После появления в электронном пространстве сочинения диакона Владимира Василика «Ответ Виктору Грановскому-1» в продолжение и, как тогда казалось, в завершение дискуссии мною был составлен текст, вскоре отосланный на «Русскую линию». Редакция сайта, однако, не сочла нужным его опубликовать. Предложенный мною обзор книги «Трагедия России», а также ответ на предвзятую рецензию в «Православном Санкт-Петербурге», к сожалению, тоже появились в Интернете с сильным опозданием. И пока ждали выхода в свет мои собственные публикации, создалось впечатление, что я «игнорирую целые блоки насыщенных статей».
Означенная «насыщенность» заслуживает немаленького вопросительного знака. В большинстве этих статей видна искреннейшая озабоченность судьбами социалистического отечества, которое и после постыдной своей кончины всё ещё, по мнению авторов, пребывает в опасности. Петербургские писатели не просто высказывают симпатию к деяниям советских властителей — любое иное отношение заподозривается ими как «вольная или невольная работа на интересы наших недругов зарубежом» (Пётр Мультатули). Объективность же, на которую они громко претендуют, которую они громогласно противопоставляют русофобской необъективности, черпает свои «объективные данные» из лежалой и пропагандистски изъеденной советской историографии.
В своей «насыщенной» эскападе Пётр Мультатули негодует: «...реабилитацией Власова и ему подобных занимаются люди, чьи цели объясняются хладнокровным расчётом. По большому счёту им глубоко безразличен и сам Власов, и Советская власть. Они обвиняют во всех смертных грехах одного Сталина, но упорно не хотят называть имена главных инициаторов Красного террора и геноцида русского народа — Ленина, Свердлова и Троцкого. Они твердят о 1937 годе и очень не любят воспоминать расказачивание 1918 года, они говорят о "голодоморе" 1930 года и забывают об искусственном голоде в Поволжье 1921 года».
Неправда — обо всём вышеперечисленном на разные лады произносится с перестроечных лет неостановимо. Гораздо более показательно привести перечень, обличающий совсем иной аспект умолчаний: «...если брать количественно, то почти всё открыто [в государственных архивах по советскому периоду]. Формально наши власти могут сказать — ну, что вы беспокоитесь, там чуть-чуть осталось. Но когда начинаешь разбираться, это "чуть-чуть", это такие интересные сюжеты, как например, политические убийства за рубежом, которые совершали наши спецслужбы — всё закрыто. Дальше — огромные массивы по советским войскам в Европе в 1945 г., где фиксировались, в том числе, бесчинства, мародёрства, преступления, — из песни слова не выкинешь — "секретно". Невозможно получить дела по маю-июню 1941 г. — депортация из Прибалтики — это всё в архивах ФСБ закрыто. Невозможно получить ничего по Прибалтике 1949 г. — раскулачивание, — тоже архивы ФСБ. По ГУЛАГу практически закрыты оперативно-чекистские отделы. До сих пор доступа нет. ...интереснейшие документы Политбюро — что в президентском архиве, — Политбюро, 70 - 80-е гг. — до сих пор закрыты. Кстати, в конце 2009 г. у нас будет 30-летие Афганистана, истечёт 30-летний срок решения — он уже истекает, так как они принимали решение заранее. Получат исследователи документы? Сталинский архив — до сих пор значительная часть его закрыта. Получается так, что там, где есть какие-то постыдные для нашего государства, для наших органов — спецслужб, армии, — вещи, связанные с депортациями, преступлениями, репрессиями, издевательством, пытками — это всё закрыто»[i].
И вот люди, казалось бы, патриотических воззрений считают по существу запретным даже заводить разговоры на подобные темы. Им кажется куда совестнее писать статьи и слагать проповеди о сомнительных триумфах власти, присвоившей выстраданные русским народом победы, из которых же ещё выдаются индульгенции на сотворённые ею злодеяния. Они принимают за успокаивающую истину убеждение, что не было у нас «начиная с конца 30-х годов и до конца 80-х другой власти, способной отстаивать независимость нашей Родины, кроме советской» (историк Пётр Мультатули). Они рисуют умопомрачительный пейзаж, на фоне которого Ленин, Троцкий и Сталин строят идеальное русское государство — «самодержавную республику», о которой мечталось в XIX веке и почвенникам, и западникам (философ Александр Казин). Они ощущают одинаково родными не только ручьи православной веры и нравственности, пробивавшие тайный путь под советскими глыбами, но и сами эти глыбы коммунистической державности (филолог Владимир Василик).
И когда появилась книга отца Георгия Митрофанова, никто из этих авторов не счёл нужным сухо её отреферировать в своих «насыщенных» откликах — все сразу взялись за гневные опровержения... того, чего в ней нет. Больше всего на этой ниве преуспел диакон Владимир Василик. В первой же статье, посвящённой «Трагедии России», он с первых же абзацев заявил, что позиция священника Георгия Митрофанова «выглядит оправданной разве что с точки зрения юстиции Третьего Рейха». Спустя время, петербургский диакон заподозрил позицию отца Георгия, а заодно профессора А.Б. Зубова ещё и в «августинизме» («Ответ Виктору Грановскому-2»). Но обвинить отца Георгия в «агрессивности», отсутствии «государственнической» позиции и даже «пресвитерского» духа показалось мало: потребовалось приписать ему также полное отсутствие здравого смысла и неконтакт с единомышленниками, приглашёнными в сотрудники и соавторы. Поэтому среди многочисленных комментариев отца Владимира, помещённых в форумной колонке сайта «Богослов.Ru», мы можем прочесть, будто «уважаемый проф. д.ф.н. П.Е. Бухаркин в своём послесловии отказывает текстам о. Георгия в научности и объективности и в непосредственных связях с реальностью» и что в предисловии к «Трагедии России» владыка Агапит «не солидаризируется с о. Георгием». Аргументирующих выдержек — никаких. Однако есть претензия к отцу Георгию за то, что «он утверждает миф о белых, как о защитниках монархии и Православия». Вообще диакон Владимир Василик очень проницательный читатель и экзегет: «А что до системы взглядов о. Георгия — то под личиной патриотизма и "белой идеи" мы видим здесь постмодернизм и нигилизм, но достаточно закамуфлированный»[ii].
Отец Владимир хвалится «обширным фактологическим материалом», якобы предоставленным в подтверждение всех высказанных инвектив, что сопровождается признанием: «На ложном цитировании Вы меня не поймаете!» В своей статье «Трагедия России, или о пользе точной цитаты», так и не появившейся на сайте «Русская линия»[iii], я привёл примеры искажённого цитирования и разительных фигур умолчания, напротив, очень характерных для «методологии» отца Владимира. В первую очередь это относится к текстам Ивана Солоневича, согласно аттестации моего оппонента «непредубеждённого и честного свидетеля, настоящего русского патриота».
Так вот: «Не считаю изменником генерала Власова», — эти слова Иван Солоневич произносит не один раз[iv]. «Я хочу сделать... существенную оговорку, — пишет Солоневич, — если бы я одновременно с генералом Власовым попал бы прямо, без пересадки, из СССР в Германию, я сделал бы или постарался бы сделать примерно то же, что сделал и старался сделать генерал Власов, — и решительно с такими же результатами»[v]. В эмигрантской публицистике, по словам Солоневича, только либерально-кадетский лагерь согласился с советской пропагандой в том, что Власов — предатель. Те, кто «обзывают генерала А.А. Власова национальным изменником», по хлёсткому приговору Солоневича — «душеприказчики милюковских заветов»[vi].
Даже впоследствии, изменив свою первоначальную оценку власовского движения, Солоневич подчёркивал: «Основные кадры власовской армии... там было очень патриотическое и вовсе не пронемецкое настроение. И в заслугу генералу А. Власову нужно поставить то, что ни на какие карательные функции он не пошёл. И что свою линию он выдержал до конца, — до конца Германии»[vii].
Если в «Акции генерала Власова» Солоневич ещё находит достаточно пафосных слов об этой «акции» и самом Власове, то в более поздних своих статьях он всяко честит и Власова, и его соратников, рисует их напыщенными советскими тупицами, клянёт их за полнейшее отсутствие монархических убеждений, даже называет Власова своим «классовым врагом»[viii], но нигде — предателем и изменником Родины в чисто советском духе, тем паче что антипатия Солоневича так и не распространилась на массу обыкновенных солдат РОА: «...не было никакой возможности нести знамя монархии ни под командованием Гитлера, ни под командованием Власова. Но всё это никак не означает, что люди, которые всё-таки и с Гитлером, и с Власовым пошли, оказались бы "изменниками", квислингами и прочим в этом роде»[ix].
Так что Солоневич действительно был в своей оценке Власова, как пишет отец Владимир, «весьма категоричен», но в разное время категоричен по-разному. В обострённой полемической ситуации мы вправе ожидать от филолога хотя бы упоминания и объяснения перемены мнений Солоневича о власовцах, являвшихся как бы то ни было пусть и временными, но всё же попутчиками публициста-беженца.
И точно так же неверным было бы выставлять Солоневича противником Белого движения. Солоневич, действительно, много и резко писал о тактических ошибках белых, об их политической слепоте, органической неспособности решить крестьянский вопрос, о гибельном бюрократизме управления, о бесталанности почти всех белых руководителей в государственном отношении, об эмигрантском соскальзывании белых ветеранов на собственную «легендарность». По утверждению Солоневича, предатели как у русской монархии, так и у Белого движения были общие («правящий слой»)[x], «и Добровольческая армия потерпела крушение по совершенно тем же причинам, по каким потерпела крушение и Императорская армия»[xi].
Но всё это — зрячая внутренняя критика, и для Солоневича невообразимо было бы, как то делает отец Василик, представить борьбу красных и белых просто как внутреннюю схватку идентичных «социалистов и террористов»: «На нашей, на белогвардейской, стороне при всяких наших нансеновских прелестях есть всё-таки честь и есть всё-таки совесть. Там [в Советской России] ничего этого нет. Там могут зарезать и жену, и сына, и товарища, даже и не поперхнувшись. Это есть мир подчеловеков»[xii].
Вообще метод отца диакона — это метод цитирования с обильными купюрами, порой донельзя искажающими общую идею текста, привлекаемого в качестве подтверждающей тезис иллюстрации. Это относимо не к одному Солоневичу, но и, например, к «такому серьёзному исследователю», хвалимому отцом диаконом, как Михаил Витальевич Шкаровский, статья которого («Русская Православная Церковь и власовское движение») подаётся в унисон морально-разоблачительному фельетону личности А.А. Власова, а всё потому, что из неё приведены далеко не самые значимые фрагменты, тогда как большáя серия цитат из труднодоступных мемуаров власовских соратников, вполне опровергающая образ мерзавца, развратника и безбожника, живописуемый отцом Василиком, демонстративно выпущена. Вот несколько примеров[xiii]:
«А.А. Власов был очень религиозен. Он часто говорил, что с большим удовольствием ходил бы в церковь, да что скажет народ на той [советской] стороне, как он на это посмотрит... Как бывший семинарист, А.А. знал великолепно всю церковную службу. Во время объезда Северного фронта на одном обеде, устроенном в его честь, на котором присутствовали представители русского гражданского управления, немецкий комендант обратился... с предложением, чтобы прочли молитву, как это делается у русских. На это местный священник, присутствовавший на обеде, предложил спеть "Христос Воскресе"... А.А., обладая сильным басом, громче всех пел, что немало поразило присутствовавших немцев и русских. Однажды А.А. был на крестинах крёстным отцом. Держа младенца на руках, он пел всю службу, чем поразил священника и маленькое общество присутствовавших».
В возрождённых Псково-Печёрах «генерал Власов проявил большой интерес... к истории монастыря, к собранию старинных икон, облачений и церковной древней утвари, к жизни и работе монахов. После осмотра навестили настоятеля монастыря. Старик-монах спросил генерала, как ему всё понравилось и не слыхал ли он про такого русского генерала Власова, который призывает русский народ к борьбе с большевизмом. Вдруг монах, пристально взглянув на генерала, спросил: "Да не Вы ли тот генерал Власов?" Когда Власов в этом признался, настоятель встал, сделал ему земной поклон, благословил его на святое дело, перекрестил его и подарил ему икону. Потом Власов расписался в книге для почётных посетителей... Это сочувствие настоятеля монастыря произвело на Власова сильное впечатление».
По свидетельствам очевидцев, Власов живо заинтересовался и древнеправославной верой, всем, что связывалось в объезжаемых местах со старообрядчеством — поповским и беспоповским. Побывав у староверов под Ригой, генерал сказал: «И крепкие же люди, ничто их не поколебало, они и теперь спокойно почивают на своих святоотеческих подушках». Впрочем, в беседе с наставником беспоповцев, Власов произнёс: «...а не лучше ли воссоединиться с Православием, чтобы хоть в религиозной жизни русских не было разногласий, ведь в единении сила!.. Никто вас не будет в свободной России принуждать менять веру... Дожить бы только до свержения ненавистной безбожной власти!»
Отец Владимир и эти, и другие части статьи Шкаровского оставляет за кадром, после чего с лёгкостью напускает туман, заявляя, будто «отношение... Зарубежной Церкви к Власовскому движению очень сложно». Хотя, например, отношение к власовцам, выраженное Первоиерархом РПЦЗ митрополитом Анастасием и приводимое Шкаровским, стало словом «о тех, кто положил свою жизнь в борьбе с коммунистической диктатурой, кто, зная свою обречённость, принёс свою жизнь на алтарь Родины во имя высоких идей христианства и справедливости»[xiv].
Впрочем, теперь мы имеем возможность прочитать и отзыв Архиерейского Синода РПЦЗ на книгу протоиерея Георгия Митрофанова (от 8 сентября 2009 г.): «В Русском Зарубежье, частью которого стали и уцелевшие участники РОА, генерал А.А. Власов был и остаётся своего рода символом сопротивления безбожному большевизму во имя возрождения Исторической России. ...На вопрос: "Был ли генерал А.А. Власов и его сподвижники — предателями России?", мы отвечаем — нет, нимало. Всё, что было ими предпринято, — делалось именно для Отечества, в надежде на то, что поражение большевизма приведёт к воссозданию мощной национальной России. Германия рассматривалась "власовцами" исключительно как союзник в борьбе с большевизмом, но они, "власовцы", готовы были, при необходимости противостоять вооружённой силой какой бы то ни было колонизации или расчленению нашей Родины. Перефразируя известное высказывание покойного русского философа Александра Зиновьева, генерал А.А. Власов и его окружение, "целясь в коммунизм", прилагали все мыслимые старания, чтобы "не попасть в Россию"»[xv].
Раздавались подобные голоса также из Московской Патриархии[xvi]. Здесь уместно сослаться не только на статью супругов Никиты Игоревича и Ксении Игоревны Кривошеиных[xvii], но и на мнение того, кому они сродни кровно и духовно, — именно, архиепископа Василия Брюссельского: «...у него сохранились убеждения старой России, — рассказывал в 1999 г. митрополит Антоний Сурожский. — Я знаю один случай из его жизни и до сих пор не могу понять, как он уцелел. Он куда-то ехал на машине, это было брежневское время. Они проезжали мимо какого-то места, и сопровождающий его священник говорит: "Вот это место, где был расстрелян преступник Власов". "Преступник не Власов, а Сталин!" — ответил владыка»[xviii].
* * *
По той же самой вышеописанной схеме завязываются у диакона Владимира Василика и узлы Гражданской войны. Цифры белого террора оказались в глазах отца Владимира и профессора Казина искажённо-красноречивы, во-первых, за отсутствием контрастного освещения давно уже известных данных по красному террору, во-вторых, вне идейных характеристик, обусловивших как те, так и другие массовые убийства. А существенно важна в данном случае идейная мотивация, провоцировавшая насилия — разумеется, ничем не оправдываемые ни с одной, ни с другой стороны. Первый исследователь этой жуткой темы эмигрантский историк С.П. Мельгунов, по убеждениям человек не правого, а левого лагеря, сравнил так: «Нельзя пролить более человеческой крови, чем это сделали большевики; нельзя себе представить более циничные формы, чем те, в которые облечён большевицкий террор. Это система, нашедшая своих идеологов; это система планомерного проведения в жизнь насилия, это такой открытый способ убийства, как орудие власти, до которого не заходила ещё никогда ни одна власть в мире... "Белый" террор явление иного порядка — это, прежде всего, эксцессы на почве разнузданности власти и мести... Нет, слабость власти, эксцессы, даже классовая месть и... апофеоз террора — явления разных порядков»[xix].
Впрочем, та же мысль повторяется в Википедии, на которую петербургские авторы ссылаются, как на словарь Брокгауза и Евфрона: «Понятие "белый террор" вошло в политическую терминологию периода революции и гражданской войны и традиционно применяется в современной историографии, хотя сам по себе термин является условным и собирательным, так как в антибольшевистские силы входили не только представители белого движения, но и весьма разнородные силы. В отличие от "красного террора", провозглашённого большевиками законодательно в качестве ответа на "белый террор", сам термин "белый террор" не имел ни законодательного, ни даже пропагандистского утверждения в Белом движении в период гражданской войны»[xx].
Самое главное с духовной (но, впрочем, и с военно-политической) точки зрения: вожди белых армий, первейшие историки Белого дела, как указывал тот же Солоневич, сами дали ему оценку, оказавшуюся «ничуть не лучше большевицкой оценки»[xxi]. Это касалось, естественно, и непредрешенчества, но и вообще всех грехов, которыми болела Белая армия. Только ведь покаянием своим и отличается грешник кающийся от грешника самооправдывающегося...
Так вот до сих пор — ничего подобного со стороны красных «историософов», для кого всё творимое большевиками отныне вполне оправдано превратно истолкованным «промыслом истории» и «восстановлением империи». Да какое там покаяние?! «Не нужно заморачиваться виртуальными грехами», — призывает отец Владимир. Русское соучастие в большевистском разбое XX века, описанное в книжке отца Георгия — это всё «мифические проблемы». Но зато «мы теперь слишком много знаем о бедах и грехах эмиграции, чтобы идеализировать и её, и белое движение», вот здесь уж не «виртуально».
Как заметила в ответе отцу Владимиру Василику одна читательница с «Богослова»: «У Вас такой метод убеждения, который русский народ издавна называет чрезвычайно точным определением "ШАПКАМИ ЗАКИДАЕМ"... Вы... закидываете... фрагментами из читаемых Вами книг, вместо того, чтобы просто определить свою позицию»[xxii]. Впрочем, позиция-то проступает вполне определённая: отец Владимир Василик хочет вслед за Мандельштамом говорить о «будущем советской старины». Только вряд ли он не помнит знаменитой эпиграммы Осипа Эмильевича на «кремлёвского горца», более чем точно выразившей смысл всей этой «старины», о перспективах которой современный священнослужитель так печалится и печётся.
* * *
Авторы «Русской линии», перечисленные в статье «Об узлах...», стоят на позициях советского патриотизма, кто более, а кто менее умеренного толка. Признавать советскую власть своею — это, по мнению Петра Мультатули, «неунизительно». Утверждать же иное — это, согласно наклеенному ярлыку, либо «абсурд», либо «демагогия». Оказывается, ослабление советской власти с необходимостью вело к уничтожению России, и чем дольше бы сидели большевики на нашей шее, тем пущее благо принесла бы сия власть и стране, и народу. Подобное прозрение сути вещей, как прозрачно намекает Мультатули, есть «анализ, основанный на православном подходе».
И эта за последнее время постоянно нагнетаемая убеждённость, будто советская власть стала в XX веке для России настоящей национальной скрепой, вызывает целый спектр чувств различного оттенка: от удивления до глубокого возмущения.
«Освободиться от большевизма и его идеологии можно только с помощью покаяния, а не с помощью пособничества со злейшими врагами Отечества», — проповедует Пётр Мультатули. Так где же это покаяние!? Ни нашим историкам, считающим Сталина «эффективным менеджером», ни нашим политикам совсем даже и не стыдно. Мы всё время слышим, и уже даже радостно привыкли слышать, про очередное обеление известных и позабытых сталинских злодейств, оправдываемых «исторической» либо «геополитической» ситуацией, ибо нравственно их нельзя оправдать никак.
Очень странно, что историк из Петербурга не видит того, в чём товарищ Сталин был продолжателем дела Ленина. И утверждение, что вина Сталина перед русским народом меньше, чем его вождей-предшественников, ещё требует всемерного обоснования, для которого совсем не обязательно внутрипартийную грызню возводить во образ борьбы «вождя и учителя» за национальную Россию. И хотя горький для нас антироссийский запал в бывших республиках налицо, нет, увы, неправды в том, что западенцам и прибалтийцам насолил больше всё-таки Иосиф Виссарионович, а не Лев Давидович, и даже не Владимир Ильич.
Весьма интересно было бы взглянуть и на тех «реабелитаторов» (так в тексте) власовщины, которые произошли, согласно родословной, начертанной Петром Мультатули, из «бывших комсомольских и партийных активистов». Это когда ура-монархистов-сталинистов, вышедших из подобной среды, ещё с эпохи «Памяти» пруд пруди. И что-то слишком малозаметны сегодня пригрезившиеся петербургскому историку «необелогвардейцы всех мастей» (едва ли не исчерпываются таковые, к сожалению, далеко не первостепенной публицистикой угасающего «Посева»), зато куда истовей в своём гуманитарном творчестве новоявленные «внуки Суворова, дети Чапаева»[xxiii], те разнообразные примирители, кому одинаково близки и мироотречный подвиг Царя-страстотерпца, и государственный «подвиг» батюшки Сталина.
Вопреки утрированию Мультатули, нет у отца Георгия в книге и намёка на то, что измену своему народу надлежит возвести в добродетель. Отец Георгий об измене говорит не единожды, только её отправная точка вынесена туда, где занялась будто бы тоже не нравящаяся Мультатули «мертвящая идеология» большевизма. Пренебрежительность рецензента сочетается с неприятной небрежностью: Пётр Мультатули даже именует критикуемого им протоиерея то «отцом Георгием», то «отцом Григорием»[xxiv].
Только вместо того, чтобы выдумывать отсутствие «глубокого и объективного анализа» у своих оппонентов, не честнее ли развернуть вопрос: «Почему память о красном терроре так и не стала всеобщей? Мы смеёмся над нашими украинскими соседями, которые политизировали тему Голодомора, свели всеобщую трагедию к узким национальным основаниям. А сами совершаем несопоставимо худшую ошибку: сдвигаем ужас того, что было пережито в XX столетии, на обочину, не очищаем себя раскаянием, выбираем вместо памяти забвение, а значит не изживаем катастрофу, прячем её глубоко в себя... Люди словно загораживаются от мучительного прошлого, не хотят переживать его как свою проблему, как живую, длящуюся, общенациональную боль»[xxv].
* * *
Отец Владимир Василик и Александр Казин не сочли нужным внимательно прочесть удостоившуюся их беглой критики статью автора этих строк. В «Акции священника Митрофанова» писалось о намеренном забвении советскими властями трагедии военнопленства, о «котлах» первых дней войны. Советской власти было выгодно замолчать (а то и залгать) подвиги своих окруженцев, впрочем, не только их, но и других «ветеранов и детей войны». Более чем полвека совершалось это «попирание Победы», продолженное, кстати сказать, и нынешней властью, ввергнувшей наших стариков (и многих ветеранов) в безумную монетизацию. Не думаю, что Л.И. Соколова не знает об этом «попирании Победы». «Попирание» она нашла у отца Георгия Митрофанова, не удосужившись, впрочем, сколько-нибудь корректно прокомментировать его книгу.
Что же до «несдержанных и оскорбительных комментариев» читателей «Русской линии», то они позорят их самих, а вовсе не отца Георгия. К сожалению, тот метод, которым они пользуются, не сильно отличается от способа чтения «Трагедии России» отцом Владимиром Василиком и Александром Казиным. Критикуемая ими книга в их «рецензиях» практически не цитируется, а её автору приписываются вопиющие мнения, с которыми оппоненты спорят в благородном патриотическом порыве.
Это понятно в контексте общей авторской позиции: для них коммунистический режим есть режим национальный и легитимный, и верность Сталину и компартии для них то же самое, что верность исторической России. Диакон Владимир Василик и Александр Казин не прощают белого террора белогвардейцам, но считают «дисциплинирующей», спасительной и даже религиозно-очистительной политику террора красного, стоившего России «миллионов сыновей и дочерей».
Отец Владимир Василик и Александр Казин словно бы упреждают нас от некоего «голливудского соблазна». Зато им душевно ближе старое советское кино, не без художественных изысков во время óно показывавшее нам противостояние «белой гвардии зла» и доблестных красноармейцев (или чекистов), строящих социалистический рай. Но у отца Владимира Василика и особенно у Александра Казина тщетно искать ноту сокрушения за «красный» и уж тем более за «большой» террор, перед коими меркнут все заплечные дела белых контрразведок и «колчаковщины». Такая историософия наступает на старые грабли, по слову Ивана Ильина: «Подумать только, как распределились для них начала добра и зла: позор на стороне Корнилова и Врангеля, а новая религия и творчество на стороне Сталина и Менжинского. Из всего этого извращения должна родиться русская монархия? На самом деле отсюда может возникнуть только её крушение...»[xxvi].
Я цитирую здесь Ивана Ильина, потому что его, наряду с Иваном Солоневичем, Казин считает «отечественными умниками первого ряда»[xxvii]. И это невзирая на то, что для Солоневича, например, было «голым, бесспорным и беспощадным фактом», что «Советская Россия, договором 23 августа 1939 года, толкнула Гитлера на первый военный шаг, создав иллюзию, что на Востоке Германия обеспечена от всякого удара»[xxviii]. Что, опять «разноцветная русофобия»?
Нет, просто для диакона Владимира Василика и для Александра Казина называть советские мерзости мерзостями «немыслимо и недопустимо». На стороне советской России грехов не было. Злодеяния красной армии (как в Гражданскую, так, увы, и в Отечественную войну) — это несущественно, об этом, видите ли, срамно обмолвиться. «Немыслимо и недопустимо» заикнуться о том, как бросали советские вожди в пасть наступающему Гитлеру сотни тысяч своих солдат почти безоружными, как оставляли своё вполне рабоче-крестьянское население на земле, выжигаемой советскими партизанами, как приравняли страшнейший германский плен к измене Родине. Но, например, и мыслимо, и допустимо писать, что в советской России вера незаметно победила безверие, а Христос — антихриста (Александр Казин). И имеется здесь в виду совсем не подвиг новомучеников, а советский идеологический официоз и жизнь советских людей по его нормам, причём сопутствовавшая ему советская нищета возносится чуть ли не до осуществлённого коллективно идеала «жития по Бозе» в духе святого Максима Исповедника. И те, кто отказываются разглядеть, как во всём этом советская Россия незримо стала Святою Русью, по словам Казина, либо «духовно слепы», либо самой «жадной» ненавистью ненавидят Россию.
Столь же вольно те же авторы фантазируют про «мягкие режимы» в странах Восточной Европы (хотя сегодня известно, что титовские лагеря в Югославии были кое-чем почище сталинских[xxix]).
Непонятно только, почему с такой скоростью сиганули все эти страны в НАТО прочь из коммунистической «мягкости» и благополучия.
Впрочем, не сочтите за пиар. Авторы «Русской линии» по преимуществу тем и занимаются, что обелением да освящением «советского периода русской истории» под маркой якобы отказа его очернять.
Причём, оправдывая беспрецедентный по жестокости государственный опыт большевиков, Казин пытается записать своими единомышленниками русских религиозных философов. Словно бы и они чувствовали, что за советским строительством возрождается исконная русская государственность, прежние народные идеалы. Потому будто бы и Николай Бердяев написал «Истоки и смысл русского коммунизма» к двадцатилетнему юбилею советской власти[xxx], и Семён Франк указал на глубокую религиозность русского народа в самый разгар атеистических гонений. Когда Казин трактует советские «призывы к борьбе за выполнение плана и за чистоту улиц» в духе «софийности» булгаковской «философии хозяйства», это выглядит вполне комично. Но поразительнее и отвратительнее всего попытка Казина воспользоваться выражением архимандрита Константина (Зайцева) и назвать чудом русской истории чудовищное, кощунственное перетолкование «сплошь оккультных» серпа и молота в символ Голгофы, что, к восхищению Казина, произошло в советский период.
Когда Александр Казин низвергает перуны на по-леонтьевски ненавистного ему среднего европейца, назначая его, по слову Дмитрия Мережковского, «Грядущим Хамом», это отдаёт элементарной некомпетентностью. И ощущение это становится тем сильнее, когда Казин произвольнейшим образом сближает принципиального противника «Вех» с их авторами, причём по части якобы разделяемых последними чаяний на слияние личности с Богом и государством. А ведь достаточно лишь бросить взгляд в известную статью Мережковского, чтобы увидеть всю полярность её реакционно-советофильским воззрениям Казина: «...Грядущий Хам. У этого Хама — три лица. Первое... — лицо самодержавия, мёртвый позитивизм казёнщины... Второе лицо... — ...лицо православия, воздающего кесарю Божие, той церкви, о которой Достоевский сказал, что она "в параличе"... Третье лицо... — ...лицо хамства, идущего снизу — хулиганства, босячества, чёрной сотни — самое страшное из всех трёх лиц»[xxxi].
Не обыватель, пекущийся о поддержании «срединной» социальной культуры, но босяк, грозящий взрывом всякому устоявшемуся бытию (и неважно с каких позиций: извращённо ли понятого «самодержавия» или самой вульгарной «народности»), — вот о ком пророчествует Мережковский. И показательно, что совсем не Дмитрий Мережковский, а именно Александр Блок, импонирующий Казину за открытую им в русском человеке «экзистенциальную безбытность» (наше жалкое неумение обустраивать собственный быт и поныне), воспел «грядущих хамов» в кощунственной поэме «Двенадцать», тогда как его соратники по символистскому цеху, Мережковский и Гиппиус, в революционной российской заверти узрели «умирание телесное» и «оподление духовное»[xxxii].
Вообще Александр Казин не стесняется проявлять своё незнакомство с тем, что на самом деле писали русские религиозные философы о русской революции. Казину и авторы сборника «Вехи» рисуются такими же, как он, «монархо-коммунистами» и противниками европейского либерализма (и это сказано не сумняшесь о патриотическом западнике П.Б. Струве). А уж если касаться Николая Бердяева, то при всех его поздних восторгах русским мессианством, «трансформировавшимся» якобы из Третьего Рима в Третий Интернационал, есть у него такие реплики, под которыми подпишутся ли ещё сегодня советские державники-мистики. Хотя бы это: «Сталинизм, т.е. коммунизм периода строительства, перерождается незаметно в своеобразный русский фашизм. Ему присущи все особенности фашизма: тоталитарное государство, государственный капитализм, национализм, вождизм и, как базис, милитаризованная молодёжь... Сталин... вождь-диктатор в современном, фашистском смысле»[xxxiii].
Или это: «Коммунизм есть исповедание определённой веры, веры противоположной христианской. Вся советская литература утверждает такое понимание. Коммунисты любят подчёркивать, что они противники христианской, евангельской морали, морали любви, жалости, сострадания. И это может быть и есть самое страшное в коммунизме»[xxxiv].
Россия спасала человечество от веры в апостасийную утопию тем, по Казину, что несколько десятилетий пыталась осуществить эту утопию посредством «чудовищного искажения евангельской истины». Существует ли для православного человека больший грех, чем искажение заветов Христова благовестия? В конце концов, вспомнить бы Казину слова того же С.Л. Франка про «ересь утопизма». Если советский человек жил идеалами ложно понятыми, неужели духовно оправданно выдавать такую жизнь за высокий идеал?! Мало того, что этим «чудовищным искажением» советская власть изуродовала русский народ, так он же сегодня ещё должен быть благодарен прежним «исказителям».
Неприятие нацизма — это нравственно. Неприятие коммунизма в России — это нравственно сомнительно! Это расценивается как посягательство на отечественную государственность.
Почему петербургским авторам так легко даются фразы о «системной болезни европейского тоталитаризма»? И почему язык не поворачивается сказать о системных недугах российской власти, по сей день хромающей на советскую ногу? Ведь «тоталитарные тенденции» в странах Европы — это, знаете ли, ещё не тоталитаризм. Но если пост-имперские революции «всей Европе» предложили «соблазн тоталитаризма», так не лучше ли озаботиться бревном в собственном глазу. Ведь чего не было, того не было: система Гулага не стала в XX веке изобретением западных демократий. И не надо перекладывать с больной головы на головы менее больные. Как будто не советское государство заключило «союз с тоталитарным чудовищем» гитлеризма и не «воевало с ним вместе». Или не хочется вспоминать советско-германский парад в Бресте, прошагавший над поделённой Польшей? И чем возмущаться документацией ОБСЕ, не заняться ли наконец изучением «юридической базы» ленинских резолюций и декретов, к коим возводит своё преемство Российская Федерация.
Да, русскому патриоту совершенно не с руки защищать Юзефа Пилсудского. Не потому, что он «тоже» был диктатор и установил в Польше тоталитарный режим, а потому, что Пилсудский предпочёл в нашей революционной смуте привычно-польскую русоненавистническую интригу поддержке национально-государственного движения, с редким цинизмом заметив: «Пусть Россия ещё погниёт лет 50 под большевиками, а мы встанем на ноги и окрепнем!» Но в итоге в яму упали оба враждующих славянских племени, и полякам случилось гнить под коммунизмом почти столько же. Разница между польской и советской тираниями до сих пор лишь в том, что Пилсудский установил в Польше национальную диктатуру, а диктатура ленинско-сталинского «пролетариата» от начала до конца была антинациональна, всегда губила и профанировала русское дело, в том числе в Отечественной войне и десятилетиями после неё. Польская нация никогда не признавала коммунизм своей народной властью. Но если мы до сих пор присваиваем России имя богохульника и убийцы, если даже отдельные духовные лица пишут о советской власти как о национальной русской власти, ну так чего ж мы хотим от поляков, от украинцев, от иных западных наций? Мы сами даём им предлог за предлогом равнять коммунизм с русскостью, и подписываемся оплачивать невылазные долги наших собственных палачей.
Про выдачи западными демократиями на съедение Сталину десятков тысяч русских эмигрантов, никогда не дававших присяги Советам, великого числа казаков, которым «товарищи» «устроили Карфаген» задолго до немцев, наконец, многих и многих беженцев из СССР, на своей шкуре сравнивших оба лагерных тоталитаризма, написано достаточно. Автор книги «Жертвы Ялты», горькая правда которой была ославлена как клеветничество судом раздемократичнейшей Британии, князь Н.Д. Толстой-Милославский здравствует до сих пор. Недавно был переиздан сборник кубанского атамана В.Г. Науменко с недвусмысленным названием «Великое предательство». В конце концов, о трагедии этих выдач написано и в книге отца Георгия Митрофанова, только для рецензента, настроенного как отец Владимир Василик, эти трагедии так и остались темой запретной и презираемой.
Конечно же в описанных преступлениях западные демократии — сталинские пособники и соучастники. То-то и вымолвил Александр Верт, что «в этой... народной войне советские люди сражались... за свою советскую власть». Разборчивые интеллектуалы Запада узрели в коммунизме квинт-эссенцию русского духа. И вот современные петербургские авторы, ища объяснить смысл трагедии России, охотно повторяют словеса залётного английского журналиста. Хотя даже чтимому ими Иосифу Виссарионовичу смысл войны виделся иначе уже при её начале: «...воюют не за нас, а за матушку-Россию».
Александр Солженицын — наиболее известный исторический писатель, который использовал в своих трудах метод «узлов». Так вот обратили бы внимание авторы статьи «Об узлах...» на череду эпилогов, что приводит Александр Исаевич в заключительном конспекте «Красного колеса»: годы 1928, 1931, 1937, 1941, 1945. Это не что иное, как временные максимумы, в которые возможно ещё было русскому народу проявить национальную волю и «расковать» коммунистические пути и путы.
Но этого не случилось.
Даже в 1945-м.
Что никак не умаляет нашу победу в той войне, тяжелейшей за всю российскую историю. Победа в Великой Отечественной войне была национальной русской победой, но последующего коммунистического растления России не пресекла даже она, и в этом трагическая антиномия всей нашей истории XX века, осечка которой с великой болью отдаётся всем нам до сих пор.
* * *
Но вовсе не книга протоиерея Георгия Митрофанова принижает подвиг нашего народа в Отечественной войне. Его до сего дня принижает и извращает просоветская историография и её вольные либо невольные исповедники. Власть, присвоившая себе и Победу, и монополию её исторического описания, не только с презрением отнеслась к этой Победе (самый день её отменив уже в декабре 1946 г.), но и ещё полстолетия глумилась над страной, уничтожившей гитлеризм.
«Прокляты и убиты на долгие десятилетия были сотни тысяч, если не миллионы оказавшихся в плену, объявлены гнусными предателями и фашистами, и из немецких лагерей отправлены в сталинские. Можно ли однозначно осудить тех, кто надеялся на освобождение нашей Родины от большевизма? Нужно ли и теперь отказывать им в праве на молитву и прощение, на понимание их правды? Или единственным прибежищем нам остаётся советский патриотизм с извечными "их радостями — нашими радостями", с образом Сталина по статьям ЖМП сороковых годов, с мифологемами о криптохристианстве каждого второго советского генерала и председателя обкома, окормлением кремлёвского горца у блаженной Матроны и регулярными полётами чудотворных икон вокруг осаждённых городов?» — риторически-своевременно вопрошает протоиерей Максим Козлов[xxxv].
Понятно, что не все настроены положительно и однозначно в отношении противоречивой фигуры генерала Андрея Власова. Но православному человеку вовсе не обязательно принимать в качестве фундаментальной и непререкаемой трактовку этой фигуры, извлекаемую из недр советской пропаганды (увы, повторенную недавно и архимандритом Тихоном (Шевкуновым)[xxxvi], и профессором А.К. Светозарским[xxxvii]).
Статьи и проповеди «Трагедии России» касаются до сих пор обострённой в нашем обществе оппозиции: «Русское — советское». И то, что сами по себе разговоры на эту тему, как и прописано в названии книги отца Георгия, были чуть ли не громогласно сочтены «запретными», свидетельствует о неизжитости в России советского сознания, причём даже в ограде церковной.
Недавно выложенная на «Богослове» статья иерея Александра Шумского[xxxviii] — пример тому, выразительнейший в своём недостоинстве. И дело здесь не только в «высокомерной неловкости» автора к Ивану Сергеевичу Шмелёву, у которого большевики, обманно пообещав «правый суд», убили единственного сына-офицера, чем и можно было бы, чисто по-человечески, объяснить отсутствие у Шмелёва просоветского пафоса. Дело не только в претенциозности, да и в откровенной личной ненависти автора к А.И. Солженицыну в сочетании с такою же откровенной безграмотностью как в чтении, так и в опровержении оппонента — нельзя же всерьёз рассматривать тезис отца Шумского, что Солженицын неправ в цифрах сталинских репрессий лишь потому, что русофоб Бжезинский на них не ссылается. Дело в поразительном (и тем более поразительном у лица духовного) нечувствии к миллионным жертвам советского времени независимо от псевдо-объективистски «подрегулированного» миллионного числа. Подобный взгляд слеп именно к трагедии России, кто бы ни взялся писать о ней, ибо ослеплён неисцелимо величием царства большевистских кесарей.
Ныне мы соблазнились петь немолчные хвалы там, где не может и звучать что-либо иное, кроме «седохом и плакахом». И не вязнут языки наши на срамное славословие погубителям России.
Но, с настойчивостью заставляя молчать свою совесть и память, предпочитая вместо тягот исторической скорби похмелье где развеянного, а где измечтанного исторического величия, за свои беззакония назначая виновниками одних внешних врагов и вновь сотворяя себе мерзостные кумиры из советских руин, — не совлекаемся ли мы сегодня в то противное Богу язычество, которое описано ещё в Ветхом Завете: «Господа они чтили, и богам своим они служили... поступали по прежним своим обычаям... чтили Господа и истуканам своим служили. Да и дети их и дети детей их до сего дня поступают так же, как поступали отцы их» (4 Цар. 17 : 33, 40-41).
[i] Владимир Рыжков. Открытие архивов — в ущерб интересам России? // Радиопередача «Дым Отечества» в эфире «Эхо Москвы». Гости студии С. Мироненко, М. Солонин. 7 июня 2009 г. http://www.echo.msk.ru/programs/smoke/596006-echo/
[ii] http://www.bogoslov.ru/text/435620.html
[iii] И лишь недавно любезно размещённой редакцией Интернет-портала «Россия в красках» по адресу: http://ricolor.org/history/rsv/mitrofanov/16_09_09/
[iv] Солоневич И. Акция генерала Власова // Наша страна. 1948. № 38. Цит. по изд.: Чуев С. Власовцы - пасынки Третьего Рейха. М.: Яуза, Эксмо, 2006. Вместо послесловия. С. 487 - 503.
[v] Там же, с. 490.
[vi] Там же, с. 493.
[vii] Солоневич И. Так что же было в Германии?.. (часть первая) // Наша страна. 1948 - 1949 http://solonevich.narod.ru/germany.html
[viii] Солоневич И. Л. Медведь и его шкура // Загадка и разгадка России. М.: ФондИВ, 2008. С. 74.
[ix] Там же, с. 139.
[x] Солоневич И. Л. Россия и революция. М.: ФондИВ, 2007. С. 105.
[xi] Там же, с. 129.
[xii] Там же, с. 76.
[xiii] Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь и власовское движение // Вестник церковной истории. 2006. № 4. С. 150 - 176 http://ricolor.org/history/roa/rp/
[xiv] См.: Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь и власовское движение (окончание) // Вестник церковной истории. 2007. № 1. С. 219 - 230. Со ссылкой на издание: Поздняков В. В. Андрей Андреевич Власов. Сиракузы (Нью-Йорк), 1973. С. 182 - 183 http://ricolor.org/history/roa/rp/1/
[xv] http://ricolor.org/history/rsv/mitrofanov/09_09_09/
[xvi] «Я не ставлю знак равенства между Власовым и "власовцами" - с одной стороны, и фашизмом - с другой. Делать это - сознательно искажать историю. По моему убеждению, А.А. Власов - искренний патриот своей Родины. Можно спорить о его ошибках, трагических порой, просчётах, но обвинять в том, чего он не совершал, - предательстве Родины, просто нечестно. С полгода назад в частной беседе вл. Илларион отметил, что потомки этих самых "власовцев" составляют немалую часть прихожан РПЦЗ, что пора спокойно разобраться в этой трагической истории, отбросив идеологические мифы советского периода. Никто не отрицает, что это сложный и болезненный вопрос, прекрасно понятно и то, что, признав "власовцев" не предателями, а борцами с коммунизмом, создаётся масса иных неприятных для данного времени и политической ситуации вопросов и проблем. Но, допустимо ли искажать факты в угоду сегодняшним интересам?.. Священник Александр Мартыненко, храм Сошествия Св. Духа на быв. Лазаревском кладбище г. Москвы. К подписи присоединяется и настоятель этого храма иг. Сергий (Рыбко)». (http://www.rusk.ru/st.php?idar=114356&page=16#form). «Сказанное - отнюдь не уничижение и умаление победы русского народа над фашизмом. Никто, в ком есть совесть, не станет отрицать, что русский народ (в широком смысле этого слова) спас цивилизацию от коричневой чумы. Но нечестно игнорировать и другое - коммунистическая чума не менее чудовищна, и нашлись люди - ген. Власов и иже с ним, которые пытались противостоять и ей» (http://www.rusk.ru/st.php?idar=114356&page=22#form).
[xvii] «Цена, которой Россия расплатилась за бескровность (и почти) падение КПСС, стало отсутствие подлинной декоммунизации. Оно и видно... Включаем телевизор, и с экрана нам рассказывает о подвиге народа и великом Сталине тов. Зюганов. Нет, он не краснеет и не смущается за те преступления, которые были совершены его КПСС вкупе с ЧК и ГБ. Он рассчитывает на забывчивость русского человека? А может быть на его христианское чувство прощения? Он обращается к несмышлёному поколению, родившемуся в 90-е годы, которые невинны в своём незнании Архипелага Гулаг... Мечется и не может найти своего героя русская современная душа: то ли Толстой, то ли Александр Невский, а почему бы не Сталин? На кого и на что опереться? А земля уплывает из-под ног и дети наши уже не только не читают книг и не знают, кто такой Солженицын и его Узлы "Красного колеса"... Перестали детки верить папам и мамам, перестали любить Россию, попрали принципы морали. Курят, пьют, нюхают, развратничают, думают только о деньгах, о шмотках и о тлетворном Западе... Да, во всём виноват он, этот растлевающий их и нас заодно, Запад! Раньше при СССР такого не было! Как бы не так, именно там-то всё и начиналось, и не подспудно, один Берия и его извращения чего стоят» (http://www.bogoslov.ru/text/456795.html).
[xviii] См. в кн.: Архиепископ Василий (Кривошеин). Две встречи. Митрополит Николай (Ярушевич). Митрополит Никодим (Ротов). СПб.: Сатисъ-Держава, 2003. С. 8 - 9.
[xix] Мельгунов С. П. Красный террор в России (1918 - 1923). Чекистский Олимп. М.: Айрис-пресс, 2006. С. 321 - 322.
[xx] http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B5%D0%BB%D1%8B%D0%B9_%D1%82%D0%B5%D1%80%D1%80%D0%BE%D1%80_(%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F)
[xxi] Солоневич. Россия и революция, с. 131.
[xxii] http://www.bogoslov.ru/text/435620.html
[xxiii] Ср. недавний комментарий на «Богослове»: «...почему мы должны отрекаться от "большевистского" периода русской истории?.. Если когда-нибудь Россия поднимется как последний оплот христианства в безбожном мире, то движущей силой этого цивилизационного прорыва станут отнюдь не унылые эстетствующие белогвардейцы, а бодрые молодые новокомиссары, с православным крестом на пыльных суконных шлемах... Руслан Николаев» (http://www.bogoslov.ru/text/462438.html).
[xxiv] Пётр Мультатули. Власов. История предательства. Часть 1. 27 июня 2009 г. http://www.rusk.ru/st.php?idar=155828
[xxv] Александр Архангельский. Почему память о красном терроре не стала общей? // Авторская телепрограмма «Против течения», 12 февраля 2009 г. http://rian.ru/videocolumns/20090212/161903779.html
[xxvi] Ильин И. А. О младороссах // Собрание сочинений: Статьи. Лекции. Выступления. Рецензии (1906 - 1954). М.: Русская книга, 2001. С. 314 - 315.
[xxvii] http://www.rusk.ru/st.php?idar=110027
[xxviii] См.: Солоневич И. Л. Загадка и разгадка России. М.: ФондИВ, 2008. С. 30, 31.
[xxix] «Лишь языком искусства писатели Югославии, и в их числе Д. Михаилович... пытались приподнять завесу над тайной, бдительно охраняемой властями. Но даже сегодня, пишет Михаилович в предпосланном русскому изданию книги "Голый остров. Разговоры с друзьями" очерке "Краткая история истребления", "вокруг преступлений на Голом острове по-прежнему царит атмосфера официальной лжи, фиговых листков и преуменьшения его размеров"... В отличие от террора против представителей бывших правящих классов... безусловно, жестокого, направленного на физическое уничтожение целого общественного слоя, репрессии по отношению к широкому кругу так называемых информбюровцев дополнялись садистским разрушением личности, души человека. Для выполнения этой цели была разработана система "лагерного самоуправления и самоперевоспитания", которая не знала аналогов в других странах. Согласно этой "тюремной науке" всех вновь прибывших в лагерь прогоняли сквозь строй "старых" заключённых, затем "обрабатывали" на политических собраниях в бараках, на которых они должны были делать заявления о своей позиции или своей вражеской деятельности, называть соучастников своих преступлений, включая членов семьи, родственников и друзей. В случае отказа их же товарищи по несчастью объявляли им бойкот, лишая их даже тех минимальных прав, которые были у других узников. Бойкотированным запрещалось с кем-либо разговаривать, их ставили на самые тяжёлые, опасные и унизительные работы, а на грудь им вешали плакаты с надписями "Предатель", "Сталинист", "Моральное ничтожество" и т. п. Половина людей, свидетельствует Михаилович, выходило из лагеря, потеряв себя, своё имя, своё "я", и только те, "кому удалось себя сохранить лишь отчасти - не говорю полностью, так как не верю, что с кем-то из побывавших на Голом острове такое могло случиться, - имеют мужество говорить об этом"» (Ильина Г. Я. Годы, которые съела саранча // Деятели славянской культуры в неволе и о неволе. XX век. - М.: Индрик, 2006. С. 253 - 254).
[xxx] Во всяком случае, почти в это же время, жена Бердяева записывала в дневнике: «Мы давно собирались посмотреть советский фильм "Гроза" по Островскому... Перед нами, в фильме, пронеслись картины такого дикого варварства, грубости и цинизма, что вернулись мы подавленные и мрачные... Если фильм имел целью пропаганду, то эта пропаганда достигла только одного: возмутить душу каждого хоть сколько-нибудь культурного человека против России... Какой бы показалась нам она теперь, если б мы вернулись? Не такой же ли, как этот фильм? Ведь эти годы не подняли, а опустили духовный и культурный уровень народа. Пусть он стал сознательнее в смысле отстаивания своих политических прав, но духовные основы его окончательно расшатаны, вера убита, нравы огрубели. И мы увидели бы перед собой нечто столь чужое и чуждое, что с тоской оглянулись бы назад, на "гнилую" Европу...» (Бердяева Л. Ю. Профессия: жена философа. М.: Молодая гвардия, 2002. С. 33 - 34).
[xxxi] Мережковский Д. С. Грядущий Хам // Мережковский Д. С., Гиппиус З. Н. 14 декабря: Роман. Дмитрий Мережковский: Воспоминания. М.: Московский рабочий, 1991. С. 542.
[xxxii] Зобнин Ю. В. Дмитрий Мережковский: Жизнь и деяния. М.: Молодая гвардия, 2008. С. 296. (ЖЗЛ. Вып. 1091).
[xxxiii] Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. Репринтное воспроизведение издания YMCA-PRESS, 1955 г. - М.: Наука, 1990. С. 120.
[xxxiv] Там же, с. 135.
[xxxv] http://www.bogoslov.ru/text/467688.html
[xxxvi] Архимандрит Тихон (Шевкунов). Идея коллаборационизма - угроза России // Известия. 15 сентября 2009 г. http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=72928&topic=664
[xxxvii] См.: Светозарский А. К. Кое-что о церковной проповеди и о книге протоиерея Георгия Митрофанова. 17 сентября 2009 г. (http://www.bogoslov.ru/text/467688.html). Несколько ранее была высказана более равновесная точка зрения (протоиерей Георгий Бирюков): «Спорить кто-нибудь будет, что "для советских людей Власов безусловно предатель"? По-моему, предмета спора здесь нет. Советские люди с этим согласны. Спорить кто-нибудь будет, что "для русских людей вопрос о Власове более сложен"? Факт: по каким-то причинам какое-то количество русских людей пошло за Власовым. По идейным причинам, либо по безысходности положения - в этом нам хотят запретить разобраться. Факт: какое-то количество русских людей по каким-то причинам по сей день воспринимает Власова и власовцев как врагов. И в этом нам хотят запретить разобраться. Нам запрещают думать, нам навязывают советскую аксиому, как единственную. Факт: русские люди разделены (данный конкретный случай - оценка Власова - отнюдь не единственный). Любые попытки осмысления причин этого разделения, любые попытки поиска единства жёстко пресекаются» (http://www.rusk.ru/st.php?idar=105852&page=1#form).
[xxxviii] Священник Александр Шумский. Высокомерие убивает понимание. 18 сентября 2009 г. http://www.bogoslov.ru/text/468279.html