Вера в оковах рациональности и подмена понятия «христианство»
События

Проявление процесса секуляризации
 
Эпоха, современником которой стал священномученик Иларион (Троицкий), архиепископ Верейский, — время сложное, противоречивое, но, вместе с тем, представляющее чрезвычайный интерес для исследователя. В своих «Письмах о Западе» владыка пишет: «Нам с Тобою, мой дорогой Друг, пришлось жить в тяжелое, но вместе с тем и в крайне интересное и важное время. Порою положительно кружится голова, особенно когда представишь себе те грандиозные мировые события, современниками которых суждено нам стало быть. Будто подходит какая-то новая, особенная эпоха в жизни и в истории нашей России. Недостаточно, думается мне, только наблюдать и переживать события; полезно над ними и размышлять»[1].
 
Священномученик Иларион в своих трудах акцентирует внимание на усилении процесса духовной секуляризации в современном ему обществе. Религия теряет доминирующее положение в среде христианского народа: «Что такое в наши дни жизнь во Христе? Да и кто говорит теперь о такой жизни? Теперь можно слышать речь лишь об "удовлетворении религиозных потребностей" или об "отправлении религиозных обязанностей", причем и потребностей, и обязанностей этих оказывается удивительно мало, сравнительно со всякими другими потребностями и обязанностями. "Удовлетворение религиозных потребностей", "отправление религиозных обязанностей"... Скажите, как иначе можно назвать эти слова, как не богохульством? Разве неясно, разве не понятно, какое ужасное отступление от Бога скрывается под ними? Вера христианская не может занимать лишь ничтожный уголок в жизни человеческой; нет, она может быть только самою жизнью»[2].
 
Происходит сознательный отказ русского общества от христианской веры: «Говорят о том, что вера Христова вовсе не влияет на жизнь людей. Да она и не может влиять, потому что ей не дают места в жизни»[3]. Место же веры в жизни современного ему русского человека владыка Иларион определяет так: «Представьте себе большой дом занятого человека. В этом доме громадные конторы, кабинеты. В них проводит хозяин почти целые дни. Но где-то в углу дома маленькая комнатка с иконами. Редко-редко торопливо заглянет туда хозяин, но тотчас выбегает оттуда и спешит к своим "делам". Так построена вся жизнь современного христианина. Он совершенно осуетился. Целый день он занят, изо дня в день его время поглощено все без остатка. Очень редко, раз в неделю, в месяц, даже в год, заглянет он в Божий храм. Его там ничто не занимает, и он спешит к своим "делам"»[4].
 
    Вера христианская не может занимать лишь ничтожный уголок в жизни человеческой; нет, она может быть только самою жизнью.
 
Проявляется процесс секуляризации в предпочтении целей, которые не соответствуют высокому звания христианина, и, порой, даже полностью противоположны ему. Так, из слов владыки становится ясно, что русское общества рубежа XIX-ХХ веков демонстрирует наличие широкого пласта людей, настроенных антиевангельски.  «Обычно всякий талант почитается некоторым личным преимуществом, служит предметом гордости. Употребляется этот личный талант на созидание личной карьеры, личного благополучия, и вся деятельность направляется лишь к тому, чтобы тешить беса честолюбия, который вообще с большой охотой и готовностью вселяется во всякого человека»[5].
 
На лицо печальная потеря главной цели христианской жизни — стремления к обожению, достижение спасения. Русское общество рубежа XIX и ХХ веков, заботясь о заемном благополучии, о счастье и благоустроенности жизни, отодвинуло от себя цели христианского подвига.
 
Взирая на окружающих людей, владыка Иларион задается вопросом: «Многие ли могут в наши дни искренно повторить эти великие слова великого Апостола: уж не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2:20)? Теперь-то именно и не прославляется Бог жизнью христиан. Спросите нашего современника: чем он живет, ради чего живет? Что самое главное у него в жизни? Вам укажут семью, должность, общественную деятельность, торговлю; немногие — науку, а некоторые назовут удовольствия, личное благополучие. Но скажет ли кто, что для него самое главное в жизни — Бог, Церковь, спасение души, жизнь вечная? Нет, обо всем этом едином на потребу, почти никто не вспомнит»[6]. Люди воздвигают себе идолов — страсти — поклонение которым заменяет истинное Богопоклонение в духе и истине. Так вот пропадает христианство из жизни людей, исчезает Бог из взора людей страстных: «Христос совершенно удален из человеческой жизни, хотя многие и не решаются гнать Его открыто. Людям как бы жалко бросить Христа совершенно, но они и не любят Его настолько, чтобы ради Него отказаться от всех других богов. И вот, приложены все усилия к тому, чтобы сохранить всех идолов мира, чтобы вместе покланяться Христу и Велиару»[7].
 
Оскудение духовности и обмирщение идеалов жизни — вот характерная черта современного общества. «Ведь разве не ясно до очевидности, — замечает священномученик Иларион, — что триумфальная колесница культуры и мнимого прогресса идет мимо Церкви. Тесен и узок для этой колесницы путь, проложенный Христом и поддерживаемый Церковью. Мир, уже давно отделившийся от истинной Церкви, теперь даже и забыл про нее, не видя и не понимая ничего, кроме своих суррогатов Церкви»[8]. Общество находится в поиске удовлетворения низменных благ. Церковные идеалы не подходят современному человеку. «Церковь для многих и у нас стала не матерью, не матушкой, а бабушкой... Церковь кажется уже какой-то чуть ли не выжившей из ума старушкой, бабушкой-ворчуньей с совершенно устарелыми и нелепыми взглядами»[9]. Святитель Игнатий Брянчанинов, раскрывая внутренний смысл происходящих в XIX столетии процессов, писал: «Христианство соделывается невидимым для нас, когда мы покушаемся убить его распутною жизнию, принятием разных лжеучений, когда мы покушаемся смешать христианство со служением миру»[10].
 
    Скажет ли кто, что для него самое главное в жизни — Бог, Церковь, спасение души, жизнь вечная? Нет, обо всем этом едином на потребу, почти никто не вспомнит.
 
Служение страстям принижает достоинство человека, лишает его смысла жизни, упраздняет в нем всякое стремление к высшему благу, открываемому в Боге: «наш современник, ревностно служащий идолам земным, с утра до ночи мудрствующий о земном, забывший о горнем, — что он приобретает? Что дают ему его идолы? Что он имеет? Правда, внешняя его жизнь может поразить легкомысленного ценителя своим богатством, удобствами, внешним блеском. Но какое внутреннее убожество души скрывается подо всем этим внешним, временным и мимолетным блеском! Как мрачна и смятенна душа нашего современника!»[11]
 
Процесс этот совсем не случаен, он достаточно долго готовился, развивался в России: «В течение уже долгих лет отвыкали русские люди мыслить по-церковному, постепенно даже потеряли мысль о Церкви как о новой Христовой жизни»[12]. Современник священномученика Илариона — митрополит Вениамин (Федченков) — также подчеркивает заблаговременную подготовку процесса оскудения веры: «Теперь Господь допустил безбожную власть — за наше маловерие: жнем, что сеяли 18-го и 19-го столетия!»[13].
 
 
Рационализация духовной жизни
 
Страшная духовная язва, поразившая русское общество, — рационализация церковной жизни, приземление высокого духовного идеала христианства. «Подлинный православный христианский идеал Церкви для многих наших современников оказался слишком высоким»[14]. Эти современники владыки Илариона совершили страшную ошибку: на Православие «посмотрели только как на учение, которое можно принимать одним умом»[15]. Как известно, еще в XVII веке наука выделяется в самостоятельный, определяющий способ постижения человеком мира, а познавательный процесс приобретает свойственный науке рациональный характер, характер рационального мышления и рациональной деятельности. Позитивизм, зародившийся несколько столетий назад, стал определяющим направлением мысли в современном прогрессивном мире. Научно-естественное исследование окружающей среды создало определенную культуру нашего мира, ту культуру, которая провозглашает господство человека во Вселенной. Этот подход распространяется и на реалии духовного мира, которые исследуются человеком исключительно с точки зрения позитивизма: реально то, что можно опытно измерить, а, значит, объекты апофатического богословия выпадают из видения рационального богослова эпохи позитивизма. Получается усеченное, неполное богословие.
 
Отрицание экспериментального подхода к богословию не должно отрицать наличие личного опыта богообщения. Он не только может, но и должен быть! Но не может всегда выступать предметом анализа, дидактики и позитивистского эксперимента. Напротив, личное опытное богообщение не может быть полностью изображено в словах, формулах и определениях, а является частью таинственного процесса обожения человека, процесса приобщения к Недопознаваемому Богу. «Благодатная жизнь Церкви даже не может быть предметом сухого научного изучения; она доступна изучению опытному. О жизни благодати, ясно ощущаемой, человеческий язык всегда может высказаться только туманно и темно. О жизни Церковной знает только тот, кто ее имеет; для него она не требует доказательств, а для не имеющего ее и она почти не доказуема»[16].
 
В таком рациональном подходе проглядывается и аналогия с историей западного общества, которое заключило христианскую свободу богословия в оковы рациональности. Оценивая степень рациональности латинского богословия и некую «приземленность» католического церковного служения, владыка Иларион, в частности, говорит: «ведь католичество и есть обман, который желает соединить служение и Богу, и миру»[17]. Эта потенциальная опасность грозит и русскому православному обществу, о котором писал священномученик Иларион. Настоящее христианство призвано быть противоположным этому процессу: «Такому-то правовому, чисто земному обществу и противополагается общество христианское — Церковь»[18], — замечает священномученик Иларион. «В сознании современного человечества нельзя не заметить господства разума. В пантеоне идолов современного человечества "богиня разума" занимает едва ли не самое почетное место. Речи о промышленности, торговле, о бирже и о ценных бумагах все же еще не пользуются таким сочувствием, как речи о науке, о знании, о просвещении. Поклонение золотому тельцу делается почти всеобщим, но, думается, в поклонении золотому тельцу нет той искренности, какую можно наблюдать в культе "богини разума"... Самое мировоззрение современника нашего насквозь проникнуто рассудочностью, оно насквозь интеллектуалистично»[19].
 
Как следствие этого, христианство теряет свою сотериологическую актуальность, низводясь на уровень философско-нравственной концепции:
 
    В течение уже долгих лет отвыкали русские люди мыслить по-церковному, постепенно даже потеряли мысль о Церкви как о новой Христовой жизни.
 
«Христианство, в смысле церковной жизни возрожденного Христом Спасителем человечества, совсем почти позабыто. Христос Сам сказал, что Он создаст Церковь, но разве теперь говорят о Церкви? Нет, теперь предпочитают говорить о христианстве, причем христианство рассматривают как какое-нибудь философское или нравственное учение. Христианство ― это звучит как новокантианство или ницшеанство! Эта подделка Церкви христианством, как тонкий яд, проникает в сознание даже церковного общества»[20]. Следствием подобного подходом становится потеря веры в Спасителя. Совершенно справедливо владыка Иларион замечает: «Но подделка Церкви христианством ведет за собой еще одну ужасную подделку — подделку Христа Богочеловека человеком Иисусом из Назарета. Как вера в Церковь неразрывно связана с признанием Божества Христа Спасителя, так и отрицание Церкви непременно ведет за собой отрицание воплощения Сына Божия, отрицание Божества Иисуса Христа»[21]; «Современное сознание, насквозь пропитанное интеллектуализмом, губительно для живой веры в воплотившегося Сына Божия; оно именно заставляет подменять Христа, Сына Божия, человеком Иисусом из Назарета»[22].
 
Антицерковные настроения в обществе
 
В русском обществе происходит странное разделение понятий церковности и духовности. Владыка Иларион замечает, что в среде его современников формируется мнение о некоем альтернативном нецерковном способе христианского бытия. Оказывается, можно быть христианином и без Церкви, т.е. самому по себе. «Христианами, по крайней мере, не стесняются называть себя почти все, но о Церкви и слышать не хотят и стыдятся чем-либо обнаруживать свою церковность. Люди, по метрикам значащиеся “вероисповедания православного”, с каким-то непонятным злорадством указывают на действительные, а чаще всего вымышленные недостатки церковной жизни, не скорбят об этих недостатках, по заповеди апостола: “Страдает ли один член, страдают с ним все члены” (1 Кор. 12, 26), но именно злорадствуют»[23].
 
Более того, в создании идеи универсального христианства, которая активно распространилась среди современников владыки Илариона, принципиальным становится абсурдный для любого православного христианина принцип противопоставления веры и Церкви: «Вражда же против Церкви во имя якобы какого-то христианства — это исключительно явление наших печальных дней»[24]. Получается, чтобы быть христианином, не нужно разделять церковных взглядов. «Немало развелось у нас людей, мечтающих именно о каком-то бесцерковном христианстве, — пишет священномученик Иларион. — У этих людей как бы постоянно анархический строй мышления; они или не способны, а чаще — просто ленятся продумать до конца свои мысли. Но, не говоря уже о самых очевидных противоречиях этого бесцерковного христианства, всегда можно видеть, что в нем подлинной благодатной христианской жизни, благодатного воодушевления, энтузиазма совершенно не бывает. Когда люди берут Евангелие, забывая, что его им дала Церковь, оно для них — будто Коран, сброшенный Аллахом с небес. Когда же они ухитрятся как-то просмотреть в Евангелии учение о Церкви, тогда от всего христианства остается одно учение, столь же бессильное пересоздать жизнь и человека, как и всякое другое учение»[25]. Церковь, жизнь в которой призвана быть борьбой с греховными наклонностями человеческой природы, не удовлетворяет страстных людей, им нужна альтернатива, позволяющая сохранять свои страсти, пребывая в религиозном пространстве: «Создаются "новые пути" с именем Христовым, но без Церкви, "около стен церковных". Эти "новые пути" оказываются очень удобными именно для того, чтобы сохранить имя Христово, а кланяться своим любезным идолам. Потому и привлекательны все эти "новые пути". Они легки и потворствуют страстям»[26]. Желание сохранить страсти и оставаться с Богом затмевает умы людей: «Повторяется вечно одно и то же печальное событие, так ярко описанное в книге деяний апостольских. Вельможа Феликс слушает св. апостола Павла, пока тот проповедует о вере во Христа Иисуса, но когда Апостол начинает говорить о воздержании и о будущем суде, вельможа приходит в ужас и говорит: Теперь пойди, а когда найду время, позову тебя (Деян. 25, 24-25). Разве не буквально повторяется это обычное, но прискорбное событие в наши дни? Теперь тоже многие готовы принять ни к чему не обязывающее "чистое", "евангельское", "свободное" христианство, но с ожесточением отвергают Св. Церковь, потому что она-то и говорит о воздержании, самоотречении, об извержении идолов»[27].
 
В результате, появляется дуалистический подход к нормам христианства. Одно ―  отношения на словах, другое — на деле. «Теперь совершенно по-разному относятся к Церкви и к христианству. Люди, которые мало думают о Боге и о вечности, все же считают как бы долгом приличия, хоть на словах, отозваться о христианстве с почтением.... В душе многих наших современников как-то вместе уживаются почтение к христианству и пренебрежение к Церкви»[28]. Такой человек впадает в грех маловерия, уже не отвечая в своем сердце на строгие обличения двоедушия в евангельском законе Христа. И данная двойственность становится лишь подтверждением духовного нездоровья русского общества: «Эпохи упадка всегда характеризуются отсутствием определенных, резко выраженных убеждений. Люди делаются как будто расслабленными, которым лень не позволяет продумать каждую мысль до конца, а потому в их мировоззрении спокойно уживаются самые противоречивые элементы, набранные из разных источников. Такова природа эклектизма. Наше время может служить иллюстрацией этого»[29].
 
Владыка Иларион отмечает в современной ему России потерю церковной дисциплины: «Церковной дисциплины, можно сказать, нет никакой: все для интеллигентных мирян стало необязательным — и посещение богослужения, и исповедь, и причащение. А потому Церковь, как видимое общество, и не имеет теперь ясных и определенных границ, которые отделяли бы ее от “внешних”»[30]; «у нас уже считается самым обыкновенным и безобидным явлением, если человек именуется «вероисповедания православного», а о Церкви, о ее догматах и о ее уставах жизни считает непозволительным говорить иначе, как тоном пренебрежения и насмешки»[31]. Особенно преуспевает печать в клевете на Церковь: «В нашей, так называемой “прогрессивной”, печати есть множество лиц, которые добывают себе средства к существованию исключительно почти клеветой на церковные учреждения, на представителей церковной иерархии. Клевета на все церковное стала теперь для некоторых просто выгодным ремеслом»[32].
 
Явным образом проявлялись в том обществе антиклерикальные настроения: «Преданность Церкви всегда готовы заподозрить в невежестве и своекорыстии. А человек церковный, просвещенный и бескорыстный, представляется не иначе, как мечтателем жалким и опасным»[33]. Причем, чаще всего подобные движения связаны были с неким «непрофессионализмом» критики: «свойство гордого и себялюбивого человека, что обо всем он рассуждает смело и самоуверенно, хотя бы и не понимал, о чем он говорит. Особенно ясно обнаруживается это в вопросах веры. Здесь все хотят быть учителями, апостолами и пророками. Здесь не смущаются даже своим полным невежеством. В других областях люди, ничего не знающие, предпочитают хоть молчать. Но в вопросах веры у нас теперь больше всего рассуждают и проповедуют те, кто меньше всего в этих вопросах понимает»[34]. Всякая антицерковная аргументация, по сути своей, является апологией греха, защитой прав на так называемую свободную жизнь. В то время как «без Церкви невозможна только жизнь христианская, а ревнителей этой жизни находится очень мало; большинству более приятна жизнь полуязыческая. Современное идолопоклонство и проявляется в отрицании св. Церкви»[35].
 
    Личное опытное богообщение не может быть полностью изображено в словах, формулах и определениях, а является частью таинственного процесса обожения человека, процесса приобщения к Недопознаваемому Богу.
 
Рассуждая о духовных язвах современности, владыка Иларион высказывался красноречиво, порой даже резко, обнаруживая тем самым глубинную степень собственных переживаний: «Враги Церкви осыпают достояние Божие неисчетными хулами, от которых в ужас приходит душа, любящая Бога и св. Церковь. Объявлена беспощадная война всему делу Христову; для достижения богопротивных целей не отказываются от самых постыдных и низких средств. Что же сыны Церкви? Дают они отпор врагам Христовым? Отвращаются они с негодованием и скорбью от безумных дел и речей? Начинают они еще больше любить поносимого Христа и Его св. Церковь? О, нет! Они готовы даже рукоплескать врагам Христовым и излиха вопиют: распни Его! Можно сказать, даже больше. Замечается какая-то озлобленность против своей Церкви. Все как будто довольны тем, что враги так бессовестно поносят Св. Церковь Православную. Все как будто втайне с нетерпением ждут, не погибнет ли Православная Церковь, и останутся тогда они на свободе от Бога, от звона церковного, с одними своими любезными идолами»[36].
 
Сила подобных натисков на Церковь может свидетельствовать о степени духовной слепоты. В корне этой конфронтации — духовная борьба. «Оттого и противление Церкви, что не хотят служить люди единому Богу. Если бы служили единому Богу, то ни о каком противлении Церкви, даже о безразличии в делах веры не было бы и помина. Но в наш идолопоклоннический век противление Церкви достигло громадных размеров и составляет величайшее несчастие нашего времени»[37]. И чаще всего это ослепление связано с требования мнимой свободы для индивидуальной личности. «Теперь с ожесточением набрасываются на Церковь и отрицают самую идею Церкви, лицемерно прикрываясь громкими и шаблонно-красивыми скучными фразами о “свободе личности”, об “индивидуальном преломлении” христианства, о религии свободы и духа»[38]. По слову известного богослова Х. Яннараса, «индивидуализм, как способ существования человека... остается центральным стержнем и исходной точкой любого духовного или культурного, а также социального, экономического и политического развития на Западе»[39]. Эти слова, сказанные в конце минувшего века, справедливо могут быть отнесены к его началу — к эпохе священномученика Илариона.
 
 
Доминирование идеи прогресса
 
Однако, понимая абсурдность такого духовно низкого образа жизни, люди стремятся к некоей «высокой» идее, которая бы оправдала их жизнь, — идеи, которая отлична от духовной высоты христианства.
 
Такой идеей становится идея прогресса. «Смысл мирового прогресса в постепенном улучшении жизни»[40], — замечает протоиерей Валентин Свенцицкий. Владыка Иларион отрицает ценность прогреесса как общественного процесса: «Тот прогресс, которым так кичится наш гордый век, большой цены в очах христианина не имеет, потому что христианин прежде всего задает вопрос: какая польза для вечности, для спасения души? При ответе на этот вопрос очень часто первые оказываются последними. Кто ближе к Богу и Царству Небесному: гордый ли завоеватель воздуха, который несется с головокружительной быстротой и устанавливает мировой рекорд, или смиренная убогая старушка, едва бредущая с котомкой за плечами по тропинке к Сергию Преподобному?»[41]
 
На самом же деле нужно констатировать тот факт, что «большинство стремится не к достижению высших духовных состояний, а к удовлетворению своих страстей и потому увеличение этих страстей и возможность более полного их удовлетворения кажется этому большинству «прогрессом», то есть «улучшением жизни»[42]. Общественный прогресс явно противоположен христианскому идеалу: «увлечение идеалом церковной, даже вообще религиозной жизни, прямо-таки называют вредным; оно будто бы тормозит прогресс общественной жизни»[43]; «Прогресс нисколько, наоборот, не связан с духовным совершенствованием; часто даже ему противится. Прогресс требует, чтобы вся энергия человека была посвящена ему одному и ничему больше. А христианство требует от человека внутреннего подвига даже до крови, направляет энергию внутрь. Вот почему так часто и у нас смотрят на веру как на помеху для прогресса»[44].
 
«Церковь через века несет идеал обожения. Этот идеал очень высок, но он многого требует от человека, он немыслим без воплощения, он заставляет человека прежде всего смириться. Человечество отрекается от этого высокого идеала и ему не нужно воплощение Сына Божия. Бесконечно приниженный идеал жизни позволяет человеку говорить о прогрессе, дает возможность гордиться своими успехами. Эти именно два ряда идей составляют два миросозерцания: церковное и нецерковное. Церковное — происхождение от совершенного Адама, падение, необходимость воплощения — смирение. Нецерковное — происхождение от обезьяны, прогресс, ненужность и отрицание воплощения — гордость. Признание воплощения неразрывно связано со смирением. Гордость борется с воплощением, как с ненужным»[45].
 
    Подделка Церкви христианством ведет за собой еще одну ужасную подделку — подделку Христа Богочеловека человеком Иисусом из Назарета.
 
Самым главным тезисом архиепископа Илариона в этом вопросе является следующее утверждение: «Идеал православия есть не прогресс, но преображение»[46]. «В воплощении Сына Божия усматривает Церковь основу и залог преображения и всего естества человеческого, а потому и приглашает своих чад: «Востаните ленивии, иже всегда низу поникший в землю, возмитеся и возвыситеся на высоту Божественнаго восхождения»[47].
 
Таким образом, болезнью XIX-XXвека стала человеческая попытка переделать христианство «под себя» и найти оправдание своим страстям, опираясь на науку, рационализм и прогресс.
 
Иерей Петр Каминский
 
Ключевые слова: христианство, Церковь, секуляризация, прогресс, вера, противопоставление, дуалистический подход, новые пути, духовная жизнь
 
 
[1] Иларион (Троицкий), священномученик. Письма о западе / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 396.
 
[2] Там же. С. 148.
 
[3] Там же.
 
[4] Там же.
 
[5] Иларион (Троицкий), священномученик. О церковности духовной школы и богословской науки / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 98.
 
[6] Иларион (Троицкий), священномученик. Да не будут тебе бози иные! / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 147.
 
[7] Там же.
 
[8] Иларион (Троицкий), священномученик. О церковности духовной школы и богословской науки / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 105.
 
[9] Там же.
 
[10] Игнатий (Брянчанинов), еп. Из записок 1862-1866 гг. (Действия существенно нужные для Российской Церкви) // ЖМП, 1943, № 4. — С. 43.
 
[11] Иларион (Троицкий), священномученик. Да не будут тебе бози иные! / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 148.
 
[12] Иларион (Троицкий), священномученик. Христианства нет без Церкви / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 195.
 
[13] Вениамин (Федченков), митр. «Послужи народу...»: Два сорокоуста. — М., 1999. — С. 150.
 
14 Иларион (Троицкий), священномученик. Христианства нет без Церкви / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 228.
 
[15] Там же. С. 195.
 
[16] Там же. С. 232.
 
[17] Иларион (Троицкий), священномученик. Единство идеала Христова / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 367.
 
[18] Иларион (Троицкий), священномученик. Христианства нет без Церкви / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 203.
 
[19] Иларион (Троицкий), священномученик. О мудрости. Размышление над двумя тропарями Великого канона Андрея Критского / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 301.
 
[20] Иларион (Троицкий), священномученик. Христианства нет без Церкви / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 195.
 
[21] Там же. С. 220.
 
[22] Иларион (Троицкий), священномученик. Воплощение / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 257.
 
[23] Иларион (Троицкий), священномученик. Христианства нет без Церкви / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 195.
 
[24] Там же. С. 197.
 
[25] Там же. С. 224.
 
[26]Иларион (Троицкий), священномученик. Да не будут тебе бози иные! / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 150.
 
[27] Там же.
 
[28]Иларион (Троицкий), священномученик. Христианства нет без Церкви / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 196.
 
[29]Иларион (Троицкий), священномученик. Христианство и социализм / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 161.
 
[30] Там же. С. 198.
 
[31]Иларион (Троицкий), священномученик. О церковности духовной школы и богословской науки / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 105.
 
[32]Иларион (Троицкий), священномученик. Христианства нет без Церкви / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 197.
 
[33]Иларион (Троицкий), священномученик. О церковности духовной школы и богословской науки / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 105.
 
[34]Иларион (Троицкий), священномученик. Христианства нет без Церкви / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 196.
 
[35] Иларион (Троицкий), священномученик. Да не будут тебе бози иные! / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 151.
 
[36]Там же. С. 152.
 
[37] Иларион (Троицкий), священномученик. Да не будут тебе бози иные! / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 153.
 
[38]Иларион (Троицкий), священномученик. Христианства нет без Церкви / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 230.
 
[39]Яннарас Х. Истина и единство Церкви. — М., 2006. — С. 96.
 
[40]Свенцицкий В., прот. Диалоги. — М., 2008. — С. 259.
 
[41]Иларион (Троицкий), священномученик. Наука и жизнь / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 292.
 
[42]Свенцицкий В., прот. Диалоги. — М., 2008. — С. 259.
 
[43]Иларион (Троицкий), священномученик. Христианства нет без Церкви / Творения: в 3 т. — Т. 2. — М., 2004. — С. 229.
 
[44] Иларион (Троицкий), священномученик. Прогресс и война / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 339.
 
[45] Иларион (Троицкий), священномученик. Воплощение и смирение / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 298-299.
 
[46]Иларион (Троицкий), священномученик. Прогресс и преображение / Творения: в 3 т. — Т. 3. — М., 2004. — С. 324.
 
[47]Там же. С. 325.

Иерей Петр Каминский


Источник sdsmp.ru

Другие публикации на портале:

Еще 9