Ирина Языкова: «У нас очень мало серьезной храмовой архитектуры»
События

Однако если проблема иконописи в её традиционном и современном состоянии исследуется в достаточной мере, то храмовое православное зодчество, особенно современное, зачастую оказывается на периферии изучения или рассматривается учеными с применением достаточно устаревшего инструментария.

Мы решили хоть немного восполнить эту лакуну и обратиться за комментарием к замечательному искусствоведу, кандидату наук, заведующей кафедрой христианского искусства Библейско-богословского института св. апостола Андрея (Москва), преподавателю Коломенской духовной семинарии, автору нескольких монографий и более сотни статей, одному из ведущих специалистов СНГ по сакральному искусству Ирине Константиновне Языковой.

Интерьер храма св. Пантелеймона в Нижнем Новгороде, мастерская Андрея Анисимова 

– Л. А. Успенский отмечал большую пластичность римско-католической храмовой архитектуры в отличие от православной, где «при богатом разнообразии архитектурных решений, раз найденное, наиболее верное выражение в своих основных чертах устанавливалось окончательно». Насколько эта тенденция характерна для нынешнего состояния сакрального православного искусства?

– Вполне согласна с Успенским, который, кстати, жил во Франции и видел, и мог оценить все поиски западных архитекторов. Ему, возможно, не все нравилось, но как художник он оценивал их положительно, потому что видел, что архитекторы думают. К сожалению, у нас практически, за редким исключением, у архитекторов отсутствует ясная мысль. Есть фантазия, есть вкус (что бывает реже), есть желание создать красивый храм. Но мысли нет. Заметьте, у нас многие новые храмы похожи на теремки, на сказочные постройки, на игрушки в натуральную величину. Архитекторы пока что играют с архитектурными формами: куполочки, крылечки, арочки и проч. У нас очень мало серьезной архитектуры. Есть и гигантомания, желание затмить всех грандиозностью. Но все это эклектика, безвкусица, нередко откровенный плагиат. А ведь всегда именно архитектура в прежние времена формировала вкус, стиль, направление мысли. Где сегодня стиль? Я не верю, что последним стилем в России был модерн. Конечно, можно сказать, что у нас был провал в семьдесят лет. Но уже прошло четверть века, а мы никак не можем из этого провала выбраться.

– Вы много путешествуете. На Ваш профессиональный взгляд искусствоведа, в каких православных странах современная храмовая архитектура наиболее открыта к модерным, авангардным, смелым решениям? С чем это может быть связано?

– Православная традиция в принципе более консервативная, чем католическая и протестантская. Но это не означает, что она не может быть творческой. Например, в Греции современные храмы строятся по образцам древних, но они так интересно работают с материалами, с деталями, с окружающим ландшафтом. Может, там и нет особого авангарда, но есть интересные решения. В Америке наоборот: есть авангардные решения, но они нецелостны, эклектичны. Оригинальные решения наблюдаются в Польше. Например, работы польского православного архитектора Ежи Устиновича из Белостока. Мы его выставку делали года три назад в Московском архитектурном институте, он очень смелый и интересный. Вот, пожалуй, пример мыслящего архитектора.

Ф.Давыдов. Роспись и декоративные мозаики алтаря храма св.мч. Леонида в Ильичево, Ленинградская обл. 

– Влияет ли межрелигиозный диалог на храмовую архитектуру современности? Если да, то по каким маркерам мы можем опознать этот процесс?

– Как раз на примере работ Ежи Устиновича видно, что влияет. Он живет в Польше, которая считается католической страной, но Белосток, восточная Польша, традиционно православный край, вернее, это пограничье между двумя культурами. И, конечно, общение с католиками и знание того, что они делают, Устиновичу явно помогают. Создается, что называется, здоровая конкуренция. Знание западного опыта полезно, изучение его дает очень много. Нужен диалог творческих личностей разных традиций. У нас люди всего боятся, думают, что если мы построим современный храм с новыми формами, кто-то ошибется и решит, что этот храм не православный. Глупости. Хороший архитектор может адаптировать формы и стили к своей задаче. Cправлялись же с этим зодчие прошлых эпох, когда адаптировали барокко или классицизм, сугубо западные, я бы даже сказала, католические стили к православному храмовому зодчеству. Только любое заимствование нужно вводить разумно. А мыслить мало кто хочет, вот и получается кубик Рубика с ограниченным числом деталей: луковки-купола, закомары, наличники и проч.

– Изменилось ли что-то существенно в принципах иерархичности современной храмовой архитектуры (экстерьера и интерьера, например, в решениях настенной росписи, структуры иконостаса и проч.)?

– Храмовое убранство – это отдельная и большая тема. Но в связи с архитектурой скажу: самое ужасное, что как раз нет никакой связи. Часто внешний облик храма никак не соотносится с тем, что внутри. А в интерьере тоже все рассыпается: иконостас отдельно, росписи с ним никак не согласуются, иконы вообще подбираются случайные, как попало. У нас и в помине нет синтеза искусств, который так воспевал о. Павел Флоренский. Архитекторы, когда строят храм, совсем не думают о тех, кто его будет украшать, расписывать. Например, наделают каких-то немыслимых арок, которые потом непонятно как расписывать, каких-то бетонных сводов, имитирующих крестово-купольную систему (зачем?), но не дающих такой же пластики формы, для которой была разработана в Византии храмовая декорация. А люди, проектирующие иконостасы, совсем не учитывают, как в них будут жить иконы. Часто резьба иконостаса оказывается на первом плане, а иконы – образы для молитвы – на втором. Сам по себе высокий иконостас уже изжил себя. Литургии он мешает. Икон в наших храмах иногда столько, будто это церковная лавка, а не храм. Их в храме должно быть меньше, но они должны быть качественные. И росписи сегодня уже не имеют того значения, каково им было присуще в древности: раскрытая книга, которую верующие читали. Росписи стали как обои, они лишь декоративное украшение стен. Но тогда храмовое убранство – это только театральная декорация, имитация сакрального пространства. А этого не должно быть. Есть, конечно, и положительные примеры. Но общая тенденция, увы, не радует.

Интерьер надвратного храма Андреевского монастыря в Москве. И.Зарон и С.Антонов 

– Широко известен цикл фотографий Corpus Christi, запечатлевших авангардные по своей архитектуре храмы, французского фотографа Фабриса Фулье (Fabrice Fouillet). Если бы к Вам обратились за рекомендацией списка подобных нестандартных минималистичных модерных православных храмов, то какие бы Вы назвали прежде всего?

– Минимализм в православной культуре – тема непростая, потому что сама по себе православная культура очень богата. Но мы не умеем распорядиться этим богатством. И, конечно, восточный вкус отличен от западного. К тому же мы все еще не изжили комплексы советского бедного существования. Мы хотим сразу все и побольше! Нам почему-то нужно переполнить храмы утварью, росписью, иконами, подсвечниками, паникадилами, чтобы все видели и сказали: лепота! Какой уж тут минимализм?! Но раз вы спрашиваете, значит, тема актуальна. Два год назад на Первой Лаборатории церковных искусств мы говорили, что есть запрос на бедный храм. Люди устали от информационного шума, от множества визуальных образов. Они приходят в церковь, чтобы побыть в ином (со всех точек зрения) пространстве, найти покой душе. А тут все то же самое, и глазу, и душе невозможно на чем-то сосредоточиться. Все кричит. Все пестро, а порой и агрессивно. В сентябре прошлого года мы проводили круглый стол по минимализму и пришли к выводу, что нам нужен не столько минимализм сам по себе, сколько важно освободиться от лишнего, чтобы сосредоточиться на главном. Как пример интересных решений такого рода приведу оформление нижнего храма Феодоровского собора в Петербурге, созданного по проекту архим. Зинона. А для Москвы яркий пример, конечно, Надвратный храм Андреевского монастыря, расписанный Ириной Зарон и Сергеем Антоновым. Интересное решение Пантелеимоновского храма в Нижнем Новгороде, это мастерская Андрея Анисимова. Здесь и внешний облик, и внутреннее убранство вполне соответствуют друг другу. Это, конечно, далеко не минимализм, но попытка хотя бы не сильно перегружать храм и создать органичное пространство. Правда, Андрей Альбертович слишком очарован модерном, и эта любовь не дает ему избавиться от украшательства, но он думающий архитектор и не стоит на месте. Хотя я не могу предугадать, куда он сделает следующий шаг.

Пантелеимоновский храм в Нижнем Новгороде. Мастерская Андрея Анисимова

– Есть ли у современных архитекторов православных храмов прецеденты поисков новых храмовых форм, отказа от типичной крестово-купольной формы или базилики? Насколько они органичны?

– Есть, конечно. Но хороши ли они? И насколько непререкаемы формы исторические? Тут главное спросить себя: что, зачем и кому я проектирую? Крестово-купольная система требовала определенных материалов. В России это белый камень. Смешно из бетона строить так, как из белого камня. Даже кирпич нуждается в переосмыслении этой системы. К тому же она не универсальна. Уже в XVIII–XIX вв. к крестово-купольным храмам стали пристраивать трапезные части, потому что четверик не вмещал прихожан. Базилика[1] – прекрасная древняя форма, она годится для любой эпохи. Эта форма проста и вместительна. И то, что сейчас к ней все чаще обращаются, я только приветствую. Она, по крайней мере, литургически оправдана. Любая форма может быть в основе храма, если она соответствует его назначению. Ведь храм не вещь в себе, это пространство Литургии. Из этого и нужно исходить при проектировании церквей. Вряд ли для храмового зодчества сегодня актуальны ротонды[2], октагоны[3], но они могут использоваться для баптистериев[4], например. Мы провели три конкурса на лучшую разработку современного православного храма, каких-то принципиальных прорывов мысли я не увидела. В качестве положительного примера приведу интересные идеи молодых архитекторов – Ивана Землякова, Даниила Макарова. Но это пока «бумажная архитектура». Хотелось, чтобы кто-нибудь рискнул реализовать эти проекты.

Проект храма в Рейкъявике. И Земляков, Д.Макоров, Ф.Якубчук

– В последнее время всё больше частных заказов на строительство храмов: часто спонсор сам курирует выбор архитектора и архитектурного решения. Насколько это отразилось на нынешнем состоянии церковной архитектуры? Позитивно или негативно?

– Проблема спонсоров – это тоже отдельная тема. Наша экономическая система такова, что на свои деньги ни один приход не может построить храм, а иные даже и содержать его без внешней помощи не в силе. Но спонсоры бывают разные: умные и не очень. Если человек хочет свои средства отдать на строительство храма, честь ему и хвала за это. Но когда он навязывает свою волю, диктует, как и в каких формах строить храм, тут нужно ему сказать: стоп. Пироги пекут пирожники, а сапоги тачают сапожники. И не нужно путать это. Спонсор может, конечно, выразить какое-то свое желание, обрисовать видение нового храма. Но не диктовать. Проектировать должны специалисты. Роль священника гораздо важнее, потому что ему служить в этом храме. Но священнику не следует диктовать формы архитектору, потому что он в архитектуре не специалист. Ведь до смешного доходит. Например, спонсор или священник желает, чтобы выстроили копию храма Покрова на Нерли. (Конечно же, в бетоне!). Искусствоведческие познания минимальные, понятно, не велики зачастую, что он знает, на то и равняется. И таких «бетонных Покровов» по всей России уже полтора десятка! Я думаю, что самый захудалый архитектор не сделал бы такого ляпа. Каждый все-таки должен заниматься своим делом. Диктат спонсоров на сегодняшний день – явление, безусловно, негативное.

– Как часто архитекторы решаются на эксперименты со строительными, отделочными материалами (стеклом, камнем, металлом)? В каких форматах традиционно они находят своё выражение? Не могли бы Вы привести примеры удачных подобных опытов?

– Да таких экспериментов множество. Новые материалы – хорошая тенденция, даже неизбежная. И есть отдельные добротные примеры. У того же Андрея Анисимова с металлом, мозаикой, керамикой хорошо работают. А в Петербурге, например, Филипп Давыдов стал использовать шлифованное битое бутылочное стекло для отделки интерьера храма, что дает потрясающий эффект матовой мозаики. Но эти удачные отдельные случаи ничего не решают, потому что даже если мы вводим новое в чем-то одном, но не думаем об общем образе, все равно далеко не уходим от главной проблемы. Тут важно другое. Притом, что у нас есть храмовая архитектура – плохая ли, хороша ли, но есть, однако, мы практически не имеем церковного дизайна, осмысления сакральной среды.

Интерьер храма св. Пантелеимона Нижнем Новгород. маст. Анисимова

– Сегодня у инославных в храмовой архитектуре наблюдаются различные тенденции. Например, применение многофункциональности пространства храма (не только для Литургии, но и для концертов, лекций и проч.). На Ваш взгляд, какие тенденции западнохристианского сакрального современного искусства (прежде всего архитектуры) принципиально будут не органичны на православной почве и почему?

– В многофункциональности храма я не вижу ничего плохого. Это обычная практика. И не только на Западе, но и у нас. В храме Христа Спасителя (до его разрушения) заседал Поместный Собор РПЦ 1917–1918 гг. Во многих храмах устраивают концерты, проходят лекции, конференции и проч. Конечно, не нужно устраивать дискотеки в храме, это понятно. В нашем храме свв. бесср. Космы и Дамиана 15 лет кормили бездомных. Прямо в храме столы ставили, а потом весь храм вымывали и служили, и ничего. Святейший Патриарх Алексий благословлял это. Ведь сакральное пространство – это не значит неприкасаемое. Где Бог, там и сакральное пространство. А это может быть и в храме, и в музыке, и в поэзии, и в доме, где люди любят друг друга, и в больнице, где рядом с умирающим близкие. В конце концов Христос родился совсем не в сакральном пространстве – в хлеву, но освятил его. Все же это написано в Евангелии. Многофункциональность храма – нормальное явление. Приходская жизнь сейчас так расширилась, что стали строиться не только храмы, но и рядом с храмом приходские дома, где работают воскресные школы, кружки, группы милосердия и проч. Кстати, это нужно учитывать и архитекторам.

– Какие ведущие позитивные и негативные тенденции современного храмового зодчества?

– На мой взгляд, самое позитивное то, что, наконец, мы стали задумываться о том, что в современном храмостроительстве так много негативного.

Беседовала Анна Голубинская

Примечания:

1. Базилика (от греч. basilika – царский дом; в Афинах – портик, где заседал архонт-басилей) – вытянутое прямоугольное в плане здание, разделённое внутри продольными рядами колонн или столбов на несколько (зачастую нечётное количество) частей (нефов), которые имеют  самостоятельные перекрытия.
2. Рото́нда (итал. rotonda, от лат. rotundus – круглый) – цилиндрическая постройка, традиционно покрытая куполом.
3. Октагон – восьмигранное сооружение, увенчанное восьмигранным шатровым покрытием.
4. Баптистерий (лат. baptisterium, от др.-греч. βαπτίζω – «крестить», крестильня, крещальня) – пристройка к храму или отдельное здание, предназначенное для совершения крещения.


Источник: pravlife.org


Другие публикации на портале:

Еще 9