Празднование Дня Победы в этом году имело одну малоприметную особенность, которая, однако, может стать поводом для размышления. Казалось бы, ну и что такого, что впервые за столько лет после окончания Великой войны во всех храмах был отслужен благодарственный молебен, а не только панихида по убиенным вождям и воинам? Однако масштабность праздника в этом году, его настоящая, неделанная народность заставляет задуматься: почему именно этот день – единственный день в году, когда народ перестаёт стыдиться самого себя, когда мы искренне радуемся, потому что «право имеем», когда мы действительно ощущаем себя победителями?

Может, это прозвучит слишком пафосно и не особо патриотично, но сквозь неподдельный интерес к тематике Второй мировой, военным фильмам, рассказам той поры, просвечивает какая-то жуткая усталость нашего общества от бессмыслицы и пошлости своего нынешнего бытия. Помнится, в одном из  фильмов (вроде бы «Брат») Сергей Бодров говорит певичке, что её «попса» – не музыка, потому что такую в окопе слушать не будешь: она до тошноты ванильно-пластмассовая. А на войне – всё по-настоящему. И музыка нужна тоже настоящая, а не жвачка для ушей. 

Но ведь в современном мире в жвачку превращается практически всё, не только музыка: потребительство не знает иного алгоритма бытия, кроме как «пожевал и выплюнул». Челюсти нашего современника перемалывают всё: людей, предметы, увлечения, привязанности, влюблённости и даже любовь; вот уже и религия становится одной из областей «потребления» на рынке услуг. И среди этого бесконечного мельтешения разнородных потребностей вдруг появляется неподвижный столб, на котором  написано: «Наша Победа!» И руки сами так и тянутся к нему, чтобы покрепче ухватиться и не утонуть в этом всепожирающем болоте суеты и развлечений.

Когда я задаю себе вопрос, за что воевал мой отец 65 лет тому назад, я вижу, что ответ на него непрост. Очевидно, что не за советскую власть, которая сделала его нищим и бездомным, а семью – изгоями лишь за то, что умели работать, а не воровать. Не за ту власть, которая десятилетиями гнобила моего деда в Карлаге и на Беломорканале. Не за ту власть, в партию которой отец принципиально не вступал, несмотря на все открывавшиеся служебные преференции. За свой дом? Который свои же односельчане-босяки спалили, когда узнали, что в гражданскую дед воевал на стороне белых? За кости своих малолетних братьев и сестёр, которых в землянке на его глазах выкосили голод и тиф опять-таки по милости советского правительства?...

И всё-таки несмотря ни на что, он воевал, под огнём бинтовал раненых, руками по локоть в крови буквально выдёргивал с того света уже пытавшихся обрести там свой последний покой. Он действительно воевал за свою Родину, которая в тот момент была отвратительной уродиной, а вовсе не красавицей. 

Такая любовь к своей земле и к своему народу – в котором и палачи, и жертвы, и герои, и вероотступники – любовь Крестная, христианская. Любовь, ненавидящая грех – и жалеющая грешника. Любовь, не соглашающаяся с баснословящей ложью коммунизма – но полагающая душу свою за одураченных братьев своих. Любовь, со смирением принимающая кару Божию – и жадно ловящая глазами едва различимую полоску света под свинцовыми тучами безысходности. 

Нам действительно есть за что благодарить Бога и в этой войне, и в этой победе. Жизнь жительствует не только 9 мая сорок пятого: каждая победа чести над бесстыдством, добродетели над грехом есть отблеск вечного торжества Правды Божией над слишком человеческим безумием.