В.К. Шохин: «Не за горами то время, когда в Европе принадлежность к христианству будет препятствием для занимания определенных должностей, когда представители других религий будут с помощью государственных органов определять, кого можно рукополагать в христианские священники, а кого нет»
Доктор философских наук, профессор, заведующий сектором философии религии Института философии РАН Владимир Кириллович Шохин в беседе с корреспондентом портала Богослов.Ru иеромонахом Адрианом (Пашиным) рассказал о перспективах развития и задачах философии религии и ее месте в структуре философских дисциплин.
Статья


Иеромонах Адриан (Пашин): Уважаемый Владимир Кириллович! Расскажите о возглавляемом Вами секторе философии религии Института философии РАН.

Владимир Кириллович Шохин: Раньше наш Сектор назывался «Сектор культуры и религии», и его возглавлял академик Л.Н. Митрохин. Сектор был достаточно разношерстным по своему составу. По некоторым причинам в нем были собраны люди из разных других подразделений Института философии. И помимо заведующего сектором, религиоведом в собственном смысле слова был только один сотрудник. Академик Митрохин занимался в основном американским баптизмом и религиозными мировоззрениями в Европе Нового времени. В целом, сектор был междисциплинарным — кто-то занимался эстетикой, кто-то гендерными проблемами, но основной костяк сектора составляли специалисты по научному коммунизму.

Зимой 2005 г. после кончины Митрохина сектор предложили возглавить мне. Я долго, целый месяц колебался, так как не мыслил себя в этом качестве. По своему призванию я все-таки научный работник, а не администратор. Вместе с тем все основания для этого были, потому что в 2003 г. мне удалось (после больших усилий) открыть здесь, на философском факультете ГУГН (Государственный университет гуманитарных наук, созданный на базе отдельных институтов РАН) кафедру метафизики и сравнительной теологии. После колебаний мне стало понятным, что надо делать предлагаемое мне дело — особенно с учетом того, что философия религии оказалась одним из наиболее заброшенных участков нашей философии.

До перестройки даже самого сочетания «философия религии» в наших энциклопедических изданиях не было. Были работы, посвященные критике буржуазной философии религии. Религию предполагалось преодолевать, а не философствовать о ней. В результате и получили то, что в период религиозного возрождения эта область философии оказалась практически целиной. Я говорю «практически», потому что был философ Ю.А. Кимилев, который в конце 1980-х — начале 1990-х годов что-то стал об этом писать, изучал западную литературу по этой тематике и более-менее объективно ее излагал, что было уже прорывом. До этого была только однозначная критика отдельных зарубежных направлений философии религии с марксистских позиций. Итак, я решил, что проявляемая настойчивость дирекции не случайна и согласился принять сектор. Естественно, это вынудило меня изменить и характер моей научной специализации, так как моя базовая специализация — это востоковедение, индология, индийская философия, отчасти я занимался индийскими религиями — индуизмом и буддизмом. А здесь надо было подниматься в совершенно фактически новую для меня дисциплину. Но сейчас я не жалею о своем решении.

 

Иером. Адриан: Объясните поподробнее, что это за дисциплина «философия религии». В чем ее область исследования?

В.К. Шохин: Это одна из самых модных дисциплин в зарубежной философии — и в англо-американской и в континентальной. Исчислить количество одних только монографий, которые вышли за последние десятилетия, включающих в свое название словосочетание «философия религии» — антологии, сборники и т.д., невозможно. Естественно, это обусловливает и огромное различие во мнениях о том, что представляют собой задачи и предмет самой этой области философии. Последнее время я этим собственно и занимаюсь — пытаюсь разобраться в этом океане литературы. К сожалению, нам доступно немногое из нее.

Если говорить по существу, то философия религии — это некая промежуточная область. В англо-американской традиции преобладающее направление толкует ее как философскую теологию, что по существу соответствует естественной (рациональной) теологии. Ее нормативная предметность — это доказательство бытия Божия, Божественные атрибуты, Божественные действия в мире, проблема теодицеи[1], проблема соотношения научного и религиозного знания, валидность религиозных верований. Это вполне нормальная, совершенно «законная» философская дисциплина, но, на мой взгляд, все-таки плохо, когда одно называют другим. Я думаю, дело и в том, что они во все более секуляризирующемся обществе не хотят подавать себя теологами, а стремятся представить область, которой они занимаются, более-менее секулярной — как обычную философскую дисциплину. Итак, то, что понимается здесь под философией религии, есть особая область теологии. Естественно, критическая, естественно, они по большей части занимаются критикой, уточнением, осовремениванием традиционных доказательств бытия Божия (существует, например, целая литература об онтологическом доказательстве или о космологическом) или таких проблем, как оправдание зла или совместимость Божественного всемогущества со свободой человеческой воли. Но все равно это не философия религии. Это — обоснование философского теизма.

В континентальной традиции (прежде всего, в германоязычной) взгляд более здравый. Там преобладает вполне естественное мнение, что предметом философии религии должен быть не Бог, а сама религия. И это так же логично, как и то, что предметом философии права должно быть само право, философии науки — наука, философии искусства — искусство и т. д. Но там очень значительны эклектические тенденции, прежде всего в виде попыток соединения различных философских программ, по сути совершенно разновекторных (например, кантианства, герменевтики, феноменологии[2] и философии языка) в применении к исследованию религии. И там тоже пытаются нередко сидеть на двух стульях, включая в «философию религии» проблематику и теологии и какого-то философского религиоведения.

С моей точки зрения, философия религии — это совокупность рационально возможных и оправданных применений собственно философских интересов и методов к исследованию многомерности «религиозного», к несущим конструкциям «наук о религии» и к собственному дискурсу (вследствие обращенности на себя философии как таковой). Уж так повелось в нашей европейской культуре, что философия в свое время узурпировала себе экспертные функции в любой области знания. Поэтому, можно сказать, для нее были бы законными, например, и определенные уточнения некоторых теологических и религиоведческих понятий. Ну, например, на мой взгляд, было бы вполне разумно, чтобы философия религии занималась не доказательствами бытия Божия, а рассмотрела, какое вообще место занимает теология в христианской религии, нужны ли сами эти доказательства, какой характер должна иметь та же естественная теология — то ли и конструктивный, то ли преимущественно апологетический. Или взять религиоведение. Религиоведы постоянно пользуются понятиями, которые принимаются как само собой разумеющиеся. Но философы не могут ни на что смотреть как на само собой разумеющееся. Сократический дух присущ философии. Например, понятие «мировые религии» или «новые религии». Где критерий, который одни религии относит к мировым, а другие нет или критерии «новизны»?

 

Иером. Адриан: Ну и само понятие «религия» требует уточнения.

В.К. Шохин: Да, само определение понятия «религия» — это важнейшая тематика философии религии: какие бывают определения религии и целесообразно ли вообще давать определение религии? Или, например, можно различать какие-то формальные понимания религии или сущностные характеристики. Мы можем давать понимание религии, исходя из того, что существует такой-то набор духовных традиций, которые считаются религиями. И, естественно, как полагается делать в таких случаях, выявляются родовые понятия, абстрагируются от частностей и берут общие. Это один путь.

С другой стороны, мы подразумеваем и сущностные характеристики религии, когда мы исходим из наших представлений о том, чем должна быть религия. Например, если бы я взял этимологию слова «религия» по Лактанцию (IV в.), который производит его от слова «связь», «союз» (от слова religare — связывать), то тут можно выявить три уровня этого союза: союз человека с Богом, союз людей, которые почитают Бога, и, наконец, некий внутренний союз начал в самом религиозном человеке. Это уже будет не формальная, а сущностная, причем определенная религиозная трактовка. И на этом основании я бы, например, мог сказать, что буддизм тхеравады[3], который признается в религиоведении безусловно религией, но содержит в себе в качестве важнейшей составляющей отрицание Творца мира, Бога, с этой точки зрения, религией не будет. Так же как далеко не все из определенных духовных практик будут соответствовать понятию религии. Здесь же возникнет вопрос, куда девать новые религиозные движения, куда девать понятие «квази-религия», на которое в свое время Тилих обратил внимание? Это такие явные атеистические идеологии, которые имитируют религию по всем статьям, типа, например, нацизма или коммунизма. Все там есть, но нет только главного — собственно объекта аутентичного религиозного почитания. Этим тоже должна заниматься философия религии. Иногда она должна работать с исходными понятиями — понятие веры, понятие откровения, понятие нигилизма и др. Это совершенно не значит, что другие, смежные дисциплины знаний не должны этими понятиями заниматься. Этим вполне может заниматься религиоведение — сейчас принято говорить, что это область компетенции особого, теоретического религиоведения. На мой взгляд, правда, его очень трудно отличить от философии религии. Но пусть те, кому хочется считать себя «теоретическими религиоведами» (видимо, ради большей научности) считают, что они должны этим заниматься. Есть еще теология религии. Но философия религии должна и вполне может заниматься тем, чем занимаются другие науки о религии, или, как раньше говорили, науки о духе, но по-своему. Прежде всего, это критика суждений о религии, уточнение понятий, классификация этих понятий, то есть все, чем должен заниматься философ, но в применении к религии. А теологией должны заниматься теологи.

 

Иером. Адриан: На Западе у наук, изучающих религию, есть ли значимый интерес именно к православию? Его как-то выделяют?

В.К. Шохин: Вообще-то говоря, есть. Сейчас есть целый ряд очень значительных философов религии, которые являются православными по своей конфессии. Например, Ричард Суинберн — крупнейший авторитет в философии религии (правильнее было сказать, как мы уже уточняли, в философской теологии), автор многочисленных трудов, его и у нас переводили. Или Дэвид Брэдшоу, который возглавляет факультет философии в Университете Кентукки, тоже православный. Он написал книгу, которую мы скоро будем переводить: «Аристотель на христианском Западе и Востоке». Он в ней касается и паламизма. Вообще, православие сейчас на Западе входит в моду, со всеми положительными и не только положительными, естественно, последствиями любой моды. Ну, например, богатейший американский Фонд Темплтона в последнее время повернулся лицом к религиозной тематике. У них множество всяких грантов по поддержке различных проектов. Недавно они прислали мне на экспертизу проект «Современные науки и православная традиция». Их очень интересует изучение каких-то связей, взаимодействий, корреляций религии и науки. Надо сказать, что в этом проекте задействовано немало участников — из Америки, Румынии, Англии — один англичанин, принявший православие и ставший диаконом, из России и Украины. Но, естественно, мода есть мода. Я из заявки на этот проект вычитал много риторических заявлений, что ранее изучалось лишь взаимодействие западных конфессий с наукой, что не задействованы богатейшие православные ресурсы. Но посмотрел, что они понимают под «православными ресурсами». Оказалось, то что для православия больше, чем для западного христианства, характерен панэнтеизм (учение о том, что мир — не творение Бога, но, скорее, его тело). Я написал, что там, где панэнтеизм, нет православия, а там, где православие, трудно говорить о панэнтеизме. Я предложил им разъяснить, что они имеют в виду. Если софиологию Владимира Соловьева, о. Павла Флоренского и о. Сергия Булгакова, то там есть элементы панэнтеизма, но это учение никогда не считалось собственно православным. Поэтому прежде чем говорить о ресурсах православия в диалоге с наукой, надо определиться, что понимается под православием. Так что видите, что, с одной стороны, интерес большой, но не все, так сказать, фильтруется.

 

Иером. Адриан: Наш портал Богослов.Ru недавно опубликовал Вашу статью «Христианство как религия политкорректности в современной Европе». Статья вызвала интересную полемику. Вы делаете довольно апокалиптические выводы. Действительно ли такова общая картина в Европе или это всего лишь вырванные факты, и какова ситуация в Америке?

В.К. Шохин: Та информация, которую я получаю, например из Euronews, из бюллетеней ОВЦС, из интернета, свидетельствует о том, что то, что я пишу, к сожалению, не преувеличение. Ну, например, совсем недавно в английской системе образования уволили одного чиновника. И знаете за что? За то, что он заикнулся, что, мол, не надо из школы до конца изгонять креационизм, так как, по крайней мере, десять процентов английских семей еще придерживаются этих религиозных убеждений. А в Америке их сорок процентов. Наверно, ситуация действительно такая, что Америка менее секуляризирована.

Или одного шотландского пастыря уволили из ведущих радиопередач за то, что он осмелился покритиковать мусульманскую передачу — сказать, что мусульманский взгляд на Иисуса Христа как на одного из пророков нам не соответствует. Этого оказалось достаточным. Представить же себе, чтобы были какие-либо официальные нарекания по адресу той мусульманской передачи, я просто не в состоянии. Ислам сейчас в Европе дома, а христианство уже в гостях, а «гости» должны уважительно относиться к «хозяевам».

Или, например, недавний конфликт Ватикана и Израиля, когда папа Бенедикт XVI возобновил общение с тремя епископами-лефевристами. Один из них — епископ Уильямсон, действительно, не от большого, может быть, ума, сказал, что сомневается в масштабах холокоста. Тогда Израиль и Ангела Меркель поставили папе ультиматум, чтобы он совершил экскоммуникацию этого епископа, чтобы его отлучил. Сомнения в холокосте является уголовным преступлением в Израиле и Германии. Некая организация в связи с этим даже подготовила специальные заявления о выходе из католицизма, и шесть тысяч человек их подписали и ушли из Католической Церкви. Из них, как мне совсем недавно сообщили из Германии, три тысячи ушло в протестантизм, а три тысячи — в ислам. И никто в Ватикане не сделал официального заявления «городу и миру», что хотя тот епископ высказался неадекватно и что за него надо принести извинения, но никто не имеет права указывать Святому Престолу, каких епископов ему отлучать, а каких нет.

 

Иером. Адриан: Не было ли достаточно самому епископу Уильямсону заявить об отказе от тех убеждений?

В.К. Шохин: Он извинился и правильно сделал, но речь ведь не об этом. Речь о том, что в современной ситуации Ватикан не имеет право говорить на равных с Израилем. Он имеет право только оправдываться. Ватикан не мог позволить себе сказать, что, конечно, отрицание холокоста — это очень тяжкая вещь, но, вообще-то, был холокост не только евреев, но и армян, и ассирийцев, и греков в Малой Азии, и других народов. Им не могло прийти в голову проблематизировать, почему до сих пор реально признается только этот холокост. Или, например, потребовать, чтобы Израиль дал им список тех членов Совета раввинов Израиля, которые позволяют себе оскорбительные высказывания по отношению к христианству или которые читают еще талмудические молитвы о проклятии христиан, и предложить тоже исключить их из Совета раввинов. Меня это все более поддерживает в предположении, что совсем не за горами то время, когда представители других религий будут с помощью государственных органов непосредственно определять, кого можно рукополагать в христианские священники, а кого нет. Более того, я думаю, что в скором времени мы вернемся к временам Римской империи и что принадлежность к христианству будет препятствием для занимания определенных должностей. Потому что если Европа практически единогласно отказалась от упоминания христианства не то что в качестве религии, а в качестве культурной традиции, то отсюда до преследования не так далеко. Дайте только срок.

 

Иером. Адриан: Расскажите о вашем издательском проекте об альманахе «Философия религии».

В.К. Шохин: Пока в 2007 году в издательстве «Наука» вышел первый выпуск этого международного альманаха. Какие были потребности в этом альманахе? Философия религии сейчас входит в моду и в нашей стране. Занимает она видное место в программе Общефилософского российского конгресса и других отдельных конференций, преподается в гуманитарных университетах. Но есть наша российская особенность, которую я бы сформулировал так: «Чукча не читатель, чукча писатель». Писать у нас очень любят (в одном нашем Институте в год выходит более 120 монографий и 1200 статей), а читать не любят. Это и понятно — чтение занимает очень много времени, меньше остается на писание. Поэтому одна из основных задач альманаха — ознакомить людей, как философией религии занимаются. Ведь на Западе ей занимаются с 1773 года, как-никак уже очень много сделано. Поэтому в альманахе достаточно много переводных материалов. Мы стараемся привлекать и современных философов, и классиков. Второй выпуск уже почти готов. В нем будет публикации, помимо англо-американских, и трех немецких авторов, один из них — это один из патриархов философии религии, католический богослов Рихард Шефлер.

Особенность (на мой взгляд однозначно положительная) этого издания в том, что оно имеет фиксированные рубрики. Первая — философия религии как философская дисциплина. Это все тот же вечный вопрос — как ее идентифицировать, какое место между религиоведением и теологией она занимает, чем должна заниматься, в чем ее перспективы.

Вторая рубрика — это современный философский теизм. В связи с этим я никак не могу не вспомнить учение Юнга о коллективном бессознательном. Каково было наше восхищение, когда в сигнальном экземпляре первого выпуска, полученном в издательстве «Наука», мы увидели название рубрики «Современный философский атеизм»! Это естественнее, привычнее, органичнее для России. Хорошо, что сотрудник наш эту опечатку обнаружил.

Третья рубрика посвящена истории естественной теологии, четвертая — переводам классиков. Во втором выпуске будет перевод из Гуго Сен-Викторского, а также перевод очень важного сочинения Ф. Шеллинга. Есть архивные материалы — опубликован первый курс по философии религии, который был прочитан в 1830-е годы профессором Киевской Духовной академии прот. Иоанном Скворцовым. Там, в основном, критика учения Канта, Фихте, Шеллинга о религии, но это необычайно важно, это ведь наш первый курс. Сейчас мы собираемся публиковать еще один архивный материал — дочь медиевиста и историка науки В. П. Зубова поделилась с нами воспоминаниями о нем. Его тоже можно назвать религиозным мыслителем.

И еще я пытаюсь помещать в альманахе рецензии на книги. У нас не любят, как я уже отмечал, читать, а потому, соответственно, и писать рецензии. У нас вообще рецензии либо заказные, либо разгромные (может быть, тоже заказные — но с другой стороны), либо лишь реферативные. Например, в нашем центральном философском журнале «Вопросы философии» рецензии совсем крошечные, без какой-либо позиции по отношению к книге. На Западе же все ученые постоянно занимаются рецензированием. Когда появляется хоть сколько-то заметная книга, то рецензии на нее печатают в шести-семи журналах. Поэтому мы стараемся донести до читателя, какие вообще выходят книги и по философии религии и по смежным областям знания.

 

Иером. Адриан: Есть ли угроза возвращения атеизма в России?

В.К. Шохин: Я должен сказать, что сейчас в той же Америке атеизм составляет гораздо большую проблему, чем у нас. С ним постоянно полемизируют, он достаточно силен. Так, раз в два года мы проводим совместные конференции с американским Обществом христианских философов. Они для ближайшей конференции в Москве, которая будет в июне 2010 года, предложили тему — анализ атеизма. Я их убедил в том, что для нас гораздо более актуален сейчас философский теизм. Но для них это больной вопрос.

В журнале «Фома» я напечатал ответ десяти академикам на их известное открытое письмо. Оно ведь было не просто их личной инициативой — некая реставрационная волна явно неизбежна. Кроме того, я совершенно уверен, что процесс секуляризации на Западе, пусть он и односторонний (так как секуляризация там касается только христианства, а не других религий, с ними там как раз все очень хорошо), для многих у нас может представляться заманчивым. Могут опять начаться разговоры о том, что мы отстаем от цивилизации, что в просвещенной Европе от религии отказываются, а мы возвращаемся во «тьму средневековья». В журнале «Религиоведение», который я не могу назвать полностью атеистичным, тем не менее, высказывается мнение, что исследование религий может быть научным только при полном абстрагировании от всяких теологических презумпций. Может быть, более актуальным для нас в ближайшее время будет возрождение различных форм язычества, но и у атеизма есть определенные претензии, особенно в связи с тем, что православие все больше начинает походить на официальную идеологию. У нас ведь история довольно страшная, и эффект возвращения маятника вполне возможен. Поэтому очевидно, что письмо десяти академиков, хотя и было достаточно неумным, отнюдь не является последней попыткой возврата атеистической идеологии.

 Беседовал иеромонах Адриан (Пашин)


[1] Теодицея — философско-богословское учение, согласно которому Бог как творец и создатель мира не несет ответственности за существующее на Земле зло (прим. ред.)

[2] Феноменология — термин, используемый в естествознании, в особенности в физике, для обозначения совокупности знаний, определяющих взаимосвязь между различными наблюдениями явлений (феноменов) в соответствии с фундаментальной теорией, но непосредственно из этой теории не следующих (прим. ред.)

[3] Самая ранняя школа в буддизме, которые образовали последователи Будды сразу после его смерти, называется Тхеравада (прим. ред.)

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9