Церковная составляющая русской языковой культуры" >
Церковная составляющая русской языковой культуры
В своей статье В.М. Кириллин рассказывает о проведенном им исследовании на предмет понимания церковной лексики в современной культуре. Результаты данного теста вынуждают задуматься о том, насколько современные люди знакомы с церковной лексикой, и побуждают к размышлениям над тем, насколько эффективно общение Церкви и общества.
Статья


В связи с обозначенной темой следовало бы, прежде всего, определиться терминологически. Понятие «церковный» в контексте данного разговора я употребляю не расширительно, как имеющее отношение ко всяким вообще феноменам организованной религиозной жизни, а конкретно, то есть как сопряжённое с различными, имеющими место в современном российском обществе реалиями именно православной веры и православного образа жизни. Что же касается «русской языковой культуры», то и под таковой я предлагаю подразумевать сферу применения только русского литературного языка. Так что речь пойдёт об отражении контента Православия в контенте современной культуры общения.

Ясное дело, такой разговор предполагает рассуждение о значении церковнославянского языка как исторической основы современного русского литературного языка. Однако этот научный вопрос давно, всесторонне и исчерпывающе рассмотрен лингвистами. Полагаю, что нет смысла повторять здесь хорошо известное. Но всё же нельзя не отметить довольно значительное остаточное проявление церковнославянской фонетики, морфологии, синтаксиса, лексики, стилистики в современном русском литературном языке. Согласно мнению учёных, по отношению ко всему объёму последнего такой остаток составляет примерно 10 %. Другими словами, так или иначе, осознанно или безотчётно, но мы в своей речевой практике пользуемся сферой церковного. Видимо, в большей степени — когда касаемся специальных областей гуманитарного знания: религиоведения и богословия, истории христианства и русского средневекового общества, истории русской средневековой литературы и искусства, истории русской религиозной мысли, истории русской духовности, истории русского языка и т. д. В подобных областях без «церковизмов» (да простится мне такое словотворчество) обойтись просто невозможно. Но «церковизмы», естественно, попадают и за пределы специального употребления языка, например, в художественную литературу или в публицистику. Иной раз на некоторые из них возникает мода. Особенно показательны при этом лексикологические факты. Так, в современном медийном лексиконе нередки такие выражения, как: харизматический лидер, харизматический авторитет, харизматический урод, харизматический культ, харизматический тип власти, харизматический тренинг; алтарь крови, алтарь любви, алтарь отечества, алтарь модернизации, алтарь евроинтеграции; ипостась кабриолета, ипостась национальной идеи, ипостась домашнего ПК; апокалиптический натюрморт, апокалиптический реализм, апокалиптический юмор, апокалиптический набат и т. п. В подобных случаях, как правило, происходит деформация исходной, первоначальной семантики слов, характерной для тематически и функционально родной среды их обитания. Процессы эти закономерны, как закономерна вообще изменчивость творения Божия, и потому нет смысла давать им кволитативную оценку. Во всяком случае, мне представляется более важным затронуть здесь совсем другой аспект взаимодействия «церковного» с современной языковой практикой или культурой. Думаю, куда более актуальна проблема адекватного понимания «церковизмов» в современной культурной среде.

Со всей остротой эта проблема обозначилась для меня, когда я позволил себе протестировать студентов-журналистов первого года обучения, которым я читаю курс по истории древнерусской литературы и, разумеется, вынужден попутно объяснять те или иные понятия и реалии христианства и христианской Церкви. Тест прошли 24 человека, прошли совершенно анонимно и индивидуально. Замечу сразу, это те девушки и юноши, которые были отобраны при поступлении в ВУЗ в результате конкурса и которые имели наиболее высокие показатели по ЕГЭ и результаты по творческому экзамену. Кроме того, все они пришли учиться журналистике не случайно, а исходя из осознанного стремления; все гуманитарно настроены, достаточно владеют русским языком, вероятно, любят литературу и имеют уже какой-то собственный творческий опыт. Большинство из них исконные носители русской культуры, два человека происходят из мусульманской среды, и трое, по их собственному признанию, закончили православные гимназии. Наконец, все испытуемые проучились в ВУЗе уже три месяца и, соответственно, должны были заметно пополнить имевшуюся у них сумму знаний.

В качестве материала для теста я предложил стихотворение Бориса Пастернака «На Страстной», которое написано было поэтом для его романа «Доктор Живаго» и теперь уже должно считаться хрестоматийным, ибо роман включен в программу по русской литературе для 11 класса средней школы. Стихотворение не является специально церковным по содержанию и назначению, оно передает религиозные переживания сугубо светского человека, героя романа Юрия Живаго, но поскольку отражает его причастность к церковной жизни, оно насыщено «церковизмами». Тест состоял в следующем: нужно было коротко ответить на придуманные мной вопросы относительно этих самых «церковизмов», которые встречаются в выделенных мною девяти фрагментах стихотворения.

Уместно, прежде всего, привести статистику. Из 24 человек 11 постарались ответить на все вопросы и заполнили все девять разделов, соответствующих фрагментам стихотворения; трое справились с восемью разделами и трое — с семью; четыре студента дали ответы по пяти разделам; оставшиеся трое явили совсем бедные знания.

Итак, вот что получилось (воспроизвожу здесь ответы только самых успешных, тех, кто заполнил 7, 8 и 9 разделов и только наиболее показательные в положительном или же отрицательном смыслах).


1. «На Страстной» (заглавие произведения)

Страстная... Что это, когда?

Большинство из ответивших знают, что «Страстная» — это последняя неделя Великого поста перед Пасхой, но кем-то одним из них указано, что это «сокращённое название от страстной пятницы, субботы, воскресения перед Новым годом». И никто совсем ни слова не сказал об исторической основе данного, чествуемого Церковью, периода времени, о том, что начинается он после Вербного воскресения и посвящён воспоминаниям о последнем пребывании Иисуса Христа в Иерусалиме.

2. «Ещё кругом ночная мгла / Ещё так рано в мире, / Что звёздам в небе нет числа, / И каждая, как день, светла, / И если бы земля могла, / Она бы Пасху проспала / Под чтение Псалтыри».

Что такое Пасха, Псалтырь?

Все «успешные» указали, что Пасха является христианским праздником, но только 8 из них уточнили, что посвящена она Воскресению Христа.

Все знают, что Псалтырь — это книга («церковная», «религиозная», «священная»), но только трое, что она является частью Библии, а по указанию лишь одного студента — частью Ветхого Завета. И никто не сообщил о том, что церковным преданием она приписывается перу пророка Давида. Четыре человека дали жанровое определение Псалтыри: «сборник молитв», «молитвослов», «молитва». Один вместо ожидаемых пояснений дал странный комментарий к содержанию строфы: «А героиня (? — В. К.) такой священный пост готова променять на чтение книги» (Псалтыри? — В. К.).

3. «Ещё кругом ночная мгла. / Такая рань на свете, / Что площадь вечностью легла / От перекрёстка до угла, / И до рассвета и тепла / Ещё тысячелетье. / Ещё земля голым-гола, / И ей ночами не в чем / Раскачивать колокола / И вторить с воли певчим».

Почему рань? Как понимать слово «певчим»?

Относительно «рани» и «певчих» в общем все понимают, что в стихотворении речь идёт о ночном времени суток и церковном хоре, но двое совсем ничего не сказали по этому разделу, двое ничего не сказали только о певчих, а трое предложили своеобразный комментарий: «рань на свете — символ зарождения мира», «под ранью... имеется в виду мир в первоначальном его обличье», «певчий означает человека, что (так — В. К.) выражает волю народа, волю человечества».

4. «И со Страстного четверга / Вплоть до Страстной субботы / Вода буравит берега / И вьёт водовороты. / И лес раздет и непокрыт, / И на Страстях Христовых, / Как строй молящихся, стоит / Толпой стволов сосновых».

Страстной четверг, Страстная суббота, Страсти Христовы... Что здесь подразумевается?

Ответы по этому разделу свидетельствуют о весьма общих, неопределённых и путаных представлениях опрашиваемых о днях, предшествующих Пасхе, их историческом и церковно-обиходном значении. Приведу пять наиболее забавных ответов:

«В последнюю неделю поста идут самые строгие правила, также в этот период должны появляться почки на вербе. Страсти Христовы — последние дни перед Пасхой»;

«Страстной четверг и суббота — это время, когда происходит всё плохое перед Пасхой»;

«Страстной четверг — чистый четверг — начало Пасхи. Страстная суббота — день перед большим днём»;

«Всеми этими словами автор выражает тот временной промежуток, то время празднования, в которое люди... молятся Богу, замаливают грехи»;

«Страстями Христовыми завершается земной путь Христа. С того момента, как Он был схвачен римскими властями до его распятия. Здесь — церковные догмы (так — В. К.) в память о тех событиях».

Разумеется, никто из опрашиваемых совершенно не знает, что слова «на Страстях Христовых» надо понимать не как отсылку поэта к истории мученической смерти Спасителя, а как указание на то, что по поводу этой истории происходит в храмах, а именно во время последования Утрени Великой пятницы, или чина Двенадцати Евангелий («Страстных Евангелий»), который совершается вечером в Великий четверг.

5. «А в городе, на небольшом / Пространстве, как на сходке, / Деревья смотрят нагишом / В церковные решётки».

Церковные решетки... Что вы представляете при этом?

Ответы в общем показывают, что все «успешные» более или менее представляют, как выглядят православные храмы. Но один ответ (кстати, того же автора, которой писал о некоей героине, готовой променять пост на чтение книги) обескуражил своей содержательной неожиданностью: «Раньше неугодных людей, особенно женщин, отправляли в монастыри и держали там. Это является прототипом тюрем, но не каторга».

6. «И взгляд их ужасом объят. / Понятна их тревога. / Сады выходят из оград, / Колеблется земли уклад: / Они хоронят Бога. / И видят свет у царских врат, / И чёрный плат, и свечек ряд, / Заплаканные лица... / И вдруг навстречу крестный ход / Выходит с плащаницей, / И две березы у ворот / Должны посторониться».

Царские врата, крестный ход, плащаница... Что это? Как вы это понимаете?

Что такое царские врата, чётко понято только одним опрашиваемым, указавшим, что таковые являются главными вратами иконостаса, символизирующими врата рая; ещё двое как будто бы (ибо высказались общо) имеют об этом предмете храмового интерьера какое-то представление; остальные, кроме четверых умолчавших, считают царские врата воротами, ведущими в церковь, храм, рай.

О том, что такое крестный ход, трое ничего не смогли сказать. Одиннадцать ответов в общем отражают знакомство опрашиваемых с этим явлением церковной жизни (в одном даже значится, что крестный ход совершается против часовой стрелки), два ответа удивили: «крестный ход — священник», «это шествие, которое... пересекает другое шествие», а третий вызвал полное недоумение: «это похоронная диверсия».

О плащанице знают только пятеро, но двое говорят о ней как об историческом явлении, связанном с погребением умершего Христа, один имеет в виду предмет литургического поклонения, а двое дают информативно неполные ответы: плащаница — это «тело умершего Иисуса», «священная материя».

7. «И шествие обходит двор / По краю тротуара, / И вносит с улицы в притвор / Весну, весенний разговор / И воздух с привкусом просфор / И вешнего угара. / И март разбрасывает снег / На паперти толпе калек, / Как будто вышел человек, / И вынес, и открыл ковчег, / И все до нитки роздал».

Притвор, просфоры, паперть, ковчег... Что это? Почему март?

Почему в стихотворении упоминается март, отчётливо понимают только пятеро из успешно ответивших, ибо знают, что припоминаемые Церковью на Страстной седмице события произошли именно в марте. Один ответивший продемонстрировал сумбурное представление: «март — потому, что в этом месяце начинается великий пост, он начинается Масленицей, которая ознаменовывает приход весны». Трое говорят о марте, имея в виду только его календарное значение как первого весеннего месяца.

О пространственном смысле терминов «притвор» и «паперть» знают лишь девять человек, семеро на этот счёт ничего не сообщили, а один ответ (писавшего о Масленице как начале поста) совершенно курьёзен: «притвор — переход от зимы к весне», «паперть — обочина дорог, тротуаров». Столь же затейливо предложенное тут же толкование «ковчега» как «впуска весны».

А вообще мнения о ковчеге разделились. Шесть человек об этом ничего не знают. Четверо ассоциируют термин с библейским рассказом о всемирном потопе и праведном Ное. Четверо говорят о ковчеге как о ларце для хранения чего-либо. Одним опрашиваемым дано толкование «ковчега» и в вещном значении термина, и исторически, как корабля, на котором спасся Ной. Один ответ — «ковчег, возможно, гроб Христа» — заставил задуматься относительно того, известно ли его автору о том, что ковчегами в церковном обиходе иногда называют предметы особого литургического назначения — Дарохранительницы. Впрочем, его другие комментарии не позволяют так думать.

Понятно, что никто из опрашиваемых не вспомнил устойчивых словосочетаний «ковчег Завета», «ковчег Нового Завета», соответственно, никем ни слова не сказано о возможном сотериологическом или же екклезиологическом подтексте стихотворения.

8. «И пенье длится до зари, / И, нарыдавшись вдосталь, / Доходят тише изнутри / На пустыри под фонари / Псалтырь или Апостол».

Псалтырь, Апостол... Что при этом имеется в виду?

Данный раздел стихотворения правильно интерпретирован только одним отвечающим, понявшим, что здесь подразумевается «Чтение Псалтири и Апостола», а вернее — так бы следовало уточнить — пение антифонов и чтение Апостола во время пасхальной литургии. Четверо оставили вопрос без ответа. Остальные в лучшем случае толковали о книгах, уточняя, что Апостол это ещё и ученик или последователь Иисуса Христа.

9. «Но в полночь смолкнут тварь и плоть, / Заслышав слух весенний, / Что только-только распогодь, / Смерть можно будет побороть / Усильем Воскресенья».

Смерть побороть усильем Воскресенья... Как это понимать?

Относительно последней строфы стихотворения ответ дали все 17 самых успешных комментаторов. Однако никто из них не понял её соотнесенность с христианским учением о домостроительстве спасения, согласно которому человечество через смертные муки и воскресение Христово обретает залог воскресения в жизнь вечную при втором пришествии Христа. Только два ответа близки к подобному пониманию: «...все люди, которые верят в Иисуса Христа, могут перебороть свою смерть таким же воскресением, как и Он сам», «Пасха — воскресение Иисуса Христа, смерть — это не конец жизни человеческой души, она может воскреснуть, как Христос».

Таковы результаты теста. В сущности, ничтожные и обличительные результаты.

Признаюсь, первое моё знакомство с ними меня ошеломило. Разумеющий да разумеет, что я имею в виду. Как минимум, они свидетельствуют о скудоте восприятия очень образно и содержательно яркого и насыщенного литературного памятника. Вместе с тем со всей очевидностью эти результаты открыли страшно зияющую пропасть, которая лежит между явлением культуры, в данном случае вполне светским, лишь характеризующимся христианским мироощущением, и предстоящими ему людьми.

И вероятно, подобное случается часто.

Что уж говорить о непосредственном восприятии людьми системы христианских ценностей!

Да, конечно, сегодня, например, Русская Православная Церковь играет всё более и более заметную роль. Её влияние на общественное сознание и образ нашей жизни несомненно. В самом деле, люди потянулись в храмы, многие политики прислушиваются к голосу святейшего Патриарха, архипастырей, пастырей, учёных богословов, многие бизнесмены благотворят Церкви, происходит сближение церковной и светских наук, имеет место культурное взаимодействие. Примеров подобных союзных отношений, их благотворности и эффективности немало.

Но если диалог Церкви и общества по части смыслообмена конгениален тому, что продемонстрировало предпринятое мною тестирование, тогда спрашивается: каково же реальное качество происходящей коммуникации, насколько согласуются «посыл» и «приём», о какой вообще степени взаимопонимания можно говорить?

Нет, я не думаю, что легко дать однозначные ответы на поставленные вопросы и тем более делать выводы. Я только призываю всех заинтересованных очень серьёзно и ответственно поразмышлять об этом.

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9