Космическая сага Клайва Льюиса
Научная фантастика как литературный жанр, делающий акцент на научно-техническом прогрессе, многим может показаться не лучшим выбором для читателя-христианина. Но есть фантастическая литература, созданная верующими людьми и несущая в себе христианские идеалы. Образцом такой литературы является «Космическая трилогия» К.С. Льюиса, которую и анализрует автор в предложенной статье.
Статья

В начале XXI века проблема полетов в космос и его освоения, кажется, перестала будоражить ум человека. Вавилонский дух гордости, двигавший прогресс в прошлом веке, сменился куда более мелким — духом потребительским. Продление и улучшение жизни здесь и сейчас — куда более важная и «актуальная» задача для современного человека. Былой же дух, который возбуждал, которым были захвачены современники Юрия Гагарина, или почти совершенно исчез, или выродился в такие квазиформы как уфология и прочие не имеющие отношения к реальности явления. Сейчас, когда космонавтика утратила романтический ореол, космос интересен человеку скорее из утилитарных соображений, чем из восторженно-поэтических, человек сожалеет о дороговизне полетов в космос не потому, что никогда не сможет там побывать, а потому сожалеет, что пока невозможно отправлять собственный мусор на солнце. Сознание же церковного человека эта тема как бы обходит стороной. Небо в христианстве является символом Царства Божьего, символом всего прекрасного и самого дорогого, чего может желать и на что может надеяться христианин. Но в апреле 1961 года символ был расчленен, реальность отделилась от образа, за ним скрываемого. Шло время, и гордый дух открывателя и покорителя угас в мире, в Церкви же само это явление, кажется, так и не подвергалось серьезной рефлексии.

Не была так популярна и актуальна эта тема в 30-е и 40-е годы прошлого века. Шла вторая мировая война, и большинству людей было не до полетов в космос... Так почему же набирающий популярность апологет христианства выбирает именно этот жанр? (Первую часть из серии «Хроник Нарнии» Льюис напишет только спустя 4 года после завершения «Космической трилогии».) Формальная причина заключается в том, что Льюис с другом Толкиным решили написать по фантастической повести как, в своем роде, ответ Г. Уэллсу, литератору далеко не христианскому. Толкин пишет о путешествии во времени, а Льюис — о полете в космос. Вторая причина — неформальная, на мой взгляд, она заключена в бомбежках, которым подвергался в те года Лондон. Позже мы поясним эту мысль, а сейчас необходимо выявить специфические черты «христианской фантастики» Клайва Льюиса.

Обычно принято говорить об общих чертах того или иного феномена, а после выделять специфические черты, характерные для конкретного лица. Однако в настоящем случае едва ли можно говорить о «христианской фантастике» вне наследия Клайва Льюиса, сказавшего первое христианское слово в этом жанре. («Сон смешного человека» Ф. М. Достоевского — скорее идея, заключенная в притчу, чем оформление жанра. Хотя и безусловно, что идея эта лежит в основе второй части трилогии Льюиса.) Мы затронем два основных вопроса, могущих возникнуть у христианина к писателю, посчитавшего возможным развитие сюжета не на земном шаре.

         Отношение к космосу

Многим известен конфликт польского фантаста Станислава Лема с Андреем Тарковским по поводу фильма «Солярис». Первый даже специально прилетел в Россию — убеждать Андрея Арсеньевича в том, что его авторское восприятие космоса совсем другое. Для Тарковского космос мертв и холоден, это место, далекое от «дома» (далекое, добавляет христианин, от Бога, потому что именно на Землю, именно «в наш дом», пришел Сам Бог). Не таково отношение Льюиса к космосу.

«…Рэнсом особой тревоги не ощущал. Не так-то просто с сомнением вглядываться в будущее, когда чувствуешь себя так необыкновенно хорошо, как Рэнсом во время перелета… Не было ни солнца, ни луны, ни облаков, чтобы поспорить с ними за власть над небесами. Перед Рэнсомом в ореоле величия проходили планеты и неведомые созвездия, небесные сапфиры, рубины, изумруды и зерна расплавленного золота; в левом углу картины висела крошечная, невероятно удаленная комета; и фоном для этого великолепия служила бездонная, загадочная чернота, куда более яркая и осязаемая, чем на Земле... Ему приходилось читать о космосе, и в глубине его души сложилась мрачная фантазия о черной, безжизненной, скованной морозом пустоте, разделяющей миры. До сих пор он и не подозревал, как мощно эта картина влияла на все его мысли. Но теперь, по отношению к океану небесного сияния, в котором они плыли, само название "космос" казалось богохульной клеветой. Как можно было говорить о безжизненности, если каждое мгновение пространство вливало в него новую жизнь? Иначе и быть не могло: ведь из этого океана возникли и миры, и жизнь на их поверхности. Напрасно считал он пространство бесплодным — нет, оно породило все бессчетные пылающие миры, что глядят по ночам на Землю. А здесь он увидел, что миров во сто крат больше!»[1].

Божий мир не ограничен у Льюиса только «нашим домом», космос — тоже создание Божие, и оно не менее, а еще более величественно, когда звезды ближе, ярче. «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы»[2]. Звезды видны и в космосе, а значит, так же свидетельствуют о Его силе и Божестве.

Герой Льюиса настолько успокоен, настолько умиротворен величественной тишиной и красотой «космоса вблизи», что воспринимает его как своего рода убежище, спасение от шума и суеты, творимой на Земле. Он даже приходит к мысли, что дьявол хотел бы весь мир, всю вселенную наполнить шумом, грохотом, бессмысленным лязганьем и скрежетанием… Последняя мысль отчасти подтверждает нашу догадку о том, почему христианский мыслитель пишет этот текст в период войны, обстрелов фашистскими бомбардировщиками…

«Он не ощущал себя и своих спутников островком жизни, пересекающим пропасть смерти. Наоборот — за пределами маленькой железной скорлупки, в которой они мчались, ждала жизнь, ежеминутно готовая ворваться внутрь, и если она убьет их, то избытком жизненной силы. Он страстно надеялся, что если им суждено погибнуть, то это будет "развоплощение", а не удушье»[3]. Страстная надежда на развоплощение в космосе, вероятно, привлекательнее перспективы быть взорванным бомбой в собственном доме.

Интересно также отметить, что описание Льюисом невесомости поразительно соответствует действительности, не в пример его современникам-фантастам и даже более поздним (например, у братьев Стругацких интерьеры космических кораблей мало отличаются от советских гостиниц). Поскольку Льюис был человеком ученым, то, вероятно, он не мог не знать об ОТО Эйнштейна, появившейся на свет в 1915 году, но даже несмотря на это в 30-х годах XX века еще вряд ли начинали готовить космонавтов и на практике создавать условия невесомости. Именно поэтому описание Льюисом положения человека в космосе, возможно, является одним из самых первых достоверных описаний состояния невесомости.

 Допустима ли множественность миров в «христианской фантастике»?

Первая книга космической трилогии называется «За пределы безмолвной планеты», и называется она так не случайно. Дело в том, что это название имеет прямую отсылку к такой мысли преподобного Иоанна Дамаскина: «Из этих ангельских сил тот ангел, который стоял во главе земного чина и которому со стороны Бога была вверена охрана земли; не родившись злым по природе, но быв добрым, и произойдя для благой цели, и совершенно не получив в себя самого со стороны Творца и следа порочности, — не перенесши как света, так и чести, которую ему даровал Творец, по самовластному произволению изменился из того, что согласно с природою, в то, что против природы, и возгордился против сотворившего Его Бога, восхотев воспротивиться Ему»[4].

Льюис, следуя такой логике, приходит к выводу: из таких ангелов-хранителей был не один только дьявол, но были и другие, которые не пали, и, следовательно, миры их не узнали зла, и именно из-за этого с нашим миром, миром земли была потеряна «связь», наша планета «замолчала», после того как узнала зло. По мысли Льюиса, существуют миры, совсем не знающие греха, существуют миры, где экстренные меры промысла Божьего (Потоп и Ной) удались, и зло удалось остановить… Откуда берется само желание измышлять такие картины? Не умаляет ли это Бога? Не умаляет ли это человека?

Ответ на этот вопрос простой. Бог Льюиса — это не предмет богословствования, это не тема для очередной диссертации, не обитатель одних только учебников по догматике, это живой Бог, деятельный Бог, Которого мы прежде всего видим в Священном Писании. Возможность существования иных миров и иных разумных существ, по мысли Льюиса, вероятно, и бьет по самолюбию христиан на земле, но вовсе не умаляет ни силы, ни славы Господа. Напротив, допуская такую возможность, мы находим в своей душе еще больше места для удивления, ликования, для благодарения и славословия. «Всякое дыхание да хвалит Господа!»[5]. Космос, все то бесчисленное множество галактик — не мертвое, холодное и бессмысленное пространство, но пространство живое, пространство, так же пронизанное благодатью, пространство, наконец, полное живых, разумных существ, к тому же не знающих греха (эта мысль есть во «сне смешного человека» Достоевского), — неужели каким-то образом эта мысль оскорбляет и умаляет Бога? Ответ Льюиса — нет, не умаляет. Да, для спасения это не имеет никакого значения, но для христианского воображения не повредит, даже напротив.

Заметьте также, фантастика Льюиса совершенно противоположна фантастике материалистов. Современному человек знакома такая мощная, формирующая отношение к миру сага, как «Звездные войны». Ведь, как правило, фантастический роман — это война с агрессивной, безобразной внеземной цивилизацией. Большинство романов, фильмов, видеоигр, построены по этой схеме. Льюис выворачивает наизнанку такое представление. Все ровно наоборот. Мы заражены, мы отвратительны и агрессивны, а окружающие вселенные — это ангельски чистые миры. Что это, как не подлинно христианская, подлинно смиренная и благодарная фантазия?

И можем ли мы обвинять Льюиса в недопустимости, в «неприличности» поднятых им тем? Можем ли мы вытеснить из своей жизни самое слово «фантазия», «воображение», как изначально опасные, недопустимые? Льюис блестяще доказал, что фантазия может быть здоровой, может быть христианской и что она не просто имеет право на существование, а должна как можно больше входить в культуру, в ту культуру, которая последние два века задыхается от материалистической, агрессивной и лишенной подлинной мудрости фантазии.

Таким образом, космос за пределами слоев атмосферы остается тем же самым Небом, Господь в космосе такой же, как и на Земле, а существование иных миров не повод для страха, а повод для благодарности.


Список литературы
 
1. Льюис К.С. Собрание Сочинений в 8 т. / Пер. с англ.: — М.: Фонд о. Александра Меня; Дом Надежды, 2006.

2. Библия. Священное Писание Ветхого и Нового Завета. — М.: Издательский совет РПЦ, 1998. — 2547 с.

3. Преп. Иоанн Дамаскин, Точное изложение православной веры. М.: Издат-во Сретенского монастыря; 2003. — 162 с.
 

[1] Льюис К.С. За пределы безмолвной планеты // Собрание Сочинений в 8 т. / Пер. с англ.: — М.: Фонд о. Александра Меня; Дом Надежды, т. 3, 2003, С. 35-37

[2] Рим. 1.20.

[3] Льюис К.С. За пределы безмолвной планеты // Собрание Сочинений в 8 т. / Пер. с англ.: — М.: Фонд о. Александра Меня; Дом Надежды, т. 3, 2003, С. 160

[4] Преп. Иоанн Дамаскин, Точное изложение православной веры. М.: Издат-во Сретенского монастыря; 2003, С. 55

[5] Пс. 150.6

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9