Термин «иеротопия» был предложен мною в 2001 году — и как термин, и как понятие, которое обозначает новую область знания, а именно: создание сакральных пространств как особая форма человеческого творчества и одновременно предмет истории культуры, который исследует практику создания сакральных пространств. Почему понадобился новый термин? Потому что отсутствие термина очень часто приводит к тому, что некая сфера знаний ускользает от нашего внимания. Она существует, но в силу фиксации на уровне понятий она не актуализируется сознанием.

Иеротопия — это создание сакральных пространств, понятое как особая сфера творчества. Представления об этой сфере человеческого творчества в науке ранее не было. Хотя исследования сакрального пространства были. Есть целый ряд выдающихся ученых, которые писали на тему сакрального пространства, — это Мирча Элиаде, Рудольф Отто и выдающийся историк культуры и философ России отец Павел Флоренский, с его трагической судьбой и нереальными прозрениями, которые он сделал в начале XX века. Они описывали сакральное пространство, но описывали его феноменологически, то есть как некое явление, иногда как форму божественного откровения.

Смысл иеротопии в одном очень важном акценте: пространство создается людьми в конкретных обстоятельствах, под воздействием совершенно определенной эпохи, заказчиков и других факторов. Она может быть изучена как деятельность рук и умов человеческих. Тут возникает много проблем, особенно в контексте привычной нам позитивистской науки. В силу этого сюжет оказался вне сетки гуманитарных наук, потому что сама по себе категория пространства специфична из-за своей сложной материальности. А сакральное пространство специфично вдвойне: оно предполагает понятие о сакральном, которое есть далеко не у всех и которое довольно трудно осмыслить и принять человеку, не ощущающему связи с иной реальностью.

Это создало проблему, которая привела к тому, что хотя практика создания сакральных пространств и даже осмысления их существовала на протяжении столетий, но сюжетом новоевропейской науки это не стало. Сейчас делается попытка вернуть этот сюжет, поскольку для многих историков культуры, для меня в том числе, в какой-то момент стало совершенно понятно, что сакральное пространство, с одной стороны, нематериально в традиционном понимании этого слова, а с другой стороны, абсолютно реально. Более того, для людей, которые принадлежали к религиозным традициям, именно это пространство — коммуникации с высшим миром, с Богом, с новой реальностью — и было самым важным. Вокруг него выстраивались все остальные виды художественной и духовной деятельности, так называемое искусство. В конце концов и архитектура, и живопись, и обрядовая сфера, и музыка, и отчасти литературное творчество были подчинены доминанте создания сакрального пространства или среды общения с божественным.

Важная дефиниция состоит в том, что речь идет именно о конкретной форме человеческого творчества, которое абсолютно объективно. До этого в науке — в антропологии, в истории культуры — существовало понятие, предложенное Мирчей Элиаде, — иерофания. В качестве примера он взял знаменитый библейский сюжет о лестнице Иакова. Иакову во сне является божественное видение, ему является лестница, соединяющая небо и землю, по ней нисходят ангелы — поднимаются и спускаются. Просыпаясь, Иаков осознает, что то место, где он получил это видение, и есть земля святая. Он начинает строить эту землю, то есть камень, служивший изголовьем, ставит как жертвенник, совершает обряд. Все это Мирча Элиаде предлагал рассматривать как единый пример иерофании. Мы же говорим о том, что в этом явлении есть мистическая составляющая, которая оказывается за пределами объективной науки и может быть описана только феноменологически — почему именно это место людьми начинает почитаться как святое и сакральное. Чаще всего это очень трудно объяснимо.

История лестницы Иакова включает в себя иеротопическую составляющую. В тот момент, когда он начинает создавать сакральное пространство (в иудеохристианской традиции — Первохрам) на том месте, где он получает божественное видение, это и есть иеротопия. Это его, Иакова, творчество, направленное на то, чтобы установить место коммуникации с высшим миром. Это хороший пример протоиеротопии, модель или матрица, потому что в конце концов все создатели сакральных пространств так или иначе повторяют путь Иакова. Все создатели храмов в рамках родной для нас авраамической традиции, которая включает иудейскую, христианскую, исламскую традиции, восходят к этому событию и этой деятельности. В этой связи возникает несколько очень важных моментов.

Во-первых, все предметы и все явления религиозного искусства являются частью иеротопического проекта. Мы не спрашиваем предметы о самом важном их значении. С этой точки зрения, на мой взгляд, вся история искусства может быть переосмыслена в этом ключе. Отвлекаясь от материальной и предметной сферы, от этих художественных предметов, в область для чего и для какого пространства предметы и произведения искусства были созданы, как они должны были в этом пространстве работать.

Второй момент состоит в том, что, не имея понятия об иеротопии, мы потеряли целую категорию художников. Деятельность создателей сакральных пространств, на мой взгляд, может быть сравнима с деятельностью современных режиссеров, придумывающих концепции и собирающих самых разных мастеров для реализации своих проектов — имеются в виду и актеры, и операторы, и осветители, и композиторы — они все работают для того, чтобы возникло это целое. За этим целым есть создатель. Мне кажется, что необходимо ввести целую категорию художников, потерянную до сих пор, а именно создателей сакральных пространств. Они почти все известны. Это император Юстиниан, создавший уникальный храм с уникальным пространством — Софию Константинопольскую. Также аббат Сугерий во Франции, создавший концепцию первого готического храма в Сен-Дени в середине XII века. Это и более близкий к нам патриарх Никон, придумавший в Подмосковье Новый Иерусалим. Все эти люди были не только заказчиками, не только людьми, финансировавшими проект, но и художниками, которые создавали образ пространства, в дальнейшем воплощавшийся в монументальных формах.

Для иеротопии важно и то, что это пространство может быть совсем не монументальным, не архитектурным ландшафтом и даже не храмом, а, например, образом сакрального пространства в литературе. Не случайно некоторые исследователи говорят об иеротопии романов Толстого и Достоевского, которые формируют сакральное пространство, но совершенно нетрадиционными методами. Известно, что оба были в разной степени неудовлетворены тем, что происходило в их время в синодальной и православной церкви, но при этом ощущали потребность в сакрализации мира. Иногда она выступала в совершенно парадоксальных формах. Например, в романах Достоевского местом этого сакрального выступает подземелье или кабаки в подвалах. Вспомним знаменитую исповедь Мармеладова в кабаке, который начинает вдруг проповедовать на церковнославянском. Это пространство создано средствами литературы и обладает колоссальным воздействием. И это целый пласт.

Речь идет о том, что иеротопия — это творчество, которое происходит у человека в голове. Он создает образы сакрального пространства, которые затем воплощаются в самых разных материальных формах. Очень часто именно это творчество является основополагающим и ключевым, так или иначе выстраивающим все остальные формы человеческой деятельности. Дальнейшее изучение уже началось в разных странах мира, появилась целая плеяда ярких исследователей, чьи работы обещают большие результаты в будущем.


Источник postnauka.ru

Добрые дела вместе с порталом Богослов.ru

Твоё только то, что ты отдал другим  (свт. Иоанн Златоуст)

Поможем инклюзивной гончарной мастерской http://www.nachinanie.ru/Project/Index/75686