Несколько месяцев свободы
События

СВЕРШИЛАСЬ ВОЛЯ БОЖИЯ

Отец Георгий, 9 марта 1917 года Святейший Cинод признал Временное правительство. Могла ли Церковь этого не делать?

— Синод исполнил последнее решение государя, назначившего главой русского правительства князя Георгия Львова. И любой монархист в этой ситуации не мог поступить иначе. Интересно другое: во время набиравших силу беспорядков в нашем городе на заседании Синода 27 февраля обер-прокурор Николай Раев, весьма одиозная фигура, сторонник Распутина, предложил выступить с поддержкой государя. В тот момент был полный паралич власти, правительство Бориса Голицына было уже готово распуститься. И члены Синода не послушали Раева, оправданно выдержав паузу. Отречение императора Николая II произошло таким образом, что Синод оказался в довольно сложном положении. Государя не было, но все законы Российской империи продолжали действовать. Получалось так, что преемник государя должен был стать, согласно российскому законодательству, верховным правителем и защитником догматов господствующей веры, тем, ктоназначает членов Синода, утверждает синодальные решения. Но когда великий князь Михаил Александрович оговорил, что вступит на престол только решением Учредительного собрания, которое ведь могло и не высказаться за сохранение монархии в России, Церковь вообще оказалась в положении в высшей степени сложном.

 

— Почему?

— Временное правительство вплоть до проведения Учредительного собрания получило всю полноту власти и в соответствии с действующим законодательством становилось верховным хранителем догматов господствующей веры. Формально противоречащее законам отречение императора от престола кардинально изменило систему церковного управления. Синод теперь оказывался один на один с Временным правительством. К тому же хаос нарастал, и совершенно справедливо, что Синод призвал православных христиан продолжать исполнять свой долг перед страной, подчиниться Временному правительству, продолжать участие в боевых действиях на фронте.

 

— Звучит почти вызывающе…

— Да, и первая реакция Синода на прекращение у нас существования монархии заключена в словах: «Свершилась воля Божия». А разве это не так? Действительно, личность последнего государя и особенно личность императрицы были очень непопулярны в среде правящей элиты. Даже монархисты видели в Александ­ре Феодоровне причину многих проблем государственной жизни, падения престижа монархии. И мысль, что какой-то другой монарх сразу исправит ситуацию, была очень распространена в этих кругах. Церковь также испытывала большую неудовлетворенность последним государем. Он признал возможность созыва Поместного собора, его готовили к 1907 году, затем десять лет Собор не собирался. И наше не склонное к оппозиции духовенство в лице всех имевших священный сан депутатов Государственной думы обратилось к государю с призывом разрешить созыв Поместного собора. Призыв был проигнорирован государем, а теперь Николай ΙΙ и вовсе оставлял Церковь  «в подвешенном состоянии». Речь теперь могла идти только о том, чтобы в диалоге с законным Временным правительством трудиться в условиях усилившегося в России хаоса.

 

 

РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ОБЕР-ПРОКУРОРЫ

— Новый обер-прокурор Владимир Львов на заседании Синода 4 марта объявил о начале «канонического освобождения» Церкви от государства. Что представляла собой эта идея?

— Освобождения от пут синодальной системы, от диктатуры обер-прокуроров в Синоде чаяли очень многие, в том числе архиереи. Это выразительно проявилось в отзывах епархиальных архиереев еще в 1905 году. Хотя Временное правительство сложилось во многом случайно, люди, занимавшие посты в первом его составе, были весьма компетентны в своих областях. Владимир Львов принадлежал к фракции октябристов, которая имела наиболее детально разработанную программу в сфере религиозной политики. Он работал в комиссии, занимающейся религиозными вопросами в Государственной думе, так что формально казался вполне компетентным человеком.

 

— А по личным качествам какой он был?

— Этакий провинциальный помещик, человек очень эмоциональный. Старец Варнава благословил его на брак, хотя Львов очень мечтал о монашестве, сочинял религиозные гимны в юности. Неожиданно для себя став обер-прокурором, Владимир Николаевич решил использовать эту огромную власть, чтобы демократизировать Церковь сверху. Однако вот парадокс: желая освободить Церковь от диктата прежней синодальной системы, Львов действовал по принципам этой самой системы. Духовный регламент видит обер-прокурора в весьма ограниченной роли. Это посредник между государем и Синодом, и все решения Синода утверждает именно император. Но на практике ситуа­ция изменилась весьма кардинально уже во времена князя Александра Голицына — обер-прокурора александровской поры. А уж при Константине Победоносцеве все уже воспринимали обер-прокурора как главного распорядителя судеб Церкви.

— Львов стал действовать таким же образом?

— Да, и это вызывало напряжение. Ведь в отличие от Победоносцева, которого назначил император, Владимир Львов стал обер-прокурором по решению Временного правительства. Ситуацию спасло то, что в конце марта товарищем обер-прокурора стал Антон Карташёв, не только человек большой веры, но и очень компетентный, тонко понимающий ситуацию человек. Глубоко знавший церковную историю и право, он выступал за подлинное освобождение Церкви от пут государства при сохранении сотрудничества с ним. Как видим, за фигурой Львова появилась новая значительная личность, и это давало надежду на новый продуктивный диалог светской и церковной властей.

 

— Первый «революционный» обер-прокурор был врагом Распутина и, естественно, начал «задвигать» архиереев, выдвинутых Григорием Ефимовичем? Как эту политику воспринимали в Синоде?

— Митрополита Петроградского Питирима (Окнова) или, например, архиепископа Тобольского Варнаву (Накропина) члены Синода отправили на покой с легкой душой. Среди отстраненных архиереев, однако, были люди, с Распутиным не связанные, но известные своими крайне правыми взглядами и политической активностью. Например, архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий). Если указания предыдущего обер-прокурора члены Синода могли по инерции воспринимать спокойно, то такой же стиль нового обер-прокурора вызывал раздражение. Интересно, что когда с подачи Временного правительства в целом ряде епархий прошли выборы нового архиерея, то на некоторые кафедры вернулись отстраненные епископы, например, так было с архиепископом Антонием (Храповицким). И, к чести Временного правительства, оно никак не оспаривало такие результаты. В итоге у Львова с первым составом Синода отношения не сложились. В апреле он провел ротацию, пригласив в Синод более либеральных епископов. Существует версия, будто архиереи даже договорились между собой, что если ни один из членов старого императорского Синода не войдет в Синод новый, то и они не станут в него вступать. Но один из «бывших» все-таки прошел. Это был будущий местоблюститель патриаршего престола, а затем и патриарх, тогда архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский).

 

— Как проявил себя в должности обер-прокурора Антон Карташёв?

— Он еще при Львове стал играть всё более и более заметную роль в отношениях Синода и правительства. Имело большое значение апрельское решение о подготовке проведения Поместного собора, в принятии которого роль АнтонаКарташёва весьма существенна. Был создан Предсоборный совет, в который попали многие выдающиеся деятели церковной науки и в рясах, и в сюртуках. Была также введена практика избрания епископов на кафедры представителямидуховенства и мирян. Всё это активизировало церковную жизнь. В июле 1917 года Антон Карташёв сменил Владимира Львова. И к тому времени уже был подготовлен проект закона об отмене обер-прокуратуры. Карташёв форсировал созыв Поместного собора, и уже в августе 1917 года Собор начал свою работу.

 

ВЛАДИМИР ЛЬВОВ

(2 апреля 1872 — сентябрь 1930, Томск) — член Государственной думы III и IV созывов; обер-прокурор Святейшего Синода (март-июль 1917; в составе Временного правительства). После революции участвовал в обновленческом движении, был репрессирован. Внук знаменитого мецената А. Н. Львова, брат участника 1-го Кубанского («Ледяного») похода Н. Н. Львова.
 ГАРМОНИЯ СРЕДИ ХАОСА

— Отец Георгий, почему Временное правительство не препятствовало организации Поместного собора?

— У нас почему-то принято критиковать и даже пинать Временное правительство. Но по набору личностей это было одно из самых выдающихся правительств России. За плечами у этих людей были очень разнообразные виды конкретной практической деятельности в земских учреждениях, в хозяйственной и академической жизни. Самое главное, это были люди, идейно мотивированные в значительно большей степени, чем царские минист­ры, которые следовали сложившейся бюрократической инерции. Временное правительство — первое правительство, которое составляли те, кто мечтал наконец заговорить с жителями России как с гражданами свободными и ответственными. Они стремились внести в российскую жизнь, в том числе церковную, принципы права и свободы.

 

— Церкви они предоставили свободу в решении своих внутренних дел?

— Конечно. Они полагали, что государство может наблюдать только за тем, чтобы в церковной деятельности не нарушалось существующее законодательство. Если же Церковь считала нужным созвать Собор, она должна была иметь право его созвать. И Временное правительство позволило разработать принципы созыва Собора, совершенно свободно созвать его и начать работу. Смотрите, после октября 1917 года создалась поразительная ситуация. В стране кровавый хаос, усиливается диктатура, и только Поместный собор на второй и третьей своих сессиях пытается сохранить принципы свободной дискуссии, свободного творчества.

 

— Была ли разница между религиозной политикой правительства князя Георгия Львова и Александра Керенского?

— Религиозная политика при Керенском оставалась весьма стабильной благодаря личности Антона Карташёва. Любопытный эпизод. Начало Собора совпало с выступлением генерала Лавра Корнилова. Выступление было согласовано с Временным правительством, но Керенский свою позицию изменил. Тогда все члены-кадеты решили выйти из кабинета министров, в том числе и Карташёв. К Керенскому отправилась депутация членов Собора с просьбой не принимать отставки Антона Владимировича, поскольку она резко затруднила бы отношения между Собором и государством. Керенский не принял его отставки, Карташёва убедили остаться. И он так до самого конца и оставался обер-прокурором, пока его в Петропавловку не отвезли во время Октябрьского переворота. Впоследствии, во время Поместного собора, он, находясь на нелегальном положении как активный контрреволюционер, приходил на заседания, а потом скрывался на конспиративных квартирах. Это был человек, который делом доказывал свою верность России.

 

— Что можно сказать о личной религиозности членов Временного правительства?

— Они были разными. Были люди глубокой веры, как Александр Гучков, и такие нарочитые агностики, как Павел Милюков. Для кого-то из них Православная Церковь была Телом Христовым. Для кого-то — очень значимым культурно-историческим институтом. Но все они выступали с позиций свободы и ответственности. Это были сложные, противоречивые русские интеллектуалы. Настоящее чудо, что они были у руля страны в 1917 году — именно благодаря им был созван Поместный собор.

 

АНТОН КАРТАШЁВ

(23 июля 1875, Кыштым, Пермская губерния, Российская империя — 10 сентября 1960, Ментона, Приморские Альпы, Франция) — российский государственный деятель, последний обер-прокурор Святейшего Правительствующего Синода (июль-август 1917); министр исповеданий Временного правительства (до октября 1917), богослов, историк Русской Православной Церкви, церковный и общественный деятель. В эмиграции (с 1919 года) — идеолог непримиримости по отношению к большевикам. Как последний обер-прокурор подготовил самоликвидацию института обер-прокуратуры и передачу полноты церковной власти Поместному собору 1917–1918 годов.

И ПОРАЖЕНЬЯ ОТ ПОБЕДЫ…

— Вы сказали, что архиепископ Сергий (Страгородский) был единственным из старых синодалов, кто перешел в Синод после Февраля. Не проявились ли в этом черты того, что потом назвали «сергианством»?

— Это традиция Православной Церкви: пытаться сосуществовать с любым государством. Но случай владыки Сергия особый. Это был один из самых успешных молодых архиереев. Вся его предшествующая 1917 году карьера заключалась в том, что он шел на компромиссы и в результате не только добивался того, что нужно было Церкви, но и успешно строил свою карьеру. Приведу один пример. Предсоборное присутствие разрабатывает проекты разного рода реформ, но Собор не созывается. Подавляющее большинство наших архиереев морально подавлены. Владыка Сергий же создает при Синоде комиссию по исправлению богослужебных книг и начинает их редактирование, начинает работу, которую предполагал бы впоследствии Собор. Он становится во главе учебного комитета и проводит реформу духовных школ. Он организует реформу приходского устава в 1914 году. Раз Собора нет, думал он, то будем действовать в рамках синодальной системы, исходя из всех обстоятельств той конъюнктуры, которая есть. Владыка считал, что может всё.

 

— Но наступил 1917 год…

— Он выдал архиепископу Сергию «черную метку». Широко известный как богослов, церковный политик и церковный администратор, владыка дважды проваливался на выборах епархиальных архиереев. Наступало время архиереев-пастырей, а пастырем он не был. Архиереи-пастыри, такие как митрополит Кирилл (Смирнов), проявили себя еще до революции. Они поняли: в условиях жесточайших гонений на Церковь идти по принципу компромисса любой ценой уже нель­зя, нельзя заключать союз с государством на любых условиях, с тем государством, которое ставит своей задачей уничтожение Церкви. Они провозгласили нечто прямо противоположное тому, чем жил владыка Сергий: Церковь должна быть самым свободным местом, самым свободным институтом, даже в несвободном государстве. Свобода и любовь — вот что звучит постоян­но в посланиях митрополита Кирилла (Смирнова), митрополита Агафангела (Преображенского), будущих наших святых. Архиепископ Сергий же был типичным представителем жесткой синодальной системы, который попытался сохранить, усилить, усугубить пресловутую вертикаль власти, без которой мы не можем никуда двинуться веками и от которой сами страдаем. В результате он оказался тем, кому поверил даже Сталин, почти полностью уничтоживший всю церковную иерархию. То, что владыка Сергий пытался, видимо, воспринять как победу, как триумф, было его окончательным поражением.

Источник aquaviva.ru


Другие публикации на портале:

Еще 9