Начиная с 1990-х гг. в России сложилось несколько университетских кафедр и научных центров, где исследованием религии занимаются философы, историки, филологи, психологи, антропологи, социологи и представители целого ряда других наук [Российское религиоведение 2016, 3–4] . Возникла ситуация своего рода «глокального религиоведения» (от «global», всемирный, и «local», местный), т о есть многообразия институциональных форм соединения «центра» и «периферии», «столиц» и «регионов». Так, то лько в 2015 г. в академических журналах и СМИ между представителями таких институций развернулась целая серия диспутов, среди которых наибольший резонанс вызвали обсуждения особенностей советского религиоведения, «Церкви Сайентологии» и «признаков экстремизма» в Священных Писаниях [Шахнович 2015, 185–197; Панин, Козлов 2016, 77–88; Казанский адвокат 2016 web]. Эти дискуссии, как и многие другие, возвращают нас к необходимости выхода на уровень философии религии, понимаемой как «философское религиоведение» [Яблоков 2012, 50, 54, 56].
В этих рамках представляется важным рассмотреть место отечественных исследовательских проектов в истории глобального научного изучения религии. Представляется возможным, с неизбежной долей схематизма, выделить три качественно различных формы такого изучения, три этапа его развития, и соответственно, три группы методологических подходов. Первая из форм исторически связана с вхождением в русский язык почти 350 лет назад термина «религия», восходящего к латинскому слову «religio», которое за почти 3000 лет приобрело более десятка прямых и переносных значений с тысячами смыслов [Дворецкий 1976, 866; 1000 дефиниций религии web]. Вторая форма появляется в конце XVIII в., тогда как третья – только в XX в.
Слово «религия» как «в ѣ ра иностранцевь» и «исповедание»
В русский язык слово «религия» входит в XVIII в., постепенно оттесняя слово «в ѣра », обозначавшее в текстах с X в. придворный (княжеский, царский и императорский) «Греческий закон». Согласно М. Фасмеру, слово «религия» в русском языке впервые фиксируется в дневниках и путевых заметках князя Б.И. Куракина около 1705 г. [Фасмер 1987, 446]. Князь одновременно использовал несколько слов («релея», «религіи», «релижіи» и др.) для описания экзотичной для него «в ѣ ры иностранцевь» (католиков, лютеран и кальвинистов) и включил в русский лексикон новое понятие, взятое из европейских языков [Куракин 1890б, 127, 128, 145, 182, 203, 209, 213, 214, 231]. Вместе с тем слово «рел ѣ я» как эквивалент слова «в ѣ ра» встречается еще в «Лексиконе» Павмы Берынды (1627, 1653) и полемических текстах эпохи Брестской унии конца XVI в. о «старожитной рел ѣ и греческой» и «набоженстве Греческом» [Павма Берында 1627, 24; Лексикон славеноросский 1653, 36; Апокрисис 1882, 1003–1004, 1008, 1010, 1018]. В близком значении у В.Н. Татищева можно найти упоминание о книге из Берлина, где описывалась «Москопитише реллигiя» [История Российская 1768, 17].
Слова «рел ѣ я», «релія», «релея», «лерія», «религія», «релижия», «реллигiя» стали собирательно именовать принятые в разных странах Европы «государственные исповедания» («confessio»), утвердившиеся после юридического закрепления принципа «cuius regio, eius religio» (Confessio Augustana, 1555 г.). Сходным образом в собирательном значении начиная с X в. в русских источниках могло употребляться слово «в ѣ ра» , когда, к примеру, в известном предании о «выборе веры» в «Повести временных лет» именно к этой категории были отнесены не только христианство «гр ѣ ци» и «н ѣ мци от Рима», но хазарский иудаизм и булгарский ислам («болгаре в ѣ ры бохъмичи») [ Повесть временных лет web ] .
Особенностью XVIII в. было то, что собирательное значение сочеталось с локально-разделительным, признающим только одно вероисповедание нормативно «господствующим» в каждой стране, воспроизводя на локально-политическом уровне древние нормы «Imperium Romanum» и «Pax Christiana», где более 1700 лет назад утвердилась трактовка «religio» как обозначения уникального сочетания теологически обоснованного «credo» имперской «Καθολικής Εκκλησίας»/«Ecclesia Catholica» и легитимных норм «спасительного благочестия», противопоставленных «суевериям» и «ересям».
Аналогично и Б.И. Куракин, с одной стороны, отмечал, что в одном городе могут проживать «трехъ релій люди: римляне, лютори и риформаты», а в другой «провинціи гораздо много лерій» [Куракин 1890б, 127, 128, 145]. С другой стороны, он иноземные «релижіи» отделяет от своей «церкви благочестивой», отмечая, к примеру, что в Полоцке кроме нее еще и «Церквей уніатскихъ много» [Куракин 1890б, 214]. Верность собственной «церкви благочестивой» сопровождалась рационально-критичным и даже ироничным описанием чужих «релижій», при этом сходная отстраненность была характерна и для краткого свидетельства про «всеплутейший, сумасброднейший и всепьянейший собор князя Иоанникиты, патриарха Пресбургского, Яузского и всего Кукуя», который устраивал Петр Первый в 1691–1724 гг., где «вместо Евангелия была сделана книга, в которой несколько стклянок с водкою» и «была сложена вся церемония в терминах таких, о которых запотребно находим не распространять, но кратко скажем к пьянству, и к блуду, и всяким дебошам» [Куракин 1890а, 254–255]. Такой специфически «регламентированный» пародийный ритуал сочетался у Петра Великого с введением предельно серьезного «Регламента или устава духовной коллегии» (1721 г.), который готовился с 1718 г. [Верховской 1916, 15]. Слово «религия» в этот текст не вошло, как и в новый перевод Библии (Елизаветинская Библия, 1751 г.).
Во второй половине века это слово в привычном нам звучании дважды использовал М.В. Ломоносов в «Проекте регламента академической гимназии» (1758 г.), где отмечал, что учащимся «следует выучить… все, что требуется для истинного христианина», они должны по праздникам «отстоять в гимназическом зале утреню и вечерню, а также и обедню», при этом предписывается публичное наказание за «проступки против религии», когда «за тяжкие преступления, направленные против религии и впредь до осуждения, держат взаперти в карцере, а по исключению из Гимназии, отсылают в надлежащий суд» [Ломоносов 1955б, 492, 503, 505, 874]. У Ломоносова можно встретить прямой перевод высказывания «ревнителей к православию» как «Eiferer in der Religion», то есть и «православие» начинает трактоваться как «Religion» [Ломоносов 1955а, 768]. У него же мы встречаем различение глобальной «науки», покоящейся на серьезных математических расчетах и универсальных «твердых основаниях» от «некой религии», то есть общности, в которую «обращают» уверениями и которая локальна, имея только «местный» («групповой») характер [Ломоносов 1952, 413].
В таком контексте слово «религия» постепенно утверждается в российской книжной культуре как обозначение не экзотических чужих конфессий, а собственного нормативного «господствующего исповедания», стремящегося увещеванием или принуждением («карцер» и «суд») преобразовывать своих подданных в «благочестивых христиан», при этом такое значение закрепляется в первых словарях [Михельсон 1865, 545; Даль 1955, 90–91]. В норме «россійскимь подданнымь» законодательно разрешалось принадлежать только к цивилизующей «Греко-россійской церкви», выход из которой вплоть до начала ХХ в. (1905 г.) считался уголовным преступлением [Суд и наказания 1904, 47–48, 91]. Обозначим это значение слова «религия» как «нормативную модель 1».
Религия как «душа добродетели»
Другой подход обнаруживается в работах Н.И. Новикова, которого часто относят к основоположникам отечественной педагогики. В известной статье «О воспитании и наставлении детей» (1783 г.) он утверждал, что «религия» по существу должна рассматриваться не столько как принудительный «институт высшей власти», сколько в качестве имманентной самой личности «совести», формирующей органичную «воспитанность» в духе религии. Последняя «в величестве своем исполненна простоты, пребывает тем, чем вечно бы ей быть надлежало, то есть душою всякой добродетели и твердым успокоительным предметом духа»; «воспитание детей как для государства, так и для каждой особенной фамилии весьма важно», поскольку «с самыми лучшими законами, с самою религиею, при самом цветущем состоянии наук и художеств государство имело бы весьма худых членов, если б правительство пренебрегло сей единый предмет, на котором утверждается все в каждом государстве», поскольку «самая религия не может воспрепятствовать, чтоб недостойные служители не делали ее иногда покровом гнуснейших пороков и не злоупотребляли к споспешествованию вредных намерений; изящнейшие законы благочиния мало могут действовать, если честность, искренность, любовь к порядку, умеренность и подлинная любовь к отечеству суть чуждые гражданам добродетели» [Новиков 2016 web].
Слово «религия» в этом контексте начинает обозначать не столько «институт», сколько его имманентное «основание» в душе каждого человека, его «совесть» («душу добродетели»), оказывающуюся тем таинственным началом личного бытия, которое порой может даже не подчиниться локальным властям как «confessio», так и «regio». В близком значении понимал слово «религия» и Д.И. Фонвизин, отмечавший, что «религия не токмо не опровергает благородного возвышения духа, но паче служит ему главнейшим основанием, ибо познания самого себя требует она не к единому укрощению нашея гордыни, но и к ощущению и к ободрению дарованных от бога способностей» [Фонвизин 1959, 289–290]. Назовем такой подход, фокусирующийся на имманентности, «нормативной моделью 2».
Семантические революции XIX в.
Актом Священного союза (26.09.1815 г.) была предпринята попытка утвердить новый мистический нормативный образец, когда «братьями», «единоземцами» и «членами единого народа христианского» объявлялись Австрия, Пруссия и Россия. Идеи Акта определили семантику «Философических писем» П.Я. Чаадаева (1828 г.), где религия выступила как универсальное соединение «религиозного чувства» и «слияния всех, сколько их ни есть в мире, нравственных сил», когда именно «возвышенной мыслью религии воздвигалось здание современной цивилизации» как «царства Божия» и «абсолютной всеобщности» [Чаадаев 1906, 1–3]. В эти же годы слово «религия» входит в церковные тексты, когда, к примеру, протоиерей Иоанн Скворцов начал читать «Лекции по философии религии» как интеллектуальной «философии супранатурализма» [Скворцов 2007, 393–427; Скворцов 2010, 397–421]. Слово входит в тексты А.С. Пушкина и других писателей, но не попадает в лексикон синодального перевода Библии (1817–1876 гг.).
Утверждение «уваровской триады» И.В. Киреевский (в 1832 г.) в новой семантике сочетания «господствующего исповедания», «личного основания» и «народного единомыслия» осмысливает так, что «религия не только обряд и не одно убеждение», но «для полного развития не только истинной, но даже и ложной религии необходимо единомыслие народа» [Киреевский 1911, 93–95]. «Грекороссийская церковь» была истолкована не как принудительная придворная «confessio», но как органичное «народное единомыслие», то есть свободная «этноконфессиональная общность».
Современный академический электронный ресурс «Национальный корпус русского языка» [НКРЯ web] показывает, что в этой базе данных слово «религия» в XVIII в. встречается только в четырех текстах, тогда как за период с 1800 г. по 1919 г. оно вошло уже в 433 документа, а к 2014 г. еще в 970 (на 01.07.2016), при этом «пиковые» значения приходятся на начало ХХ в. (1916, 1913 и 1919 гг.). В 1838 г., согласно НКРЯ, в русском языке появляется слово «религиозность», фиксируемое к настоящему времени в 265 документах при 405 вхождениях, пики которых приходятся на 2014, 1916 и 1913 гг.
Семантический «переворот» XX в.
Начало ХХ в. в России вновь радикально меняет семантику слова «религия» введением в 1903–1917 гг. целого ряда законодательных актов о веротерпимости и свободе вероисповедания, сделавших нормативным и массовым его собирательное значение, тогда как разделительное перешло на уровень этнографической особенности локальной жизни, которая могла только в своем «узком кругу» признавать себя «истинной религией». В эти годы возникают «богоискательство», «богостроительство» и философское признание «религии» как фундаментального феномена «самоутверждения личности в вечности» [Лосев 1990, 481].
В СССР господствующим оказался другой подход, опирающийся на новые семантические конструкты – понятия о «религиозных суевериях» и «религиозных объединениях верующих граждан всех культов». В таком контексте были соединены в «одну сущность» (определяемую как «реликт», «пережитки», «мракобесие» и т.п.) противопоставлявшиеся в течение тысячелетия «священнослужители», «раскольники», «сектанты», «шаманы» и «волшебники» [Постановление ВЦИК и СНК 1929]. С таким редуцированном значением лексема «религия» вводится в словари «советского» русского языка, одновременно оставаясь при этом в «Словарях иностранных слов», обозначая «веру в сверхъестественное», «опиум народа» и «один из видов духовного гнета» [Толковый словарь 1939, 1333; Словарь иностранных слов 1954, 601]. Слово выступило как маркер, нормативно обозначавший «невежественное мракобесие», характеризующее маргинальных для общества «приверженцев культов» (православного, сектантского, шаманистского и т.п.), которых в разные периоды истории нового государства могли рассматривать и как нетерпимых «врагов советской власти», и как нуждающихся в перевоспитании «носителей отсталого мировоззрения». Назовем это «нормативной моделью 3».
Одновременно важно отметить, что за семь десятилетий политического господства советской власти энергетика радикальной лексики газеты «Безбожник» и «Союза воинствующих безбожников» (1922–1947 гг.) дополнялась и порой оттеснялась курсом на освоение «волшебного». Можно привести в качестве примеров массовые издания «сказок для детей» (К.И. Чуковский, «Мойдодыр», 1923 г.), появление «кукольных фильмов» (А.Л. Птушко, «Новый Гулливер», 1935 г.) и «фильмов-сказок» (А.А. Роу, «По щучьему веленью», 1938 г.), попытки создания «Православного Ватикана в Москве» (1943–1948 гг.), конструирование академической терминологии в период «научного атеизма» (1952–1989 гг.), «почвеннические» поиски «деревенской прозы» (А.И. Солженицын, «Матренин двор», 1963 г.), учреждение сохранившего многие храмы «Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры» (1965 г.), глубинные откровения «религиозного кинематографа» А. Тарковского («Страсти по Андрею», 1966 г.), мистику «Мастера и Маргариты» М.А. Булгакова (1966 г.), поэтику «ностальгии по настоящему» А. Вознесенского (1976 г.) и уникальную академическую дискуссию об определении термина «религия» (1979–1981, журнал «Советская этнография»).
«Мерцающая семантика» религии в XX I в.
В последние десятилетия страна оказалась в новой «виртуальной» эпохе, когда слово «религия» вернулось, как показывает Интернет, в массовое сознание и политику. Семантика слова стала двоиться. С одной стороны, в обществе сложился «проправославный консенсус» с социологически наглядным уважением к «религии», «православию», «теологии», «Русской Православной Церкви». С другой стороны, возникло противопоставление слов «религия» и «вера», поскольку последнее стало ассоциироваться с интуитивным переживанием причастности к «подлинному» и «таинственному» в любых формах, а первое – с «институтом конфессии», когда многие респонденты при социологических опросах отвечают, что они люди «верующие», но не «религиозные». Так и известный журналист В.В. Познер, называющий себя «атеистом», полагает, что «религиозный человек» и «атеист» являются не столько оппозициями, сколько частными проявлениями феномена «люди верующие» [Познер 2015 web].
Сегодня, если обратиться к русскоязычному сектору системы Google, слово «религия» можно встретить в 11 700 000 документах (на 01.07.2016), где представлены все три исторические «модели нормативности» в понимании религии: «конфессиональная», «имманентная» и «атеистическая». Существует целый ряд сайтов с библиотеками «конфессиональных», «имманентно-эзотерических» и «атеистических» изданий, стремящихся интеллектуально «захватить» читающие элиты, тогда как другие через визуальные образы пытаются эмоционально «очаровывать» массы электората. Социологи фиксируют своего рода «мерцающую» религиозность, в которой привычным является ситуативное сочетание «эзотерического», «научного» и «конфессионального».
«Религия» как термин философии, богословия и науки
Учреждение Петром Великим «Академии наук и курьезных художеств» в начале 1724 г. положило начало историческим, филологическим, этнографическим, востоковедческим, статистическим и т.п. исследованиям религиозных феноменов и артефактов, которые велись петровскими коллегиями, Святейшим Синодом, Императорскими университетами, Духовными академиями, Министерством духовных дел и народного просвещения и другими институциями [Шахнович 2006, 24–26; Георги 1799]. В эту эпоху утверждается государственная система религиозного образования, которая призвана была «пробуждать» в подданных моральные, интеллектуальные и художественные задатки «на благо Отечества».
«Наука» в России с XVIII в. выступила как один из политических инструментов, постепенно дифференцирующий себя от «религии» в качестве особого языка описания действительности, ориентированного на универсальную и верифицируемую «истину», защищаемую экспертами соответствующей профессиональной специализации и образования, когда, к примеру, даже поэзия стала частью «науки о словесности», а трактаты о «религии», как и «историю церкви» стали писать не только духовные лица, но и профессора университетов. Общество разделилось на «ревнителей традиции» (с категорическими формулировками, простыми представлениями, непосредственной установкой к «акциям») и элиту («политиков», «книгочеев», «духовников» и «поэтов»), не менее ревностно предпочитающую критические системы рефлексии, фокусирующиеся на утонченных дифференцировках «национальное/универсальное», «народ/элита», «город/деревня», «столица/провинция», «университет/дворец» и т.п. [Аринин 2013, 97–105].
Вошедшие в моду «музеи» и «кабинеты редкостей» («Kunstkammer» Петра Первого, 1714 г.) стали первыми коллекциями «фактов», которые требовали для своего описания создания «языка наблюдения первого порядка», то есть особого типа профессиональной терминологии, отличной от «простонародного», «церковного», «литературного» и «придворного» лексиконов, позволяющей конструировать теории первого и второго уровней, которые образуют специализирующийся экспертный академический дискурс.
С XVIII в. наблюдается интерес читающих элит к книгам о «таинственном», «суевериях», «Коране Магомедовом», «вере ламайской», «колдовстве Шеманства» и т.п. При этом авторы академических отчетов об экспедициях той эпохи, приводя красочные описания «вѣрь», «повѣрий», «суевѣрий», «идолослужителей», «обаяния», «простого колдовства», «высшего волшебства» и приверженцев «языческих законов по Шаманскому толкованию» в изучаемых российских регионах, еще отнюдь не считали их разновидностями «религии» [Миллер 1777, 55, 109, 129; Тайна творения 1785; Абевега 1786; Ал Коран Магомедов 1792]. В XIX в. начинается сложная судьба отечественной «философии религии», развивавшейся от «философии-в-религии» к «философии-о-религии» иболее сложным моделям [Шохин 2007, 15–88; Антонов 2008, 5–8; Шохин 2010а]. Намечаются попытки развести «религию», «науку» и «месмеризм» («эзотеризм») [Аксаков 1883]. Формируется отечественный академический дискурс, сознательно стремящийся преодолеть предвзятость прежних описаний «релижии иноверцев» в новом поколении текстов, создаваемых философами, историками, филологами, психологами, социологами, этнографами, востоковедами, исламоведами, буддологами и т.п. и контролируемых обер-прокурором Синода.
Начало ХХ в. в России радикально меняет характер научных публикаций по тематике «религии», когда снимаются цензурные ограничения и появляется значительное количество запрещавшихся прежде академических исследований; таковы труды Н.Ф. Каптерева о «никоновской реформе» [Каптерев 1909; Каптерев 1912]. Многомерность академических подходов особенно ярко проявилась в поразительном разнообразии изданий первого десятилетия советской власти, сменившись в 1930-е гг. «марксистским религиоведением», институционально сочетавшим в себе «партийный контроль» над изданиями о «вере в сверхъестественное» и содержательные исследования [Меньшикова 2009, 14–36]. Дискуссия 2015 г. показала многоплановость «советской реальности», требующей соответствующей «Grand Theory», способной корректно отразить «невыразимую сложность» бытия религии в политических реалиях СССР, когда среди прочего делались попытки конструирования «парахристианской» терминологии, к примеру, «монгольский ламаизм» пытались описать как «церковь» [Шахнович 2015, 185–197; Аринин 2015; Скрынникова 1988].
В.К. Шохин отмечает сложные и тонкие различения в текстах по философии религии, где, на наш взгляд, можно выделить две исторически дистанцирующиеся собирательные группы: «философия-в- религии » («философия confessio », «философия приверженцев», «философская теология», «философский теизм», «религиозная философия» и т.п.) и «философия-о-религии» («философия religio», «метатеология», «философия и методология исследований религии», «методологический атеизм», « философское религиоведение», «теоретическое религиоведение» и т.п.). См.: [Шохин 2010а, 16–19; Шохин 2010б, 14–15; Шохин 2010в, 14–15; Шохин 2011, 15–16; Шохин 2015, 64–65]. Первая группа выражает позицию «последователей confessio» с характерной для них приверженностью к «нормативной религиозности», тогда как вторая – аналитическую работу «исследователей religio», постигающих многообразие культурных реалий через целый спектр нормативных моделей . Философия религии в советском социальном контексте не могла рассматриваться вне взглядов В.И. Ленина, полагавшего, что она есть «культивирование самой утонченной и потому особенно омерзительной поповщины» [Ленин 1908 web ]. Хотя формально и исторически феномен «confessio» является частью феномена « religio», однако это та часть, которая именно себя считает высшим и репрезентативным проявлением «religio», хотя порой может квалифицироваться и как «поповщина».
В таком поляризованном контексте представляется важным выделить еще и группу «философии-у-религии», которая фиксирует стремление к диалогу между некоторыми представителями первых двух типологических групп, выступающих как соотносительныеформы предельно глубокого постижения эмпирических и теоретических, трансцендентных и имманентных аспектов бытия личности в мире, призванных не только показать высшие проявления человеческого духа, но и объяснить зверства террористических акций последних лет, унесших тысячи жизней по «религиозным причинам». В целом мы еще не имеем общепризнанной «академической истории церкви» в рамках «единой теории религии» с унифицированной терминологией, способной универсально концептуализировать, описать и систематически объяснить все многообразие «религиозных явлений», понятных коллегам из любых университетов мира, подобно тому как физика весьма успешно описывает и предсказывает физические явления.
Узкая специализация экспертов бросает новые вызовы философии религии, которая в современном академическом мире может порой и не считаться частью религиоведения. Фактически можно говорить о «глокальном» феномене «философии религии в России», которая исторически стремилась выступить как «наблюдение за наблюдателями», осмысливая, во-первых, то, как «носители этноконфессиональной идентичности» понимают себя и мир в целом («философия-в-религии»), как, во-вторых, «религиоведы» понимают «конфессии» и «волшебства» («философия-о-религии»), фокусируясь, в-третьих, в последние годы на проблематике того, как все они понимают себя еще и в контексте отношений друг с другом («философия-у-религии»). Такая философия религии уже не может сегодня выступать только в качестве формы сравнительно недавней «критики поповщины» или исторически относительно далекого «ока государева», не может предлагать некое новое (политически значимое) нормативное «ведение» религией. Она скорее призвана сочетать элементы феноменологического, психологического, социологического, правового, культурно-исторического и социально-философского постижения «религиозных объединений граждан» с «личной религиозностью», приняв во внимание и интуитивное переживание, зафиксированное поэтами, что «все не так, ребята» с острой «ностальгией по настоящему». В таком смысле философия религии призвана выступить в роли своего рода «сердца государева» и «основания межконфессионального диалога», помогающего молодому поколению делать достойный выбор между религиозными объединениями как элементами светской «гражданственности», которые в конкуренции за «приверженцев» призваны вырабатывать новые стратегии привлечения сторонников, уже не пытаясь угрожать им «карцером», «судом» или «терактами».
Сегодня, в условиях конституционной свободы совести и господства медиа, требуются качественно иные, чем триста или даже тридцать лет назад, интерпретации нормативных идеалов, закрепленных в моделях 1 и 3, поскольку каждый гражданин свободен идентифицировать себя с «этноконфессиональной традицией», «атеистическим мировоззрением» или «гражданской совестью». Философия религии призвана, с одной стороны, объективно и с эмпатией относиться к «мировоззренческому и конфессиональному многообразию» («мифам», «верованиям», «теориям», «мистическим учениям», «религиозным доктринам», «богословию», «теологии» и т.п.) как имманентным для граждан государства формам осмысления «бытия личности в вечности». С другой стороны, совершенно очевидно, что эти «формы» неравноценны, а шаманы, экстрасенсы и священнослужители не могут заменить врачей, учителей и профессоров, несущих обществу свое понимание «подлинного».
Понимание религии как «confessio» (государственное исповедание и «народное единомыслие») сочетает в себе два аспекта, первый из которых состоит в том, что это «цивилизованная» форма социализации индивида, несущая в себе имманентные каждому символические формы достойного бытия в мире, отличаемая от «волшебств» («магии», «суеверия», «басен» и т.п.), входящих в спектр современных значений « religio» . Второй аспект состоит в том, что каждая религия как «confessio» во всех урбанистических культурах всегда стремится к гомогенизации и унификации своего «воображаемого сообщества», сохраняя во множестве текстов, в том числе и в самих «Священных Писаниях», мощный потенциал неприятия всего «иного». При этом в «confessio» осознаются границы такой гомогенизации и непреодолимость различий «дети/взрослые», «мужчины/женщины», «образованные/невежды», «столица/провинция», «город/деревня», «дворец/храм» и т.п., маркирующих бесконечную сложность понимания «своего/иного», в том числе и «волшебства» («сказок», «магии», «суеверия»), требующих известного «снисхождения».
Конституция 1993 г. зафиксировала нормативность «модели 2», гарантируя уважение к «свободе совести» каждого гражданина РФ. Вместе с тем такое личностное качество, как «добродетельность» («благочестивость», «духовность») почти выпало из современного лексикона, потесненное морально неопределенной «религиозностью», порой являющейся основанием для оправдания погромов и убийств. «Государево око» в качестве сугубо «прокурорских» аспектов отношений между согражданами как представителями «этноконфессиональных идентичностей», очевидно нуждается не только в «силовиках», востребованных в случае проявлений экстремизма, но и в институтах, играющих роль «сердца государева». Так можно охарактеризовать правозащитные, образовательные и воспитательные проекты философского религиоведения (как своего рода гражданской «теории достойного»), утверждающие нормы гражданственной толерантности, способные консолидировать социум, выступающие в качестве важнейшего аспекта современной «легитимной религиозности». Можно говорить о формировании в обществе субкультуры граждан, самоопределяющихся как «современных людей» (одна из опрашиваемых студенток предложила внести в социологическую анкету идентификационную рубрику – «просто человек», сразу же вышедшую на второе место после «русский», оттеснив рубрики «студент/студентка», «сын/дочь», «верующий/неверующий» и т.п.), преодолевающих прежние альтернативы «правоверный/еретик» и «верующий/атеист», манифестируя «дифференцированную личность» образованного человека, способного гармонично сочетать в себе «совесть», «религию», «науку», «искусство», «традиции», «юмор», «гражданственность» и т.п. Другие трактовки «нормативного» и «должного» могут привести к воплощению гротескных реалий антиутопий В. Войновича («Москва 2042», 1986 г.) или В. Сорокина («День опричника», 2006 г.).
Источники – Primary Sources in Russian
Абевега 1786 – [ ЧулковМ.Д.] Абевега русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства Шеманства и проч. М.: Типография Ф. Гиппиуса, 1786 (ABC of Russian Superstition by Mikhail Chulkov).
Аксаков 1883 – Аксаков А. Разоблачения. История медиумической Комиссии Физического общества при С.-Петербургском университете с приложением всех протоколов и прочих документов. СПб.: Типография В. Безобразова и компании, 1883 ( Aksakov A. Revelations. History of Mediumship Commission at Physics Society at St. Petersburg University ).
Ал Коран Магомедов 1792 – Ал Коран Магомедов, переведённый с арабского языка на англинский... Георгием Сейлем, и с присовокуплением обстоятельного и подробного описания жизни лжепророка Магомеда, сочиненного славным доктором Придо. Ч.1. СПб.: Алексей Колмаков, 1792 (Mohammed’s Al Quran Translated into Russian from George Sale’ English Translation with Addition of Detailed Description of the Life of the False Prophet Mohammed by Dr. Prideaux).
Апокрисис 1882 – Апокрисис. Сочинение Христофора Филалета в двух текстах, польском и западно-русском, 1597–1599 / Памятники полемической литературы в Западной Руси. CПб.: Типография А.М. Котомина и компании, 1882. Кн. 2. ( Christopher Philalethes. Apokrisis ).
Верховской 1916 – Верховской П.В. Учреждение Духовной Коллегии и Духовный Регламент: К вопросу об отношении Церкви и государства в России. В 2 т. Т. II. Материалы. Ростов-на-Дону, 1916 (Verkhovskoy P. The Establishment of the College of Theological and Spiritual Rules: On the Question of the Relation between Church and State in Russia).
Георги 1799 – Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, упражнений, забав, вероисповеданий и других достопамятностей. Т. 1–4. СПб., 1799 (Georgi I.G. A Description of All the Peoples Living in Russian State in their Everyday Rites, Usages, Clothing, Housing, Exercise, Fun, Faith and Other Memorability).
Даль 1955 – Даль В.Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. М., 1955 (Dal V. Explanatory Dictionary of Russian language).
Дворецкий 1976 – Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1976 (Dvoretsky I. Latin-Russian Dictionary).
История Российская 1768 – История Российскаяс самых древнейших времён, неусыпными трудами через тридцать лет собранная и описанная покойным тайным советником и астраханским губернатором Васильем Никитичем Татищевым. М., 1768 ( The Russian History from the Most Ancient Times… Collected and Described by… V. N. Tatishchev ).
Казанский адвокат 2016 web – Казанский адвокат, защищавший Коран в Сахалинском суде по иску Рамзана Кадырова, награжден медалью. http://www.business-gazeta.ru/news/309940/ (Kazan's lawyer defended the Quran in the Sakhalin court on the suit of Ramzan Kadyrov, was awarded a medal).
Каптерев 1909 – Каптерев Н.Ф.Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Т. I. Сергиев Посад, 1909 (Kapterev N.F. Patriarch Nikon and Tsar Alexei Mikhailovich. Vol. I ).
Каптерев 1912 – Каптерев Н.Ф.Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Т. II. Сергиев Посад, 1912 (Kapterev N.F. Patriarch Nikon and Tsar Alexei Mikhailovich. Vol. II ).
Киреевский 1911 – Киреевский И.В.Девятнадцатый век / Киреевский И.В.Полное собрание сочинений в 2 т. Т. 1. М., 1911 ( Kireyevsky I. Nineteenth Century ).
Куракин 1890a – Куракин Б.И.История о Петре I и ближних к нему людях // Русская старина. 1890. Т. 68. № 10 (Kurakin B.I. The Story of Peter I and People Near to Him).
Куракин 1890б – Куракин Б.И.Дневник и путевые заметки князя Бориса Ивановича Куракина. 1705–1707 / Архив кн. Ф.А. Куракина. Кн. 1. СПб., 1890 (Diary and Travel Notes of Prince Boris Ivanovich Kurakin).
Лексикон славеноросский 1653 – Лексикон славеноросский Павмы Берынды. Кутейна, 1653 ( Pamba Berynda. Leksikón Slavenrósskïj ).
Ленин 1908 web – Ленин В.И. Лев Толстой как зеркало русской революции.http://neofit.narod.ru/revolution/Intelligencia_Tolstoy.html (Lenin V.I. Leo Tolstoy as a Mirror of Russian Revolution).
Ломоносов 1952 – ЛомоносовМ.В. Dissertatio de liquido et solido / Ломоносов М.В.Полное собрание сочинений. Т. 3. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1952 (Lomonosov M.V.Dissertatio de liquido et solido).
Ломоносов 1955а – Ломоносов М.В.Полное собрание сочинений. Т. 4, М.; Л.: Издательство АН СССР, 1955 (Lomonosov M.V. Additions to the Volume 4 of Complete Works).
Ломоносов 1955б – Ломоносов М.В. Проект регламента академической гимназии /Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. Т. 9. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1955 (Lomonosov M.V. Draft Regulation of Academic Gymnasium).
Лосев 1990 – Лосев А.Ф. Диалектика мифа /Лосев А.Ф.Из ранних произведений. М.: Правда, 1990 (Losev A.F. The Dialectics of Myth. In Russian).
Миллер 1777 – Миллер К.В. Описание всех в Российском государстве народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд, и прочих достопамятностей. СПб, 1777 (Miller K.V. A Description of All the Peoples in Russian State in their Everyday Rites, Faith, Usages, Housing, Clothing, and Other Memorability).
Михельсон 1865 – Объяснение 25000 иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык, с означением их корней. Сост. А.Д. Михельсон. М.: Издание книгопродавца А.И. Манухина, 1865 (Michelson A.D. Explanation of 25,000 foreign words…).
НКРЯ web – Национальный корпус русского языка.http://ruscorpora.ru/ (Russian National Corpus).
Новиков 2016 web – НовиковН.И. О воспитании и наставлении детей. http://rvb.ru/18vek/novikov/01text/ 03hist_philos/29.htm (Novikov N.I. On Education and Instruction of Children).
Павма Берында 1627 – Павма Берында. Лексіконъ славенорωсскїй и именъ Тлъкованїє. Киев, 1627 ( Pamba Berynda. Leksikón Slavenrósskïj ).
Повесть временных лет web – Повесть временных лет. http://www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4869 ( Tale of Past Years ).
Познер 2015 web – Познер В. Религиозный человек и атеист – люди верующие. http://pozneronline.ru/2015/12/13336 ( Pozner V. A religious man and an atheist – people of faith ).
Постановление ВЦИК и СНК 1929 – Постановление Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров о религиозных объединениях, 08.04.1929 http://www.1000dokumente.de/ index.html/index.html?c=dokument_ru&dokument=0007_rel&object=translation&l=ru (Resolution of the All-Russian Central Executive Committee and Council of People's Commissars of the Religious Associations, 08.04.1929).
Скворцов 2007 – Протоиерей Иоанн Скворцов. Лекции по философии религии (Часть 1). Издание рукописи и комментарии Н.А. Куценко / Философия религии: альманах. 2006–2007. М.: Наука, 2007 (Archpriest Ioann Skvortsov. Lectures on the Philosophy of Religion. Part 1 ).
Скворцов 2010 – ПротоиерейИоаннСкворцов . Лекциипофилософиирелигии (Часть 2). Изданиерукописиикомментарии Н.А. Куценко / Философия религии: альманах. 2008–2009. М.: Языкиславянскихкультур, 2010 (Archpriest Ioann Skvortsov. Lectures on the Philosophy of Religion. Part 2 ).
Словарь иностранных слов 1954 – Словарь иностранных слов. Под ред. И.В. Лехина и профессора Ф.Н. Петрова. Издание 4-е. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1954 (Dictionary of Foreign Words. Ed. I.V. Lehin and F.N. Petrov ).
Суд и наказания 1904 – Суд и наказания за преступления против веры и нравственности по русскому праву. Исследование Ардалиона Попова. Казань, 1904 (The Court and the Punishment of Crimes against the Faith and Morals in the Russian Law. A Study by Ardalion Popov ).
Тайна творения 1785 – Тайна творения по видимым и невидимым чудесам его, из божественного магического центрального света показанная чадам премудрости от неких просвещенных магов, ныне для размножения познания в первый раз изданная на свет из древних рукописей. М., 1785 (The Mystery of Creation on the Visible and the Invisible Wonders…).
Толковый словарь 1939 – Толковый словарь русского языка: В 4 т. Т. 3: Под ред. Д.Н. Ушакова. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1939 (Dictionary of Russian language. Ed. D.N. Ushakov).
Фасмер 1987 – Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. Т. 3. Пер. с нем. и доб. О.Н. Трубачева. 2-е изд. М.: Прогресс, 1987 (Vasmer M. Dictionary of Russian language).
Фонвизин 1959 – Фонвизин Д.И. Рассуждения о национальном любочестии из сочинений г. Циммермана / Фонвизин Д.И.Собрание сочинений в двух томах. Т. 2. М.; Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1959 ( Fonvizin D.I. Translation from J .G. Zimmermann Vom Nationalstolz ).
Чаадаев 1906 – Чаадаев П. Философические письма. Казань : ТипографияД.М. Гран, 1906 ( Chaadaev P. Philosophical Letters ).
Ссылки – References in Russian
1000 дефиниций религии web –1000 дефиниций религии – Энциклопедия. http://religiousstudies.in/proekt/ 1000-definicij-religii-enciklopediya/
Антонов 2008 – Антонов К.М. Философия религии в русской метафизике XIX – начала XX века. М.: Издательство ПСТГУ, 2008.
Аринин 2013 – Аринин Е.И. Религия как «аутопойетическая» система в работах Никласа Лумана // Религиоведение. 2013. № 2. С. 97–105.
Аринин 2015 – Аринин Е.И. Интерпретация термина «религия» в советской России и СССР: 100 дефиниций / Феномен религии и религиозности: концептуализация в академическом философском религиоведении. Владимир: Издательтство ВлГУ, 2015. С. 24–75.
Меньшикова 2009 – Меньшикова Е.В. Основные направления религиоведческих исследований в отечественной литературе 1920–1930-х годов: дис. … канд. филос. наук. М.: МГУ, 2009.
Панин, Козлов 2016 – Панин С.А., Козлов М.В. Религиоведческая экспертиза в России: проблемы и перспективы// Религиоведение. 2016. № 1. С. 77–109.
Российское религиоведение 2016 – Российское религиоведение: справочник. Ред.: П.Н. Костылев и др. М.: Русское религиоведческое общество, 2016.
Скрынникова 1988 – Скрынникова Т.Д. Ламаистская церковь и государство. Внешняя Монголия. XVI – начало XX века. Новосибирск: Наука, 1988.
Шахнович 2006 – Шахнович М.М. Очерки по истории религиоведения. СПб.: Издательство СПбГУ, 2006.
Шахнович 2015 – Шахнович М.М. Этос истории науки: о реконструкции российского религиоведения советского периода // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2015. № 1 (33). С. 185–198.
Шохин 2007 – Шохин В.К. Исторический генезис философии религии: проблема и ее наиболее вероятное решение / Философия религии: альманах. 2006–2007. Под ред. В.К. Шохина. М.: Наука, 2007. С. 27–54.
Шохин 2010а – Шохин В.К. «Философия религии»: становление авторефлексии / Философия религии: альманах. 2008–2009. Отв. ред. В.К. Шохин. М.: Языки славянских культур, 2010. С. 16–38.
Шохин 2010б –Шохин В.К. Введение в философию религии. М.: Альфа-М, 2010.
Шохин 2010в – Шохин В.К. Философия религии и ее исторические формы (античность – конец XVIII в.). М.: Альфа-М, 2010.
Шохин 2011– Шохин В.К. Философия религии и разновидности рациональной теологии / Философия религии: альманах. 2010–2011. Под ред. В.К. Шохина. М.: Восточная литература, 2011. С. 15–30.
Шохин 2015 –Шохин В.К. Теизм или деизм? Размышления над метафизической теологией Ричарда Суинберна // Вопросы философии. 2015. № 2. С. 64–76.
Яблоков 2012 – Яблоков И.Н. Предметные области философии религии (к дискуссии в современной отечественной литературе) // Вопросы философии. 2012. № 1. С. 49–59.
References
1000 definitions of religion – Encyclopedia. http://religiousstudies.in/proekt/ 1000-definicij-religii-enciklopediya (in Russian).
Antonov, Konstantin M. (2008) Philosophy of religion in Russian metaphysics of XIX – early XX century, PSTGU, Moscow (in Russian).
Arinin, Evgeny I. (2013) “Religion as "autopoietical" system works Niklas Luhmann”, Religiovedenie, Vol. 2 (201 3), pp. 97–105. (in Russian).
Arinin Evgeny I. (2015) “Interpretation of the "religion" of the term in Soviet Russia and the Soviet Union: 100 definitions”, Phenomenon of religion and religiosity: the conceptualization of religious studies in the academic philosophy, VlGU, Vladimir, pp. 24–75. (in Russian).
Kostylev, Pavel N. et al., eds. (2016) Religious Studies in Russia: Handbook, Russkoe religiovedcheskoe obschestvo, Moscow (in Russian).
Menshikova, Evgeniya V. (2009) The main directions of Religious Studies in Russian literature in 1920–1930-ies. Thesis for the degree of candidate of philosophical sciences, MGU, Moscow (in Russian).
Panin, Stanislav A., Mikhail V. Kozlov (2016) “Religious Studies in Russia: Problems and Prospects”, Religiovedenie, Vol. 1 (2016), pp. (in Russian).
Skrynnikova, Tatyana D. (1988) Lamaist church and state. Outer Mongolia. XVI – the beginning of XX century, Nauka, Novosibirsk (in Russian).
Shakhnovich, Marianna M. (2006) Essays on the history of religion, SPbGU, Saint Petersburg (in Russian).
Shakhnovich, Marianna M. (2015) “The ethos of the history of science: the reconstruction of the Russian Soviet period”, Religious State, religion, the church in Russia and abroad, № 1 (33), pp. 185–198 (in Russian).
Shokhin, Vladimir K. (2007) “The Historical Genesis of the Philosophy of Religion: the Problem and its Most Probable Solution”, Vladimir K. Shokhin (Ed.), Philosophy of Religion: Almanac, 2006–2007, Nauka, Moscow, pp. 27–54 (in Russian).
Shokhin, Vladimir K. (2010a) “"Philosophy of Religion": the Establishment of Self-reflection”, Vladimir K. Shokhin (Ed.), Philosophy of Religion: Almanac, 2008–2009, Yazyki slavyanskih kultur, Moscow, pp. 16–38 (in Russian).
Shokhin, Vladimir K. (2010b) Introduction to the philosophy of religion, Alfa-M, Moscow (in Russian).
Shokhin, Vladimir K. (2010c) The Philosophy of Religion and its Historical Forms (Antiquity –the end of the XVIII Century), Alfa-M, Moscow (in Russian).
Shokhin, Vladimir K. (2011) “The Philosophy of Religion and Theology, the Rational Species”, Vladimir K. Shokhin (Ed.), Philosophy of Religion: Almanac, 2010–2011, Vostochnaya literatura, Moskow, pp. 15–30 (in Russian).
Shokhin, Vladimir K. (2015) “Theism or Deism? Reflections on Richard Swinburne metaphysical theology”, Voprosy filosofii, Vol. 1 (2012), pp. 49–59 (in Russian)
Yablokov, Igor N. (2012) “Subject Domains of Philosophy of Religion”, Voprosy filosofii, Vol. 1 (2012), pp. 49–59 (in Russian).
Источник http://vphil.ru