Миссионерско-просветительское служение cв. братьев Кирилла и Мефодия
Вниманию читателей предлагается доклад заведующего библиотекой Московской духовной академии доцента игум. Дионисия (Шленова), прочитанный 25 мая 2010 года на пленарном заседании научно-практической конференции «Славянский мир: общность и многообразие», проходящей в рамках Всероссийского народного собора.
Статья

В центре дней славянской письменности и культуры традиционно оказываются св. равноапостольные братья Кирилл и Мефодий, память которых особо торжественно отмечалась вчера — в день сошествия Святого Духа на апостолов. «И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать» (Деян. 2, 4). Пророческое глаголание[1] апостолов на иных языках стало для окружающих живой проповедью, в результате которой в тот же день ок. 3000 человек уверовало во Христа и крестились (Деян. 2, 41). Это совпадение, хоть и крайне редкое — последний раз оно случилось сто девять лет назад в 1901 г.[2],.глубоко символично: благодать Святого Духа отверзла ум святых братьев, также как и разумение апостолов, к постижению других языков для того, чтобы люди-носители этих языков были спасены.

Св. братья, способствовавшие обращению бесчисленного числа людей, жили в сер. IX в. — в переломную эпоху не только в истории Византии, но и всего славянского мира. Византийская империя, духовно созревшая и окрепшая после многовековой мучительной борьбы за национальную и духовную самоидентичность как с внешними противниками (персами, аварами и арабами), так и с внутренними, отрицавшими иконописание и христианскую образность, могла, наконец, облегченно вздохнуть при свт. Фотии, патриархе Константинопольском, сочетавшем в своей деятельности исключительную традиционность, широту и открытость. Именно свт. Фотий в своем «Окружном послании» 867 г. назвал седьмой Собор вселенским, и в эту новую эпоху торжества Православия Византия призвана была к тому, чтобы щедро поделиться своими духовными и культурными богатствами с окружающими народами, а, прежде всего, со славянами, которые еще с VI в. начали проникать в Византию в составе вражеских аварских дружин или же как мирные переселенцы. Но в IX в. им было суждено через посредство Константина-Кирилла и Михаила-Мефодия и их учеников получить свою православную духовность и культуру.

Кирилл и Мефодий — это равноапостольные мужи, аскеты, миссионеры, богословы, книжники в лучшем смысле этого слова и дипломаты. С одной стороны, они получили прекрасное образование, были хорошо знакомы с высшими кругами светского и церковного общества: ок. 845 г. Михаил (в будущем Мефодий) был назначен правителем «Склавинии», большим регионом на северо-западе Малой Азии, где жило множество славян, позднее Константину было поручено заведывание патриаршей библиотекой при соборе Святой Софии. С другой стороны, ряд лет своей жизни св. братья провели в уединении малоазийских монастырей. И этот опыт монашеской жизни, созерцания, самососредоточения в молитве и духовного просвещения тоже станет одной из важнейших составляющих в служении св. братьев просвешению славянских народов. Ведь основной акцент их служения -— насколько можно судить по славянским житиям -— приходился на богослужение: не даром в начале были переведены богослужебные книги и богослужебные чтения из Священного Писания[3].

В узком понимании миссия означает конкретно организованную структуру Церкви, в задачи которой входит обращение тех, кто находится вне ее пределов. В более широком — это проповедь по примеру апостолов, которые опирались не столько на внешний авторитет, сколько на силу евангельского Слова. Да и само латинское слово missio — всего лишь перевод греческого ἀποστολή. Святые братья учили тому, что исполнили сами, и никогда не возлагали неудобоносимых бремен на тех, кто не мог их понести. Они руководствовались примером Христа, Который говорил: «Я пришел не с тем, чтобы Мне служили, но чтобы послужить» (Мф. 20, 28). Их миссионерско-просветительская деятельность увенчалась успехом не в последнюю очередь в силу того, что они предпочитали путь служения пути власти.

Просветительской деятельности среди славян предшествовала миссионерско-дипломатическая деятельность среди арабов и хазар, представителей основных мировых государственных религий того времени — мусульманства и иудаизма. Помимо это имели также место диспуты с язычниками[4] и иконоборческим экспатриархом Иоанном Грамматиком[5]. Опыт дискуссии, отстаивания своего и бесстрашной проповеди веры оказался крайне необходим и при новом служении славянским народам.

Обычно указывают на то, что просветительская деятельность святых братьев среди славян ознаменовалась:

- изобретением алфавита,
- созданием письменности и
- самобытной духовной культуры.

То есть, они должны были не просто проповедовать на своем или уже существующем чужом языке, подобно обычным миссионерам, но как апостолы в день Пятидесятницы вести проповедь на новом богооткровенном языке. При этом их проповедь не была проповедью рыбарей мудрецам, но проповедью христианских любомудров тем, кто как чистая незапятнанная доска был готов вместить в себя письмена вечной жизни. Какой бы алфавит ни был создан св. братьями — глаголица, что более вероятно, или же кириллица -— этот алфавит был создан для передачи христианских духовных ценностей, для благовестия о Христе, для того, чтобы стать подлинным путем исхода из мрачной пустыни египетского плена в землю обетованную. При этом в каждом из двух ключевых повествований об изобретении славянской письменности или соприкосновении с ней говорится именно о Евангелии, благовестии:

1). В 860 г. по дороге в столицу Хазарии, оказавшись в Херсонесе (Крым), Константин/Кирилл «нашел здесь Евангелие и Псалтырь, написанные русскими/сирскими письменами, и человека нашел, говорящего на том языке, и беседовал с ним, и понял смысл этой речи, и, сравнив ее со своим языком, различил буквы гласные и согласные, и, творя молитву Богу, вскоре начал читать и излагать (их), и многие удивлялись ему, хваля Бога»[6].

2). А в 862 г., когда правитель Великой Моравии Ростислав попросил императора Михаила крестить свой народ и приобщить его к христианской письменности и культуре[7], император поручил это великое дело св. Кириллу[8]. «Кирилл подчинился и, помолившись вместе со своими сотрудниками (или единомышленниками[9]), сразу взялся за дело. И Бог, Который слышит молитвы своих рабов, быстро открыл ему (письмо), и тогда он изобрел буквы и начал писать слово Евангелия: "В начале бе Слово, и Слово бе у Бога, и Слово бе Бог" (Ин. 1, 1) и прочее».

В первом, более раннем, случае св. Константин видит уже написанное кем-то Евангелие, во втором начинает заново писать Евангельские слова. В первом случае более говорится о слуховом усвоении незнакомой речи, во втором приоритет ставится именно на письменном слове. Что бы в действительности ни означали для славянской филологии данные ценнейшие свидетельства, которые имеют многочисленные и порой противоречащие друг другу интерпретации (достаточно заглянуть в кирилло-мефодиевскую библиографию, составленную Г. А. Ильинским[10]), для миссии их смысл очевиден: славянская письменность создается прежде всего как письменность священная. Евангелие оказывается тем самым краеугольным камнем веры, на котором будет созидаться национальное и вселенское самосознание славян.

И в том и в другом отрывке из жития Кирилла равно используется слово «евангелие», точно калькирующее греческое εὐαγγέλιον, и являющееся одним из ярких примеров слов-калек, которыми святые братья обогащали славянский язык. В славянских житиях Кирилла и Мефодия — одном из самых главных и в своем роде исключительном агиографическом источнике -— слово «евангелие» используется в совокупности 17 раз. Помимо двух вышеупомянутых перечислим наиболее важные случаи из «Жития Кирилла» в хронологическом порядке.

Евангелие -— один из основных инструментов миссионерской проповеди св. братьев -— стало сразу предметом миссионерской дискуссии в диспуте с представителями мусульманской религии, которые в своих целях пытались навязать христианам выгодный им пафос пацифизма и непротивления врагам. В ответ на это св. Кириллу пришлось соотнести евангельские слова Господа «молитесь за обижающих вас» (Мф. 5, 44) со словами «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). «Ради друзей мы так и делаем, чтобы вместе с телом не была пленена душа их»[11]. В данном случае св. Кириллу пришлось излагать апологию справедливой оборонительной войны (о чем уместно вспомнить в связи с 65-летним юбилеем победы в Великой Отечественной войне), которая, однако, имеет не только земные справедливые цели. Те, кто защищает границы отечества, ведут борьбу не только за тело, но и за души своих подопечных, защищают духовные рубежи.

На обратном пути из хазарской миссии Кирилл призывал жителей крымского города Фуллы, живших еще в двоеверии, к чистосердечному и полному принятию «Евангелия Нового Завета Божия». Облобызав Евангелие, «фульский народ» срубил дуб, сросшийся с черешней, которому они покланялись, именуя его человеческим именем Александр[12]. Этот эпизод тоже весьма показателен. Служение Богу и мамонне несовместимо. Бог требует от следующих за Ним жертвы своими предрассудками, своими ветхими привязанностями, отказа от любого вида прямого или косвенного идолослужения. Остается только предположить, что чтение данного эпизода, описанного в «Житии Кирилла», способствовало тому, что наши предки духовно изживали свое собственное двоеверие, посекая его мечом веры и молитвы.

Во время славянской миссии самый главный конфликт разгорелся с германскими клириками, представлявшими предельно узкий подход: Бог «избрал только три языка — еврейский, греческий и латинский, которыми подобает прославлять Бога»[13], — который был назван св. братьями триязычной ересью. Этот конфликт показателен. Как известно принцип триязычия на практике для славян означал одноязычие, поскольку еврейский язык всерьез не обсуждался, а греческому языку латинский был фактической и очень сильной альтернативой. «Константин победил их словами Писания», ссылаясь и на Ветхий Завет и на Евангелие[14], отстаивая не филологическую изобретательность ума, не личные амбиции, а свободу самовыражения славянских народов, без которой не могло бы быть ни культуры, укорененной в народном духе, ни проповеди, ни воцерковления.

«Так и в Евангелии сам Господь говорит: «тем, которые приняли Его, дал власть быть чадами Божиими» (Ин. 1, 12). И в другом месте: "не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе" (Ин. 17, 20-21). И в Евангелии от Матфея: "дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се Я с вами во все дни до скончания века. Аминь" (Мф. 28, 18-20). И в Евангелии от Марка: "идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и крестится, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками"» (Мк. 16,15-17).

И, наконец, за несколько минут до своей кончины в Риме св. Кирилл горячо молился о недавно просвещенных им славянах: «...вдохни в сердца их слова Твоего учения. Они Твой дар, и если Ты принял нас, недостойных проповедания Евангелия Христа Твоего, острящихся на дела благие и творящих Тебе угодное, то, что Ты мне дал, как Твое, Тебе предаю...»[15]. Но что означают данные слова? Что именно Кирилл намеревался возвратить Богу как принадлежащее Ему? Бог дал святым братьям Евангелие, которое они самоотверженно проповедовали, но Он же дал им и славянские народы, к которым была обращена их евангельская проповедь. Здесь нет никакой двусмысленности, ни тем менее противоречия: Бог дал святым братьям славянские народы, сердце которых, внимая словам благой вести, стало живой нерукописанной книгой, носителем благовестия, которое сохранится даже тогда, когда исчезнут все книги.

Но священные книги не горят. Уже после смерти св. Кирилла, однако еще задолго до кончины свт. Мефодия, Константинопольский патриарх Игнатий направил к нашим предкам-росам епископа с духовенством. Византийский хронист, продолжатель Феофана, сообщает о чуде, совершившемся по молитве иерея и сыгравшем решающее значение в выборе христианской веры и крещении. Росы «попросили бросить в разложенный ими костер саму книгу веры христианской, божественное и святое Евангелие, и если останется она невредимой и неопаленной, то они обратятся к Богу, им возглашаемому. После этих слов поднял иерей глаза и руки к Богу и рек: "Прославь Имя Твое, Иисус Христос, Бог наш в глазах этого племени", — и тут же метнул в пламя костра книгу святого Евангелия. Прошло немало времени, и когда погасло пламя, нашли святой том невредимым и нетронутым, никакого зла и ущерба от огня не потерпевшим, так что даже кисти запоров книги не попортились и не изменились. Увидели это варвары, поразились величию чуда и уже без сомнений приступили к крещению»[16]. Данное событие, которое учеными так или иначе расценивается как один из эпизодов первого крещения Руси, указывает нам на многое: наличие языка общения между иереем и россами; твердую веру, подобную вере древних мучеников, наградой которой стало чудо проповеди, когда евангельское слово не только не сгорело во внешнем огне, но смогло угасить внутренний огнь неверия; а также простоту и безыскусность наших предков, которые бесхитростно вверили себя Богу, поверив божественному чуду. Светом этой веры было проникнуто благовестие святых братьев, и оно несмотря на препятствия и гонения до сих пор является определяющим для духовной традиции славянских, и вообще христианских народов.

Несмотря на страшные мировые катаклизмы, мировые войны, несмотря на все современные глобализационные процессы, которые имеют не только положительные, но и крайне отрицательные последствия, славянские народы хранят проповеданное им святыми равноапостольными братьями благовестие, а также тексты Священного Писания и богослужения. Современные мученики, новомученики и исповедники подтвердили и подтверждают, что эти истины Православия неисстребимы. Однако то, что не может сделать враг, может сделать беспамятство. Отсюда и неувядающая роль нашего праздника, который в мирное время напоминает о том, что проповедь или восприятие истины Православия — это подвиг, требующий напряжения всех сил и ведущий к преображению.



[1] Апостолы заговорили на языках во исполнение предреченного пророком Иоилем о последних днях, которые мыслились ими как дни пришествия Христа: «в те дни излию от Духа моего и будут пророчествовать» (Деян. 2, 18). Пророчество - это прозрение Нового Завета в Ветхом, это преодоление прошлого ради встречи со Христом. И святые братья также по-пророчески воспринимали Ветхий Завет, как видно из «Жития Кирилла» 12, где после двух цитат из ветхозаветных пророков (Ис. 66, 18-19 и Иер. 16, 16) сказано: "Вот Евангелие Нового Завета Божия" (Цит. по: Тахиаос А.-Э. Н. Святые братья Кирилл и Мефодий, просветители славян. СП, 2005. С. 284. Далее в подобных ссылках на жития св. Мефодия и Кирилла будут указаны только страницы из данной книги).

[2] В 1942 и 1953 гг. праздник св. Кирилла и Мефодия совпадал с самим днем Святой Троицы.

[3] Житие Мефодия 15: «Раньше, вместе с Константином философом, переведены были только Псалтирь, Евангелие и Апостол, и избранные службы церковные» (С. 311).

[4] Житие Кирилла 12 (С. 283-285).

[5] Житие Кирилла 5 (С. 264-267).

[6] Житие Кирилла 8 (С. 272).

[7] Тахиаос А.-Э. Н. Святые братья Кирилл и Мефодий, просветители славян. СП, 2005. С. 97-98.

[8] Житие Кирилла 14 (С. 285-289).

[9] С теми, «кто были таких же мыслей, как и они» (Житие Мефодия 5. С. 304).

[10] Ильинский Г. А. Опыт систематической Кирилло-мефодьевской библиографии. София, 1934. С. 115-122.

[11] Житие Кирилла 6 (С. 269).

[12] Житие Кирилла 12 (С. 284).

[13] Житие Кирилла 15 (С. 289).

[14] Ср. Житие Кирилла 16 (С. 291-292).

[15] Житие Кирилла 18 (С. 296).

[16] Theophan. Continuat. Chronograph. 6, 97 / Ed. I. Bekker. Bonn, 1838. P. 344:4-18. TLG 4153/1 [Corpus scriptorum historiae Byzantinae]; рус. пер.: Продолжатель Феофана. Жизнеописание византийских царей / Перевод, статьи, комментарии Я. Н. Любарского. СПб., 1992. С. 142-143.

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9