Серафим Саровский заслужил почитание при жизни
– Недавно по Facebook сильно разошелся, около 200 публикаций, отзыв на вашу книгу игумена Петра (Мещеринова), серьезного, авторитетного человека, одного из создателей молодежного движения «Даниловцы», музыковеда, переводчика ранних протестантов, постоянного автора и «Правмира», и сайта Богослов.RU. Думаю, уже видели?
– Нет.
– Тогда я просто прочту.
Вышла книга Валентина Степашкина «Серафим Саровский». …Главное в ней то, что автор является ученым-исследователем и что он строит жизнеописание своего героя и разбор его наследия на основании архивных документов, с которыми работал.
…Автор очень почитает преподобного, поэтому редко делает какие-либо определенные выводы, просто приводит то, что соответствует документам. Но от выводов никуда не деться, потому что из документов видно следующее: 1) колокольни не было; 2) камня не было; 3) кормления медведей не было; 4) разбойников не было; 5) беседы с Мотовиловым не было… Ну, и так далее. Думаю, что сказанного уже достаточно.
Мотовилов разобран по косточкам – психически нездоровый человек, все, что с ним связано, не заслуживает доверия. Про заместительную смерть Елены Мантуровой и вовсе не сказано ни слова… Общение батюшки Серафима с дивеевскими сестрами приведено, но оговорено, что старец такого не мог говорить… В итоге преподобный Серафим предстает пред нами как человек-загадка. Достоверно сказать о нем можно очень немногое, все остальное – фантазии разной степени вероятности.
Говорил я об этом с одной моей доброй знакомой, она сказала: «Ну да, конечно, но простой народ во все это верит… что же сделаешь? Пусть, вреда-то нет». И многие так считают – но я с этим решительно не согласен. Вред есть – он заключается в том, что в церковную жизнь вносится ложь, что таким образом и формируется «православная субкультура», которая порой прямо противоположна истинному христианству.
Это не шутка, не частное дело – в Курске стоит памятный знак «На этом месте упал с колокольни…» Камень вделывается в иконы и возится как святыня по городам и весям. Что это, если не дезориентация, не подмена Евангелия Христова «бабьими баснями» (цитата из 1-го послания к Тимофею)? И ведь долг церковного пастырства – отстаивать правду, а не потакать кликушеству полуязыческого народа. Но, увы, похоже, осознание этого современными пастырями – дело будущего, и, скорее всего, не совсем близкого.
Очень полезная книга… и я ее всячески рекомендую.[1]
– Спасибо.
– В связи с этим вопрос. Почитание батюшки Серафима включает в себя давно ставшие привычными для нас эпизоды его жития, от которых образ батюшки просто-таки неотделим. И сама постановка вопросов по отношению к такого рода вещам, не говоря уже о получении не вполне привычных ответов, требует дерзновения. Как все было в действительности? Может быть, так. Или не совсем так. Или совсем не так. Чтобы ставить такие вопросы и делать такие утверждения, нужны, во-первых, смелость, а во-вторых, ответственность за свои слова. Какова здесь ваша позиция?
– Моя позиция такая. Преподобный Серафим Саровский – замечательный человек, родившийся в городе Курске, и уникальный святой, на земле Русской просиявший, которому не нужны какие-то волшебства и мифы. Он заслужил почитание еще при жизни, и не надо его жизнь как-то приукрашать различными придумками. Я должен высказаться по тем позициям, которые назвал уважаемый отец Петр.
Во-первых, падение с колокольни. Я написал в своей книге, что колокольня в это время не была достроена и мальчик Прохор упал с недостроенного здания. Все равно падение было, а уж с какой высоты, извините, это вопрос. Думаю, это вполне нормальное утверждение.
Во-вторых, по поводу камня. То, что преподобный Серафим Саровский, проходя к себе на Дальнюю пустыньку, на этом камешке молился, я думаю, было в его жизни. В житийной литературе стали писать, что стояние его было 1000 дней и 1000 ночей, а Мотовилов утверждает, что было на самом деле 1001 день и 1001 ночь.
Мы все-таки знаем, что преподобный старался этот подвиг осуществлять, не привлекая внимания, поэтому не было такого, чтобы он стоял на этом камне и народ мимо него ходил, дни считал, а он творил эту молитву.
Этого не было. Была обычная житейская ситуация, повторявшаяся годы и годы. Этот подвиг длился, наверное, не три года, если 1000 дней мы разложим во временном промежутке, а гораздо больше, поэтому я и его тоже не отринул.
В-третьих, про медведя я в своей книжке пишу, что у преподобного Серафима на Дальней пустыньке были ульи для пчел. Медведи в лесу мед чувствуют издалека; естественно, они к нему приходили. Когда я провожу экскурсии на Дальней пустыньке, я всегда подвожу наших гостей к стенду, где есть литография преподобного, сидящего на пенечке и кормящего медведя. И я говорю, что преподобный хлеб намазывал и медком, чтобы лесному гостю было вкуснее.
Серафим Саровский. Художник Ирина Плетнева
Что касается избиения преподобного Серафима крестьянами, я на этом, по-моему, в книге никакого акцента не делал. Вообще, должен сказать, что в книге я опустил многие моменты и не обо всем рассказал. Если бы я включил в книгу, например, взаимоотношения с епископами, еще некоторые моменты из жизни преподобного, то книга получилась бы не 32 печатных листа, а в два раза больше. Когда я окончил книгу и выслал в «Молодую гвардию», мне пришло письмо, что вы зашкалили требуемый лимит и, наверное, будет сокращение. Правда, через три дня пришло второе письмо: «Мы согласны с вашим текстом и принимаем его целиком».
Выводы. Я не являюсь богословом, поэтому по отдельным моментам я посчитал, что делать выводы – не мой уровень. Это раз. Я работал над книгой и работаю над биографией преподобного Серафима Саровского, над историей Саровской пустыни, можно сказать, в одиночку, так что все охватить и обо всем написать у меня просто не хватит жизни. Это два. Поэтому я очень рад, что моя первая книга, вышедшая в 2002 году, подтолкнула других исследователей на более пристальное изучение биографии преподобного Серафима Саровского, пошли научные статьи об иконографии преподобного.
– Помню, большой том под общей редакцией Натальи Чугреевой вышел к 2004 году.[2]
– Да. Были опубликованы работы по изучению и сравнению текстов житийной литературы о преподобном Серафиме Саровском. Вышли работы, изучающие устав нашей пустыни, по которому жил преподобный Серафим Саровский. Я очень рад, что всколыхнул научную общественность, которая заинтересовалась биографией преподобного Серафима Саровского и, можно сказать, подключилась к этой работе. Я эти работы, которые они опубликовали после выхода моей книги, естественно, тоже использовал и использую сегодня.
Тайна Мотовилова
– Вопрос, с моей точки зрения, заключается в принципиальном различии двух жанров – агиографии и научного исторического исследования на основе критического анализа источников. Буквально сразу же после появления отзыва отца Петра (Мещеринова) в Сети появилась реплика Бориса Кирилловича Кнорре, это известный религиовед, работающий по программам Кенстонского института и Центра Карнеги, преподающий в НИУ-ВШЭ и РГГУ. Вот что он пишет.
Давно ждал такую книгу. Правда, не во всем готов согласиться с позицией и оценкой, высказанной уважаемым мною Петром Мещериновым. Не думаю, что рационализация и стремление трансформировать житие в исторически выверенную (и отшлифованную скепсисом) научно-доказательную работу – абсолютное благо. С точки зрения психического здоровья рационализация в религиозной жизни – отнюдь не всегда ведет к лучшему. Рационально ориентированные религиозные сообщества страдают от депрессий поболее, чем склонные к мистике.
Жанр жития и жанр исторической литературы разные. И тот и другой имеют право на существование. В данном вопросе мне близка позиция Алексея Лидова и многих других: икона изображает не в стиле реализма, но никто не требует приблизить икону к фотографии. Также и требовать приблизить житие к рентгеновскому снимку я бы не стал. Однако сама по себе такая изыскательная работа безусловно интересна. Есть большое желание эту книгу в ближайшее время прочесть.
– Спасибо.
– Вот какой обмен мнениями. Было бы интересно понять, откуда берется ваша решимость. Ведь многие детали жития, даже, казалось бы, малозначительные, уже приобрели в некотором смысле характер если и не догмы, то некий вероучительный, не побоюсь этого слова, статус. Вы уже говорили о своей боязни кого-то обидеть. Тем более, сейчас такое время, когда модно стало оскорбляться за свои религиозные чувства. Какие переживания в связи с этим у вас были, какие размышления? Расскажите, если можно.
– Я уже говорил, что писать о преподобном Серафиме Саровском, да и вообще о святом человеке, простому смертному, хоть и православному, очень тяжело. После выхода моей первой книги я получил некоторый статус и признание как специалист, пускай и в узком кругу. Потом некоторое время работал редактором в издательстве Свято-Тихоновского университета. Общался, естественно, со многими священнослужителями, не только из ПСТГУ, не только из Москвы, но и из других городов.
Николай Мотовилов
В 2005 году была выпущена книга «Записки Мотовилова», вышла она в библиотеке «Преподобный Серафим Саровский» в издательстве «Отчий дом». Я хоть и вхожу в редакционную коллегию, не был сторонником издания этих записок, но мое мнение не потребовалось, и эта книга была издана. После ее выхода из печати я слышал много высказываний об этих записках, у меня складывалось и свое мнение. Когда же я эту книгу начал внимательно читать, изучать «под карандаш», у меня сложилось впечатление, что, действительно, человек болен, просто болен.
Работая над главой «Тайна Мотовилова» своей книги, я специально привлек врача-психотерапевта высшей категории Андрея Анатольевича Афонина, которому я принес все книги, все рукописи, которые у меня были по Мотовилову, и свои мысли о нем тоже высказал, ответил на его вопросы. Спустя некоторое время он мне выдал профессиональное заключение относительно самочувствия Николая Александровича Мотовилова, и эту записку я в своей книге привожу. Мне стало понятно, что по такому довольно трудному вопросу я имею единомышленников и среди священноначалия, и среди врачей, и среди простых православных христиан.
– Вы обсуждали эти вопросы с кем-либо из священноначалия?
– Да, но имен называть не буду. Разговор о Мотовилове идет давно, называют его еретиком, называют больным человеком. Я, наверное, оказался тем мальчиком из сказки Андерсена, который крикнул в открытую.
– Скажите, никто из ревнителей не пробовал оскорбляться за свои религиозные чувства после выхода ваших книжек – публично или в личном общении?
– Когда я написал свою первую книгу, я отдал рукопись сестрам Дивеевского монастыря на читку до публикации. Отдал эту рукопись и в Санаксарский монастырь игумену Венедикту для читки. Из Санаксарского монастыря мне вернули рукопись практически без каких-либо поправок. А дивеевские сестры мне сказали, что уж больно я горяч и надо бы слог смягчить. Они все-таки монахини, им, наверное, было нужно повествование ближе к житийной литературе.
– Их позиция понятна. С моей же точки зрения, то, что два таких авторитетных для меня человека, как Мещеринов и Кнорре, начали обмен репликами, пускай пока эскизными, по поводу вашей книги, это, вообще говоря, появление хорошего повода обсудить принципиальные вопросы взаимосвязи двух жанров – житийного и научного.
Подробности в источнике: pravmir.ru