С самых младых моих лет, по особому Божию Провидению, призван я был в обитель сию неожиданным случаем ни по намерению моему, ни по чаянию: сие было действие единых Божиих непостижимых судеб. Потом та же рука Вышнего присовокупила меня к избранному стаду обители сей и к роду жизни, сообразной жизни Преподобного».

Действительно «неожиданным случаем», а «ни по намерению, ни по чаянию» началась эта глубокая связь великого архипастыря с великой святыней земли Русской. Двадцатилетним юношей он, тогда еще Петр Левшин, сын простого сельского причетника (потом священника), окончил Московскую Славяно-Греко-Латинскую академию и был назначен учителем пиитики и греческого языка в той же академии.

По обычаю преподаватели академии, помимо своих прямых обязанностей, должны были каждое воскресенье перед литургией выступать в аудитории с толкованием катихизиса, а после литургии говорить в церкви проповедь. На это поприще катихизатора и проповедника вступил и юный Петр Левшин. «С внешними и внутренними средствами витии, — говорит его биограф профессор И.М. Снегирев,— проповедуя и научая с жаром юноши и с постоянною ревностью мужа, в чистоте и полноте духа, проникнутого высокими и умилительными истинами Священного Писания, он умел заслужить всеобщее удивление и любовь».

Действительно, успех юного проповедника был необычайный. Огромное число верующих сходилось слушать его поучения. Как замечает он сам в своей автобиографии, «собрание всякого состояния людей столь было велико, что никогда еще в академии того не случалось». По свидетельству того же И. М. Снегирева, «многие добивались его знакомства и почитали себе за счастье посещение его, стараясь наперерыв оказать ему свое усердие и уважение». Его называли «вторым Златоустом» и «Московским апостолом».

 

 

Но нашлись и враги. Слава молодого проповедника породила в некоторых зависть, и против него была пущена клевета, что он учит несогласно с учением Православной Церкви. Стали кричать о том, что его надо примерно наказать и выгнать из академии. Правда, это была ничтожная кучка низких завистников, а все, знавшие Петра Левшина, в том числе академическое начальство и сослуживцы, были на его стороне. Когда состоялось следствие, невинность Левшина была легко доказана, и слава его еще более возросла.

Знаменитый в то время проповедник, архимандрит Троице-Сергиевой Лавры и член Св. Синода, Гедеон Криновский прислал Петру Левшину приглашение занять место учителя риторики в Троицкой семинарии и уже исходатайствовал об этом указ от Синода. Это приглашение было большой неожиданностью для молодого Левшина. По его собственному признанию, «сие Петра не только удивило, но и смутило; ибо он о том и в мысли не воображал». Грустно ему было покидать Москву и родную академию, но он не противился и 19 июля (ст. ст.) 1758 года отправился в Троице-Сергиеву Лавру.

 

 

 

 

В своей автобиографии митрополит Платон говорит, что он вовсе не думал быть в Лавре, «а желал в вакации пострижен быть в академии в Заиконоспасском монастыре: ибо на то уже и указ из Св. Синода дозволительный воспоследовал, да и ректору, яко любящему Петра, отпустить от себя не хотелось». Но, как видим, вышло все по-иному. Вместо Заиконоспасского монастыря, жаждущий принять иночество юноша направляется в обитель Преподобного Сергия.

На первых порах разлука с любимой и любившей его академией, с родными и товарищами, новость места, новые лица и неизвестность будущего навели на молодого Петра Левшина грусть и уныние. Но мало-помалу он стал привыкать к новой обстановке и к новым лицам и, наконец, столь привык, что до самой смерти не было для него милее и любезнее во всем свете места, чем Лавра.

Вскоре, именно накануне праздника Успения Пресвятой Богородицы, Петр Левшин был пострижен в иночество с именем Платона. По его собственным словам, «быв пострижен, успокоился, видев свое давнее желание исполненно». Помимо всего другого иноческая жизнь была особенно дорога для Платона тем, что она «много содействует к Богомыслию, и к приобретению просвещения беспрепятственным упражнением в премудрости духовной и мирской».

Спустя две недели после пострига, инок Платон был отправлен в Москву и посвящен в Московском Успенском соборе в сан иеродиакона. Возвратясь в Лавру, Платон впервые встретился с лаврским и своим начальником архимандритом Гедеоном Криновским, только что прибывшим из Петербурга. Познакомившись с Платоном, архимандрит Гедеон сразу полюбил его и приблизил к себе. Сам знаменитый и прославленный проповедник, он читал Платону свои проповеди и с величайшим вниманием прислушивался к его суждениям и замечаниям. Как говорит И. М. Снегирев, «соперники в витийстве, начальник и подчиненный, сделались не завистниками, но друзьями».

Архимандрит Гедеон, проживая большею частью в Петербурге, неоднократно вызывал туда и Платона. В одно из посещений северной столицы Платон был посвящен в домовой церкви Троицкого подворья в сан иеромонаха. Это произошло в 1759 году, в день св. пророка Илии, ровно через год после прибытия Платона в Лавру. Архимандрит Гедеон определил его при этом префектом Лаврской семинарии, учителем философии и первым соборным иеромонахом.

Через два года иеромонах Платон был уже ректором Лаврской семинарии и учителем богословия. В марте 1763 года его назначили на высокий пост наместника Лавры. По признанию самого Платона, он принял эту должность неохотно и проходил ее «с тягостью», потому что она отвлекала его «от приятного для него в школе упражнения». А в мае того же года ему, ввиду назначения учителем богословия к наследнику престола, пришлось сдать наместническую должность, закончить преподавание в семинарии и, без отчисления от Лавры, отправиться в Петербург.

 

 

 

 

Жизнь при дворе, вдали от дорогой ему Лавры, тяготила Платона. «Не без скуки иногда было ему», замечает он в своей автобиографии. Большой радостью было для Платона назначение его в 1766 году архимандритом Троице-Сергиевой Лавры. «Почел себя обрадованным Платон через сие производство; поелику определен в то место, где он постригался, был учителем, соборным, наместником и которое ему особенно было любезно. А притом умножило его обрадование и то, что он имел уже жить на своем Троицком подворье».

В 1767 году архимандрит Платон был отпущен в Лавру, куда и прибыл в феврале месяце, чувствуя сильную слабость после перенесенной перед этим серьезной болезни. Большой радостью и утешением было для Платона это посещение обители Преподобного Сергия. «Воспел Богу благодарственная Платон, — пишет он в своей автобиографии, — узрев святую обитель и братию, которые ему почти все были знаемы, и совершив Божественную литургию, и сказав слово, как надлежит жить добрым монахам, входил подробно в хозяйственное по Лавре и по семинарии расположение». В это же посещение Лавры архимандрит Платон отстроил на Лаврском подворье в Москве начатые архимандритом Гедеоном каменные палаты и устроил и освятил домовую церковь при подворье, а в самой Лавре возобновил строительство лаврской колокольни.

Но придворная должность требовала возвращения архимандрита Платона в Петербург, где он, кроме того, получил назначение в члены Святейшего Синода. Однако эта для многих завидная должность принесла Платону больше огорчений, чем радостей. «Горел Платон ревностью ко благу Церкви и духовного чина, и сия ревность была ему, яко врожденная, — говорится в его автобиографии. — Усердствовал входить в дела, и споспешествовать к лучшему. Но многие узрел он затруднения, кои ревность его, или останавливали, или претупляли». Часто, видя свое бессилие искоренить зло, Платон скоро «к сему, по-видимому, знаменитому месту ощутил в себе чувствительное прохлаждение, так что уже искал случая, как бы от него избавиться».

 

 

В 1770 году Платона возвели в епископский сан с назначением на Тверскую кафедру. При этом он был попрежнему оставлен архимандритом Троице-Сергиевой Лавры. «Сие последнее оставленное для него место, — пишет он в своей автобиографии, — наиболее его увеселило, ибо он к месту сему столь был, так сказать, пристрастен, что лучше, может быть, захотел бы при нем едином остаться, нежели быть архиереем, лишившись его... и сие место при нем осталось, к совершенному его удовольствию».

Ставши архиереем, Платон решил прослужить в епархии 12 лет, «почитая сего времени довольно, чтобы потрудиться для Церкви Божией в сем сане», и затем, отказавшись от епархии, навсегда поселиться в Троице-Сергиевой Лавре. Но в 1775 году его назначили архиепископом Московским.

Много трудов пришлось положить архиепискому Платону по благоустройству Московской епархии и Троице-Сергиевой Лавры. Получив на ее устроение крупную по тому времени сумму в 30 000 рублей, он деятельно занялся лаврским строительством. В первые же годы своего пребывания на Московской кафедре им была построена в Лавре новая обширная ризничная палата, в Троицком соборе сделан новый иконостас, обложенный серебром; новые иконостасы и стенная роспись были сделаны и в других церквах Лавры; кроме того, построены две новые палатки — Серапионовская и Максимовская, а на месте разобранной старой паперти Успенского собора устроено новое западное крыльцо с надписью на фронтоне «Ведомому Богу». С 1783 года он на собственные средства начал строительство Вифании; сначала была построена церковь и небольшие покои, а затем устроено кладбище для лаврских монахов. В надежде воскресения, по примеру воскресшего Лазаря, Платон и назвал это место Вифанией.

Страдая от усиливавшихся недугов, митрополит Платон несколько раз просил уволить его от епархии и оставить только при Лавре, но неизменно получал отказ. Наконец, в 1792 году пришло разрешение — без увольнения от епархии жить в Лавре «сколько рассудит», а епархиальное управление поручить викарию. С этого времени митрополит Платон стал жить зимой в Лавре, а летом в Вифании, но епархиальными делами продолжал заниматься, в связи с чем ему приходилось раз или два в год совершать поездки в Москву и оставаться там по месяцу и более. Среди других дел он особенное внимание уделял устройству в Вифании семинарии, которая была открыта в 1800 году в день праздника Преображения Господня.

В наступившем XIX столетии связь митрополита Платона с Лаврой еще более окрепла. Его наезды в Москву сделались более редкими и менее продолжительными. Живя в Лавре, главным образом в Вифании, он продолжал заниматься епархиальными делами вплоть до средины 1811 года, когда его, наконец, освободили от управления епархией.

За эти годы ему удалось многое сделать для украшения обители. Были покрыты вызолоченными медными листами главы, кровли и алтари Троицкого собора и Никоновской церкви; то же сделано и с большой главой Успенского собора и главой надвратной Предтеченской церкви; на четырех малых главах Успенского собора появились золоченые звезды; были отремонтированы Святые ворота, а в Троицком соборе сооружена великолепная серебряная сень на столпах, сделаны шитые, редкой работы, хоругви, а также серебряные, местами вызолоченные, хорос и кресла. Для Лаврской семинарии митрополит Платон выстроил еще одно двухэтажное просторное здание с залом для торжественных собраний, библиотекой вверху и столовой внизу.

Несколько раньше, именно в 1792 году, по его указанию, против лаврской колокольни и Троицкого собора был поставлен высокий обелиск с надписями о достопамятных событиях русской истории, в которых принимала участие Лавра Преподобного Сергия. А в 1794 году он поставил памятник с соответствующей надписью инокам-героям Пересвету и Осляби, павшим за отечество на Куликовом поле.

Митрополит Платон, насколько ему позволяли слабеющие силы, совершал богослужения в лаврских храмах и произносил проповеди. Он очень любил петь на клиросе и часто читал за богослужениями кафизмы и паремии, а когда не оказывалось послушника, то сам нес свечу перед священником и диаконом на Входе за вечерней.

Много внимания уделял митрополит Платон Лаврской и Вифанской семинариям. Он наблюдал за преподаванием наук, радовался успехам и доброму поведению воспитанников и, поощряя наиболее способных, приглашал их к себе, беседовал с ними, давал им особые задания.

 

 

Но особенно много интересовался митрополит Платон проповедями семинаристов, которые, как правило, предварительно просматривал и затем прослушивал в аудитории накануне их произнесения в храме. Его, прославленного витию, искренно радовали успехи воспитанников в проповедническом деле. Однажды, выслушав слово на Великий Пяток, сказанное питомцем Лаврской семинарии Василием Михайловичем Дроздовым (будущим митрополитом Филаретом), он при всех присутствовавших открыто признал его превосходство над собою в деле проповедания.

В заботах о лучшем преподавании наук в духовной школе, митрополит Платон требовал, «чтобы учители не только учительством, но еще более честным житием юношество наставляли, так же и об учениках,— чтобы не только в науках, но еще более в добродетели преуспевали». А школьному начальству он внушал, «чтобы более моральными, нежели физическими наказаниями, ученики к своей должности были приводимы».

Последние месяцы своей жизни митрополит Платон сильно переживал всенародное бедствие — вторжение Наполеона в Россию. Но он дожил до радостного известия об оставлении врагом Москвы и о поспешном его бегстве из пределов России.

11 (23) ноября 1812 года первый из московских архиереев Священно-архимандрит Троице-Сергиевой Лавры скончался (в любимой им Вифании), а через четыре дня совершено было его отпевание и погребение при огромном стечении народа, который искренно оплакивал почившего архипастыря.