Проблема касается не только восприятия как такового. Вопрос здесь не в том, видим ли мы очень похожие оттенки одного и того же голубого цвета. Это сравнительно просто узнать, регистрируя сигналы отдельных нервных клеток в зрительной системе каждого. Мозг воспроизводит наше восприятие объекта, но, судя по всему, и сам воспринимаемый объект (например, синий цвет или нота до первой октавы на фортепиано) обладает соответствующими физическими свойствами, такими как длина волны отражаемого света или частота издаваемого звука. Вопрос же касается значения этих цвета и звука для каждого из нас. Мы пока не разобрались, как электрическая активность нейронов обеспечивает тот смысл, который мы приписываем данному цвету или звуку. Тот факт, что сознательный опыт каждого человека уникален, поднимает вопрос, возможно ли выделить какие-либо объективные особенности сознания, общие для всех нас. Если наши чувства в итоге порождают ощущения, которые целиком и полностью субъективны, то мы, согласно этой аргументации, не можем прийти ни к какому общему определению сознания, основанному на личном опыте.

Трудно подчас не согласиться с этим, однако можно в то же время попытаться увидеть способы описания сознания, которые не в достаточной мере отрефлексированы в современной науке и которые можно определить как ноэтические, т.е. проясняющие суть понятия. Гипотеза нашей статьи состоит в том, что сознание невозможно исследовать эмпирическими методами «извне», как «вещь», «объект».

Говоря о способах ноэтического исследования сознания, мы прежде всего подразумеваем понятие происхождения. В аспекте происхождения существует, во-первых, традиция рассмотрения любого феномена как возникающего и затем исчезающего в пределах окружающего мира. Во-вторых, сознание, с той позиции, как именно оно дано исследующему его субъекту, может рассматриваться и как непрерывное. В особенности это касается объективного положения сознания, т.е. в конечном итоге, его принципиальной незамкнутости в рамках умозрения субъекта.

Два этих положения, возникновение-исчезновение и непрерывность сознания, имеют, на наш взгляд, самое близкое отношение к вопросу о его происхождении, ибо, как мы постараемся показать в данной работе, это - один из важных вопросов, необходимых для глубокого и всестороннего его прояснения.

Некоторой предварительной отправной точкой рассуждения о происхождении сознания мы можем избрать вполне естественную мысль о том, что сознание возникает из некоего «до-сознательного» начала. Основанием такой мысли вполне может служить концепция времени. Поскольку именно с точки зрения времени все сущее имеет свое начало. И все имеющее начало когда-либо завершается. Следовательно, и сознание, имеющее существование «здесь-и-теперь», возникает и затем исчезает.

С точки зрения принятой здесь дихотомии нет, разумеется, ничего удивительного, что существует и взгляд иной. Суть его в том, что сознание никогда не возникало из некоторой «до-сознательной» «стихии». Даже на уровне элементарного самонаблюдения такой вывод не вызывает сомнений. Разве можем мы представить себе некое «до-себя-существование»? Абсурдность подобной мысли представляется очевидной.

Тем не менее, стремясь утвердиться в иной мысли, нам еще предстоит сформулировать ряд критических вопросов к ней, с тем, чтобы отвечая на них, выявить слабые стороны противоположной позиции.

Во-первых, если сознание существует всегда, если оно непрерывно, то значит - оно объективно, т.е. дано не только мне с моим индивидуально-специфичным внутренним миром, но и тем или иным окружающим меня существам. Между тем все тот же простой интроспективный опыт показывает, что сознание дано самому субъекту, и всякий другой может со стороны лишь предполагать его в нем. Эго значит, что сознание субъективно, оно непостижимо для другого и может быть дано ему только на правах аналогии. Какими бы ни были «учения о познании чужой психики, они «в тех или других гипотезах стремятся построить механизм, сущность которого и в теории чувствования, и в теории аналогий одна и та же: мы познаем других постольку, поскольку мы познаем себя».

Тем не менее, мы можем говорить о сознании и в смысле сверхсознания, т.е. такого сознания, которое дано всем и отличается от индивидуального сознания некоей запредельной чертой. Эта запредельность заключается в том, что сознание присутствует одновременно во всех телах и как бы «знает» все тела.

Во-вторых, если сознание не является функцией мозга, то каков же тот носитель, которое оно использует? Мы можем аргументировать в ответ на это возражение так, что сознание не нуждается в каком бы то ни было носителе, кроме себя самого. Действительно, изучая сознание в психологии или философии, исследователь достаточно редко прибегает к нейронным его коррелятам. Главным образом потому, что на сегодняшний день не известно исчерпывающего соответствия между деятельностью сознания и высшей нервной деятельностью. Разумеется, многие попытки, которые делались на пути нахождении такого соответствия, относились скорее к психической деятельности, и в более конкретном смысле к интеллектуальной активности, творческому мышлению и т.п. Несмотря на это, сознание всегда подразумевалось в этих исследованиях, прежде всего, конечно, в своем функциональном аспекте осознания. Функциональная роль сознания состоит, как мы полагаем, в некоем итоговом значении, которого субъект достигает, как бы поднимаясь из глубин неосознаваемого. Это значение суть некий предметный результат, будь то новая ситуация, или установление внутренней связи между элементами какого-либо целого.

Так или иначе, между фактом актуализации сознания и нейронными процессами может быть лишь, например, отношение внутреннего и внешнего, поскольку к самому процессу осознания нейронный коррелят относится в известной мере как условие, выходящее за пределы содержания этого процесса.

В третьих, если сознание не является функцией мозга, то неясно, в каких отношениях должны находиться процессы сознания и нейронные процессы. В самом деле, если мозг не порождает сознание и как бы изначально не управляет им, то существует ли между ними некий нейтральный параллелизм, или же, с другой стороны, - довлеющая роль самого сознания?

Наш аргумент в этом случае состоит в том, что согласно литературным данным, центральным моментом в исследовании сознания часто оказывается натуральная или телесная функция. В самом деле, точкой отсчета в рассуждении о сознании так или иначе становится индивид. А что есть индивид - в самой сути вопроса о нем - как не внешняя форма, т.е. опять же тело. С этой «телесной позиции» никак не получается поставить точку в вопросе об активности субъекта, о его самостоятельной и осознанной деятельности. Поскольку так или иначе всегда над нами будет довлеть принятое начало отсчета.

Иной взгляд состоит в том, что субъект нетелесен, и он имеет свою внутреннюю природу, которая есть природа сознания. С этой точки зрения коррелятами сознания являются процессы, которыми оно управляет и которые использует. Мы хотим подчеркнуть принципиальное различие этих точек зрения. Если сознание телесно по своей природе, то всем руководит тело, и его разрушение означает распад сознания. Напротив, если сознание автономно, из него исходит вся активность, оно всем руководит, и разрушение тела, полное или частичное, не означает распада сознания.

Дэвид Бом «высказал предположение, что организационные принципы современной физики -относительность пространства/времени, дополнительность, индетерминизм и ... нелинейная динамика отражают все большее приближение наших математических построений к фундаментальной организации самого восприятия». Т.е.современная физика вполне может допускать, что материальная деятельность зависит от деятельности сознания.

Говоря о том, что сознание может происходить из активности мозга, следует иметь в виду, что современная философия и психология не настаивают на безальтернативной, можно даже сказать, жесткой связи между сознанием и мозгом, но, напротив, придают особое значение той точке зрения, что сознание формируется из социальных источников.

Подобно тому, как сложные организмы «вырастают» из простых клеток волею эволюционного процесса, сложная картина сознания складывается из клеточек социального значения. С этой точки зрения сознание имеет структуру. Согласно Алексею Леонтьеву, предмет суть мотив, поэтому его естественно представить как задающее мотивационную основу значений, ибо нечто значащее можно понимать как наделенное мотивирующей, побуждающей силой. Таким образом, структура сознания субъекта имеет побудительную основу. И в этом смысле она достаточно жестко связана с миром вещей и явлений внешнего мира. Но в то же время надо сказать, что структура сознания задается этими вещами извне, и за пределами процесса трансформации «извне-вовнутрь» не существует. Иначе говоря, «клеточки» значений сознания образуют саму имманентную ткань его, вне которой оно немыслимо.

Если ни биологические, ни социальные факторы не определяют положения сознания, то возникает вопрос, как может оно произойти вообще. И какова может быть связь независимо существующего сознания с телом человека и социальными явлениями, в контексте которых протекает его жизнь.

Ответ на этот вопрос может состоять в том, что сам этот вопрос пронизан идеей эпифеноменализма. Сознание может существовать только в теле, происходит из него, является его функцией и имеет телесную внутреннюю природу. Разумеется, то обстоятельство, что сознание существует в теле, в той или иной степени неизбежно приводит к мысли, что сознание есть функция мозга. Однако важно заметить, что существование еще не означает или не порождает функции. Если я живу в данном доме, то это совсем не значит, что я являюсь функцией этого дома, его стен, крыши или трубы. Скорее это значит другое - что сознание зависит от тела, существуя в нем. Но это лишь указывает на то, что должно быть некое условие, которое составляет эту зависимость, ибо даже на самый первый взгляд природа сознания и тела различны.

Но даже если сознание есть функция тела, это опять-таки не значит, что природа сознания телесна. Но в данном контексте это не так уж и важно, поскольку, как мы уже говорили, современная философия и психология настаивают скорее на социальной природе сознания. Иначе говоря - природе общения, языка, диалога. Как это, впрочем, конкретно выглядит, до сих пор недостаточно ясно. Как уже говорилось, точкой отсчета в этом процессе мыслится индивид. Но в понятии индивида нет ничего метафизического, в том смысле - что мета-телесного. Индивид телесен имманентно, по своей сути. И потому чисто телесное бытие вовлекается в мыслимый нами диалог. Диалог, заметим, беспредпосылочный в смысле сознания, и потому не имеющий никаких оснований для мета-телесного развития. Возможно, диалог с бессознательным индивидом дает ему некое научение, подобное возимодействию с компьютером. Однако, такого рода научение совсем не обязательно предполагает сознание.

Иначе говоря, суть возражения состоит в том, что - используем такую метафору - выкресая огонь из дерева, мы не создаем его вновь, но как бы вызываем к жизни. Огонь, по мнению древних индийцев, уже существует как имманентно присущая дереву идея, и нужно только условие, чтобы она проявилась в специфической форме огня. В этом смысле сознание может существовать в непроявленной форме, и эта форма способна сохраняться в некоем до-телесном пространстве.

Однако, возникает вопрос, где находятся эти формы. Вода, поставленная на огонь, еще не кипит, но кипение уже заложено в этом процессе, хотя и не проявлено. Предсказуемое возражение состоит в том, что кипение есть свойство воды, потому по аналогии все Высшее так же есть свойство материи. Однако, заметим, что в обычном состоянии вода редко доходит до кипения - даже под яркими лучами солнца - и только особые условия позволяют ей придти к этому состоянию. Иначе говоря, если это и есть ее свойство, то такое, которое обычно не проявлено.

Иное дело, когда речь идет о семье. Желание супругов иметь детей еще не вполне проявлено - в соответствующей форме новорожденного, - и тем не менее, можно говорить, что он уже существует. Поскольку будущие родители готовятся к его приходу, покупая необходимые вещи. Возможно, он даже еще не зачат, но для него уже готовы квартира и кроватка. Такой ребенок, безусловно, еще не материален, поскольку не известны форма его тела, рост и вес. Но, несмотря на это, он уже существует в нашем уме.

Разумеется, никто не будет спорить с существованием идеального, но оно все же представляется нам в границах материального мира. Пусть это не будет неким «прямым» свойством материи, подобным физическому полю, но, тем не менее, за идеальным всегда так или иначе подразумевается материальное как его зримая, обладающая формой основа.

Пример с ребенком в общем этому не противоречит, поскольку даже само мыслимое содержание идеального образа предполагает материальный объект. Однако, если есть непроявленное в границах материального мира, то что мешает нам предположить непроявленное вне его границ? Ответ может быть достаточно прост - отрицание формы за тем, что не материально. Ведь и идеальное потому нам представляется возможным, что наделено некоей предсуществующей ему формой материального. Даже и воображаемое - в конце концов - составлено из деталей дотоле зримых вещей. Поэтому как может существовать то, что не обладает наблюдаемой формой?

Иначе говоря, суть дела состоит в доступности окружающего мира нашему наблюдению, деятельности наших чувств. Если нечто не дано органам чувств, или его нельзя помыслить на основе чувственных данных, то скорее всего его и не существует. Тем не менее, в системе научного знания есть понятия, которые, по крайней мере, в прямой проекции не даны нам через органы чувств. Таков атом. Несмотря на это обстоятельство, мы не сомневаемся в его существовании. Другое дело, что атом материален, и к идее атомарного строения вещества можно придти даже логически. Но так же логически мы можем придти к существованию «другого», если существует «одно». Поскольку нет смысла судить об «одном», если нет и «другого». Значит помыслить непроявленное можно не обязательно на основе наблюдения, но в силу умозаключения.

Источник essence4mind.blogspot.ru