // ВРСХД. 1932. № 12. С. 27.

[90] Пьянов Ф. Т. Съезд Р. С. Х. Д. в Нильванже (Франция) // ВРСХД. 1933. № 2. С. 25, 27.

[91] Четвериков С., прот. Наш праздник // ВРСХД. 1932. № 12. С. 3–5.

[92] Ломако Г., прот. Еще о Русском Студенческом Христианском Движении // Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1932. № 11. С. 6–9.

[93] Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1932. № 6. С. 13–16.

[94] Четвериков С., прот. Еще несколько слов о месте Русского Студенческого Христианского Движения в Православной Церкви // Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1933. № 1. С. 24–25.

[95] Конкурс на роман о большевизме // ВРСХД. 1933. № 4. С. 28–29.

[96] [Отчет] // ВРСХД. 1933. № 9–10. С. 3.

[97] Задачи Христианского Движения. (Машинопись. Частное собрание).

[98] Cetfericov S., prot. Paisie, stareţul mănăstirii Neamţ Viaţa, învăţătura şi influenţa lui asuprii Bisericii Ortodoxe. Neamţ, 1933, 431 p. (ed. a II-a, Neamţ, 1940, 1943, 416 p.). К книге была приложена подробнейшая «Таблица преемства старчества в Русской Церкви», составленная коллегой о. Сергия на основании его указаний еще в Полтаве (автограф таблицы сохранился — Частное собрание).

[99] Четвериков С., прот. Религиозно-христианское миросозерцание, как основание человеческой жизни и культуры. (Речь, сказанная на годичном собрании. Р. С. Х. Д. в Париже 21.XI/4.XII.1934) // ВРСХД. 1935. С. 8–11.

[100] Помощь безработным в Париже. (Отрывки из письма). // ВРСХД. 1935. № 4–5. С. 35.

[101] Жизнь Р. С. Х. Движения. На съезде Совета Движения // ВРСХД. 1935. № 6–7. С. 22.

[102] Там же. С. 25.

[103] Там же.

[104] Там же. С. 26.

[105] Резолюции, принятые Съездом Совета Р. С. Х. Движения в Буасси (Франция) 1–4 июня 1935 года // ВРСХД. 1935. № 8–11. С. 34.

[106] Согласно «Бюджету Р. С. Х. Д. на 1935/36 г.», из общей суммы в 83 350 фр. фр. на оплату трудов о. Сергия в 1935–1936 финансовом году предполагалось отпустить 14 400 фр. фр. (Машинопись. Архив РСХД (Париж)); То же: XI. Распределение общих сумм движения на 1935–36 год // ВРСХД. 1935. № 8–11. С. 36). При этом все расходы на работу Секретариата Движения исчислялись только в 9 650 фр. фр. (Там же). Т. о., о. Сергий являлся наиболее высокооплачиваемым русским церковно-общественным работником в Париже из числа получавших регулярное содержание (фиксированная часть доходов духовенства приходских храмов была значительно ниже). Для сравнения, по положению на январь 1936 г., в Свято-Сергиевском православном богословском институте инспектор и ординарный профессор прот. С. Н. Булгаков и экстраординарные профессора А. В. Карташев и свящ. Г. В. Флоровский получали по 1 200 франков в месяц, ординарный профессор В. В. Зеньковский — 1 000 франков, преподаватель Н. Н. Афанасиев — 900 франков, а прочие сотрудники от экстраординарного профессора до эконома — от 800 до 80 франков в месяц. Общая сумма месячного содержания всего штата института равнялась 12 175 франкам. (Ведомость на выдачу содержания за первую половину января 1936 г. (Архив Парижской архиепископии).

[107] «Движенческие дни» (Съезд) в Финляндии. // ВРСХД. 1935. № 6–7. С. 27.

[108] Отметим, что еще в самом начале сотрудничества о. Сергия с РСХД в собрании парижского Движения о Валааме рассказывали сами недавние валаамские братия — оставивший Валаам по собственному желанию, но утверждавший, что потерпел за несогласие с реформой церковного календаря, известный впоследствии своей работой в Марокко о. Варсонофий (Толстухин) и бывший миссионер и автор широко известных ныне воспоминаний инок Афанасий (Нечаев): «…говорил о. Варсонофий о Валаамской пустыне. Он дал исторический очерк Валаама и рассказал об его подвижниках, угодниках и старцах. Особенно запечатлелся в памяти рассказ о самых последних предреволюционных временах […] „Древняя великая святая обитель — закончил свое слово о. Варсонофий — и теперь она имеет в своих стенах стойких, мужественных борцов за православие, непрестанно молящихся о ниспослании лучших времен России, из которой вышли они…“ После о. Варсонофия несколько дополнительных слов о Валаамской обители сказал совсем недавно прибывший оттуда о. Афанасий, пробывший на Валааме около трех лет и попавший туда в 1923 году из Советской России. Он указал, что самое внешнее устройство этого монастыря, его большие сооружения, его большое хозяйство, все свидетельствует лишний раз о духовной созидательной силе русского гения. Сейчас там нет ничего явного великого, за повседневной жизнью этого великого не видно, но несомненно, что в тамошнем разнообразном духовном быту где-то под спудом цветет напряженная внутренне-религиозная жизнь. Указал о. Варсонофий [вероятно, ошибка наборщика — речь идет о рассказе о. Афанасия. — А. К.] и на то, что Валаам за последние годы привлекает к себе большое число иностранных туристов — шведов, немцев и др., которые считают обязательным своим долгом посещать этот русский православный мир. Необходимо посещение Валаама и русским для восстановления связи Валаама с русским миром. Как ни трудно, но нужно стремиться к осуществлению этого. В этом году летом будет устроена поездка туда студентов Сергиевского Подворья, которые едут и с целью научиться там великому знаменному распеву» (Львов Л. У студентов-христиан. Валаамская обитель // Возрождение. 1927. № 720 (23 мая, понедельник). С. 3).

[109] «В Гефсиманском скиту я имел счастье в течение всех четырех лет моего пребывания в Академии проводить первую Седмицу Великого поста» (Четвериков С., прот. Во дни юности. (Чем я обязан митрополиту Антонию) // ВРСХД. 1935. № 9–11. С. 11).

[110] Жизнь Движения. Франция // ВРСХД. 1935. № 12. С. 40.

[111] Жизнь Движения. Финляндия // ВРСХД. 1935. № 12. С. 42–43.

[112] Подробный отчет о проделанной Комиссией работе вместе с публикацией выпускавшихся ею официальных документов и с приложением писем прот. С. И. Четверикова к о. С. Н. Булгакову см.: Клементьев А. К. Материалы к истории полемики о творчестве профессора протоиерея Сергия Николаевича Булгакова (1924–1937 гг.) // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2019. № 2 (26). С. 275–370.

[113] Жизнь Движения. Франция // ВРСХД. 1936. Вып. II. Декабрь. С. 31.

[114] Там же. С. 31–32.

[115] Там же. С. 33.

[116] Хроника // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1937. № 3–4. С. 27.

[117] [Обращение прот. С. И. Четверикова от 11 января 1937 г.] (Листовка, размноженная на гектографе. Частное собрание).

[118] Четвериков С., прот. Об индивидуальном и социальном христианстве // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1937. № 1–2. С. 8–11.

[119] Хроника. 1. Русское Студенческое Христианское Движение за рубежом // Там же. С. 23.

[120] Четвериков С., прот. По поводу статьи монахини Марии „Испытание свободой“. [Письмо В. В. Зеньковскому] // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1937. № 3–4. С. 22.

[121] Там же. С. 24–26.

[122] Там же. С. 26–27.

[123] Совещание церковно-общественных организаций Парижа // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1937. № 5–6. С. 15.

[124] Церковь Р. С. Х. Д. // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1938. № 2. С. 24.

[125] Из праздничного приветствия РСХД // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1937. № 9–12. С. 3, 5–6.

[126] Хроника // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1938. № 2. С. 24. Сохранился «Приходный документ № 72» за подписью казначея иеромонаха Григория о получении от о. Сергия Четверикова «за поминовения шесть имян 40 ф[инляндских] м[арок]» 1 марта 1938 г. на о. Валаам (Частное собрание).

[127] Хроника. С. 25.

[128] Четвериков С., прот. Христос Воскресе! // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1938. № 2. С. 2–4.

[129] Хроника // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1938. № 3. С. 24.

[130] На обложку этого издания вынесено другое название: «Беседы о молитве Иисусовой».

[131] [Расписка]. Текст, с указанием даты и места (Валаам), написан рукой казначея иеромонаха Григория. Подпись — автограф прот. С. Четверикова (Частное собрание).

[132] Расписка. Написана рукой прот. С. Четверикова (Частное собрание).

[133] Расписка Н. Казанского от 5 сентября 1938 г. (Частное собрание).

[134] Penkin N. Ко всем читателям // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1938. № 3. С. 2 обложки.

[135] Приобретайте издания «Путь жизни» // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1939. № 1. С. 3 обложки; Четвериков С., прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Петсери: Путь жизни, 1938. Ч. I. 135 с.; Ч. 2. 125 с.

[136] Читателям и друзьям «Вестника» // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1939. № 2. С. 2 обложки.

[137] Протокол № 12 Заседания Правления Валаамского монастыря состоявшегося «15» августа 1938 г. (Книга Протоколов Заседаний Правления Валаамского монастыря // Архив Валаамского Спасо-Преображенского монастыря. Финляндия). Отметим, что десятью днями ранее правление отклонило «просьбу Кн. Жевахова о принятии его в обитель на особых условиях», посчитав, что выдвинутые для переселения в монастырь бывшим товарищем обер-прокурора Святейшего Синода, автором получивших известность в среде русской эмиграции мемуаров и попечителем русского подворья в г. Бари князем Николаем Давидовичем Жеваховым «упомянутые условия для обители неприемлемы» (Протокол № 12 Заседания Правления… «4» августа 1938 г. // Там же). К этому времени кн. Н. Д. Жевахов уже бывал в монастыре и печатался в газете «Утренняя Заря».

[138] Хроника // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1938. № 4. С. 22.

[139] Sorbets J. Aux portes de l’U.R.S.S. Valamo, l’archipel aux moines // L’Illustration. 1938. 10 septembre. P. 573–575.

[140] Жизнь Движения // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1939. № 2. С. 32.

[141] Приложение к «Спутнику» на Валаам. Вид и описание св. обители / изд. А. А. Анникова. СПб.: Типография и Хромолитография А. Траншеля, Стремянная, № 12. СПб., 1886. 14 с. Текст отпечатан на обороте подробного изображения всех сооружений центральной усадьбы монастыря.

[142] Хроника // Вестник: Орган церковно-общественной жизни. 1939. № 2. С. 29.

[143] Письмо прот. С. Четверикова Л. А. Зандеру от 7 января 1940 г. (Публикуется в приложении).

[144] Четвериков С., прот. Бог в Русской душе // Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1928. № 15 (17/30 сентября). С. 25.

[145] Письмо монаха Иувиана (Красноперова) Евпраксии Степановне от 3 марта 1941 г. (Машинопись. Подпись — автограф. Частное собрание).

[146] Четвериков С., прот. Валаамский патерик. (Рукопись. 29 л. Архив Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. Финляндия. Без архивного шифра). Текст был перепечатан монахом Иувианом (Красноперовым) в апреле 1940 г. (20 с. Там же). Уроженец г. Выборга и выпускник, а после приват-доцент парижского Свято-Сергиевского богословского института Борис Иванович Сове в течение долгих лет являлся главным связующим звеном между Валаамским монастырем и институтом, осуществлял на Валааме приобретение книг для библиотеки института, но Валаамского патерика так и не составил.

[147] Арбатская Ю. Протоиерей Сергий Четвериков. Симферополь, 2012. С. 87–88.

[148] По утверждению В. В. Зеньковского, «о. Сергий всецело разделял взгляды митр. Евлогия на положение Церкви в России, верил, что приблизилась пора возрождения церковной жизни в России, верил, что русский народ снова нашел свою церковь, нашел путь к правде. Он очень горько переживал разногласие свое с большинством близких ему людей, не разделявших его оценки положения Церкви в России, — но эти разногласия ни в малейшей степени не ослабляли личных связей» (Зеньковский В. В. Памяти прот. С. Четверикова // Русская мысль. 1947. № 4 (10 мая). С. 8). Речь идет о кратком периоде увлечения части эмиграции надеждами на религиозную свободу в советской России. Из доступных сегодня документов едва ли можно заключить, коснулось ли это увлечение самого о. Сергия…

[149] Во всяком случае, об этом свидетельствует публикуемое в Приложении письмо монаха Иувиана (Красноперова) от 9/22 августа 1941 г.

[150] Книга постановлений Духовного Собора… Протокол № [182]. 8/21 октября 1942 г.

[151] Там же. Протокол № 192. 18/31 мая 1943 г.

[152] Книга постановлений Духовного Собора… Протокол № 192. 18/31 мая 1943 г.

[153] Там же. Протокол № 194. 28 мая / 10 июня 1943 г.

[154] Там же. Протокол № 202. 5/18 сентября 1943 г.

[155] Там же. Протокол № 205. 9/22 октября 1943 г.

[156] Там же. Протокол № 206. 24 ноября / 7 декабря 1943 г.

[157] В 1998 г. издано Валаамским монастырем в Петербурге с забавными опечатками.

[158] Полный текст воспоминаний Ф. Г. Спасского публикуется в Приложении.

[159] Оригинальный машинописный текст, рассылавшийся о. Иувианом, озаглавленный «Выборка из письма о. Сергия Четверикова от 28 ноября 1946 г.», воспроизводится в Приложении (Частное собрание).

[160] Изображение дома см.: Арбатская Ю. Протоиерей Сергий Четвериков. С. 87.

 

Источник: Клементьев А. К. Протоиерей Сергий Иванович Четвериков в Русском студенческом христианском движении и на о. Валаам (1927–1940 гг.) // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2022. № 37. С. 328. 

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9