Один из принципиальных мировоззренческих вопросов звучит просто: как устроен мир? Не так давно материалистическая наука в нашей стране утверждала, что в мире нет ничего, кроме материи, движущейся в пространстве и во времени. Само собой разумеющимся считалось, что и материя, и пространство, и время существуют объективно, то есть независимо от того, что о них думает человек, и вообще существует ли тот, кто способен думать. Но так ли всё просто?

1

Задумаемся о проблеме времени. Прошлое – это то, чего уже нет. Будущее – чего еще нет. А что же есть? Есть настоящее – это граница, миг между прошлым и будущим. Сколько длится этот миг? Нисколько. То есть настоящее – это граница нулевой толщины между тем, чего нет, и тем, чего нет.

Как писал в «Диалектике мифа» А.Ф. Лосев, «было бы просто глупо понимать время в разных религиях и мифологиях в стиле новоевропейского физического, т.е. однородного и бесконечного, пустого и темного времени. Можно поручиться, что не только в различных религиозно-мифологических системах, но и теперь никто никогда так не переживает времени. Если вы хотите говорить о подлинно реальном времени, то оно, конечно, всегда неоднородно, сжимаемо и расширяемо, совершенно относительно и условно. Кто же не переживал три секунды как целый год и год как три секунды?»[1] Интересны мысли о времени, высказанные Августином Блаженным в его «Исповеди»: «Ясно одно: будущего и прошлого нет, а потому неправильно говорить о существовании трех времен: прошедшего, настоящего и будущего. Правильнее было бы сказать, что есть настоящее прошедшего, просто настоящее и настоящее будущего. Эти три времени существуют в нашей душе, и нигде более: настоящее прошедшего — это память; просто настоящее — созерцание; настоящее будущего — ожидание. Если это так, то времени действительно три, хотя бы их и называли, как принято: прошедшее, настоящее и будущее»[2].

Непросто и с проблемой пространства. Пространство – объективно существующее вместилище объектов, которые имеют форму, размеры, положение по отношению друг к другу. Однако со времен античности существуют вопросы, не укладывающиеся в рамки обыденного миропонимания. Является ли пространство некой объективной реальностью, или это результат работы человеческого ума в попытке осознать окружающую его реальность?

Категории пространства и времени являются фундаментальными категориями, лежащими в основе современного научного миропонимания. Попытки человека осмыслить пространственно-временные отношения между объектами внешнего мира породили такую научную дисциплину, как механика. В свою очередь, простота и красота законов механики привела к рождению механистического подхода к миропониманию, согласно которому все явления окружающего мира мыслятся как различные формы движения материальных объектов в пространстве-времени. В той или иной мере механистический подход до сих пор остается определяющим при научном анализе физической реальности.

В полном соответствии с такими интуитивно-обыденными представлениями о пространстве и времени мыслил основатель научного метода познания И. Ньютон, разрабатывая теоретические начала механики (точнее, «Математические начала натуральной философии»). При этом он не только признавал объективность пространства и времени, но и считал возможным существование пустого пространства и «пустого» времени, которое течет само по себе даже при отсутствии каких-либо объектов. Именно Ньютону принадлежит определение категорий абсолютного времени и абсолютного пространства: «Абсолютное, истинное математическое время само по себе и по самой своей сущности, безо всякого отношения к чему-либо внешнему, протекает равномерно и иначе называется длительностью. <…> Абсолютное пространство по самой своей сущности, безотносительно к чему бы то ни было внешнему, остается всегда одинаковым и неподвижным»[3].

В начале XX века в связи с появлением теории относительности Эйнштейна наука вынуждена была отказаться от идей абсолютных пространства и времени. В настоящее время считается, во-первых, что пространство и время нельзя рассматривать, как некие обособленные явления. Они неразрывно связаны друг с другом, поэтому обе эти категории сводят к единой категории, получившей название пространственно-временного континуума, который не является чем-то абсолютным, автономным и независящим от присутствия в нем материальных тел. То есть существование пустого пространственно-временного континуума невозможно.

В определенном смысле был прав Р. Декарт – если из пространства мысленно удалить все физические тела, то пространство и время перестают существовать. Таким образом, если, согласно Ньютону, пространство и время – это некое вместилище объектов мира, то, согласно современным представлениям, пространство и время – это специфический способ выражения отношений между материальными объектами.

Но еще Платон в диалоге «Тимей» говорил, в частности, о пространстве как о продукте человеческого ума, являющемся «неким гибридом между мышлением и ощущением». Платон сравнивал видение пространства с видением во сне: «Мы видим его как бы в грезах и утверждаем, будто всякому бытию непременно должно быть место где-то, в каком-то месте и занимать какое-то пространство, а то, что не находится ни на земле, ни па небесах, будто бы и не существует»[4].

Чтобы понять мысль Платона, полезно вспомнить о фильме «Матрица». Если источником ощущений для человека является не внешний объективно существующий мир, а некий компьютерный симулятор, подающий сигналы непосредственно на рецепторы или даже непосредственно в мозг, создавая иллюзию воздействия реальных контактов с внешним миром, сможет ли человек распознать подмену?

Из трудов британского философа Дж. Локка следует, что из образов (идей), возникающих у нас при восприятии нами окружающего мира, некоторые сходны с внешними источниками, которые порождают в нас эти восприятия (например, протяженность, фигура, движение), а некоторые могут принципиально отличаться от тех внешних источников, не имея с ними ничего общего (например, запах, вкус, цвет и т.п.). Эту мысль до предельной идеализации довел английский философ Дж. Беркли. Протестуя против господствовавших в его время реалистических и материалистических идей (Беркли был епископом), он утверждал, что «только дух существует на самом деле, весь же материальный мир является одним обманом наших чувств; непроизвольность этого обмана коренится в первоначальных представлениях, возбуждённых душой всех душ – самим Богом»[5].

Находясь под влиянием идей Локка и Беркли, шотландский философ Д. Юм решил ответить на вопрос: каков же источник наших ощущений? Он приходит к выводу, что «мы закованы в черте нашего восприятия и никогда не узнаем, что за ней. Значит, вопрос о том, каков источник ощущения, – принципиально неразрешимый вопрос. Всё может быть, но мы никогда не сможем в это проверить. Никаких доказательств существования мира не существует. Нельзя ни доказать, ни опровергнуть»[6].

Развитие проблемы познаваемости мира имеет место в трудах немецкого философа И. Канта. Он писал: «Пространство вовсе не представляет свойства каких-либо вещей самих по себе, а также не представляет оно их в их отношении друг к другу, иными словами, оно не есть определение, которое принадлежало бы самим предметам и оставалось бы даже в том случае, если отвлечься от всех субъективных условий созерцания. <…> Стало быть, только с точки зрения человека можем мы говорить о пространстве, о протяженности и т. п. Если отвлечься от субъективного условия, единственно при котором мы можем получить внешнее созерцание, а именно поскольку мы способны подвергаться воздействию предметов, то представление о пространстве не означает ровно ничего». «Время есть не дискурсивное, или, как его называют, общее, понятие, а чистая форма чувственного созерцания. <…> Время есть не что иное, как форма внутреннего чувства, то есть созерцания нас самих и нашего внутреннего состояния»[7].

Следуя за идеями И. Канта, русский философ П.Д. Успенский полагал, что «Пространство и время не представляют собой свойств мира, а только свойства нашего познания мира при помощи органов чувств. <...> Пространство и время – это категории рассудка, то есть свойства, приписываемые нами внешнему миру. <...> Нам необходимо как-нибудь разделять вещи, и мы разделяем их по категориям пространства и времени»[8]. Успенский считал, что «пространство есть орудие ума». Действительно, если образ двухмерного пространства может формироваться уже на основе картины, которая проецируется на двухмерную поверхность сетчатки глаза, то образ трехмерного пространства формируется уже путем обработки мозговыми структурами углов аккомодации двух глаз, каждый из которых рассматривает удаленный предмет под своим углом зрения. То есть это уже продукт синтеза различных ощущений, продукт ума. Значит, ничто не запрещает человеку создать, к примеру, образ четвертого измерения, что позволит ему видеть внутренним взором трехмерные тела одновременно под разными углами зрения. Если же мы не обладаем такими способностями, то рассматривание многомерных объектов (если такие имеются) при их движении в многомерном пространстве-времени (если оно объективно существует), вероятно, приведет человека к мысли о том, что со временем форма этих объектов меняется по непонятным причинам, заставляя искать эти причины, порождая разные теории, например, теорию эволюции и т.п.

2

Рассуждения о многомерных пространствах стали возможными после революционных изменений, происшедших в физике на рубеже XIX и XX веков. Теория относительности, возможно, не смогла бы завоевать умы ученых, если бы одновременно с физикой революционные идеи не народились в математике, которая с помощью Лобачевского, Римана и, наконец, Минковского сформировала новую геометрию, соответствующую новой физике. Являясь геометрией на комплексной плоскости (точнее в пространстве комплексных чисел), она никак не соответствует тем образам пространства и времени, которые традиционно формирует человеческий ум, зато хорошо согласуется с экспериментами. Если четвертое измерение Эвклидова пространства еще как-то можно себе представить, то представить себе, как выглядит мир, в котором одна из осей координат является мнимой, практически нереально.

С этого момента физика окончательно вышла за пределы воспринимаемых нами ощущений в область каких-то чуть ли не потусторонних инвариантов, которые, собственно, и являются объективной реальностью, проецирующей на наши органы чувств платоновские «тени» внешнего мира. Хотя есть и другая точка зрения, согласно которой, увлекшись игрой в математические абстракции, мы все дальше уходим от реальной физики, по сути дела, в область «нового язычества», представленного своим «пантеоном» абстракций. В любом случае, по сей день не существует доказательства того, что разрабатываемые нами концепции пространства-времени соответствуют какой-то объективной реальности, а не являются плодами нашей фантазии, теперь уже научной.

Но ведь аксиоматика любой формально-логической системы знаний, каковой является и наука, во многом определяет строение всей системы. Если аксиоматика не соответствует объективной реальности, то и сама система оказывается порочной, несмотря на всю свою красоту и логичность. Некоторые ее выводы могут соответствовать реальности, но это не гарантирует, что мир устроен именно так, как следует из этой системы знаний. Дело в том, что любая формально-логическая система знаний оперирует моделями, построенными в категориях данной системы. Но, как следует из теории подобия и моделирования, в эксперименте могут подтверждаться принципиально разные модели, в том числе и модели, формализуемые в других системах знаний (понятий). И этих моделей может быть множество. Другими словами, если мы построили адекватную модель явления, которая позволяет нам успешно объяснять и предсказывать это явление, то это еще не означает, что данное явление реального мира устроено именно так, как устроена наша модель.

Любая модель рано или поздно обнаруживает свою ограниченность. И научная модель мироздания не является исключением. Подтверждением этому является неспособность материалистической науки принять наличие целесообразности, царящей не только в живых системах, но и в системах, традиционно относящихся к разряду неживых (например, можно вспомнить об антропном принципе строения Вселенной).

Целесообразность мироустройства противоречит одному из основополагающих принципов научного метода познания мира, сформировавшемуся в Европе в Новое время и имеющему для многих ученых-материалистов фактически религиозное значение – принципу детерминизма, утверждающему, что все явления взаимообуславливают друг друга, выступая по отношению друг к другу в роли причин и следствий; причина определяет следствие, прошлое определяют настоящее и будущее. Именно из принципа детерминизма как следствие вытекает принцип антителеологичности: все, что кажется целенаправленным, можно объяснить действием естественных «слепых» законов. Каким образом они возникли, почему они имеют силу законов – не объясняется. При этом все, что кажется целесообразным, запланированным, разумным, противоречит принципу детерминизма. У природы нет изначально запланированного сценария, значит, нет Творца. Поэтому любые намеки на присутствие в природе разумного начала противоречат основам науки. Все эти выводы логично следуют из механистической картины мира, в которой пространство и время являются объективно существующими явлениями.

Но живые организмы принципиально отличаются от физических систем именно тем, что в них нарушается принцип детерминизма. С одной стороны, ни один процесс, протекающий в живом организме, не противоречит законам физики. С другой – с очевидным для физиков влиянием прошлого на настоящее в биосистемах присутствует не менее очевидное влияние будущего на настоящее в форме планирования будущего, характерного для всего живого.

Возможно ли, оставаясь в рамках научного метода познания мира, построить такую модель, которая бы не отрицала наличие целесообразности и давала бы живым системам «право на существование», а не сводила бы феномен жизни (кстати, и разума) к какой-то случайности, затерянной в мертвых просторах Вселенной?

Оказывается, такая модель может быть построена на основе теории информации.

3

В основе теории информации лежит один из наиболее удивительных законов природы: принцип увеличения степени идеальности. Этот принцип часто называют «эффектом чеширского кота» – кот уже исчез, а улыбка его еще видна. Н.Ф. Реймерс формулирует его так: «гармоничность отношений между частями системы историко-эволюционно возрастает»[9]. Причем логика исходных процессов постепенно вырождается, достигая высоких степеней стилизации (абстрагирования), после чего эти процессы настолько видоизменяются, что предельно ясной становится их целевая направленность, абсолютно лишенная всякого причинно-следственного обоснования. Другими словами, происходит разрыв причинно-следственной цепи эволюционных событий, или «разрыв логики».

Обычно мы склонны считать, что только человек способен на волюнтаризм в своих поступках. Детерминисты уверены, что в природе все должно быть логически обосновано, подчинено причинно-следственной логике. Однако это не совсем так. Например, практически невозможно найти никакой логики в кодировке генетической информации всех биосистем Земли. Она так же нелогична, как, например, нелогична таблица кодировки символов в современных компьютерах.

Главное отличие информационных отношений от физических взаимодействий в том, что материя, посредством которой передается информация от одного субъекта (передатчика) к другому (приемнику), играет второстепенную роль. Главную роль здесь играет форма организации этой материи, которая теперь принимает статус сигнала. При этом взаимодействие передатчика и приемника определяется не количеством переносимой энергии, а смыслом, заложенным в передаваемой информационной конструкции.

Любая информационная конструкция состоит из взаимосвязанных элементов, называемых знаками. Образно говоря, знак – это явление, присутствующее одновременно в двух мирах: в материальном мире он присутствует как форма сигнала, в идеальном мире – в виде смысла, который он несет.

Смысл знака – это некоторая абстракция, идея, с которой он соотнесен. Каждый участник информационного обмена должен иметь дешифратор, который осуществляет преобразование идеи в знаковую форму, и наоборот. Если дешифраторы у передатчика и приемника абсолютно одинаковы, то идея, которую пытается донести передатчик до приемника, воспринимается приемником без искажений. Но дешифраторы могут несколько отличаться. И тогда смысловые оттенки у разных участников информационного обмена тоже будут отличаться. И приемник воспринимает не совсем то, что хотел донести до него передатчик.

Таким образом, можно сказать: с позиций теории информации под пространством (расстоянием, степенью удаления) можно понимать степень несоответствия дешифраторов информации у участников информационного обмена.

Поясним на обыденном примере. Предположим, что в одном доме, на одной лестничной площадке живут трое друзей, каждый из которых является специалистом в своей области знаний: математик, физик и биолог. Однажды математик сделал открытие, разработал новый математический аппарат. Он пытается рассказать об этом своим друзьям, но они его не понимают, так как они оперируют другими понятиями, язык математика для них кажется слишком абстрактным. Тогда математик публикует статью в научном журнале. Находятся единомышленники, зарождается новое направление. Оно развивается, созданный математический аппарат адаптируется под конкретные задачи. Однажды физик, прочитав в журнале статью, применяет адаптированный кем-то математический аппарат к своей задаче. Теперь он все понимает, но уже с трудом в новом аппарате можно узнать то, о чем когда-то был разговор. На все это может потребоваться t лет. Таким образом, можно сказать, что расстояние между менталитетами данного математика и данного физика в информационном пространстве составляет t информационных лет (по аналогии со световыми годами в физике) или r = C^.t, где C – некоторая константа, характеризующая скорость преобразования (движения) информации, переводящая расстояние из единиц измерения времени в единицы измерения пространства. Вероятно, несколько позднее отреагирует и биолог, совершив открытие под влиянием только что прочитанной статьи другого биолога, который больше тяготеет к математике и физике.

Понятно, что здесь описано специфическое информационное пространство, которое получило название платоновского пространства идей. Однако анализ информационных закономерностей показывает, что для описания интенсивности (силы) взаимодействия объектов в информационном пространстве характерен закон обратных квадратов, аналогично законам физики. В свою очередь, И. Кант напрямую связывал закон обратных квадратов с трехмерностью физического пространства, что говорит о том, что информационное пространство также трехмерно. Кроме того, анализ динамики информационных отношений приводит к формулам, аналогичным преобразованиям Лоренца, на которых строится теория относительности Эйнштейна. Причем, в отличие от физики, факт безграничности и замкнутости трехмерного информационного пространства не вызывает полного непонимания, как это происходит в теории Эйнштейна: мир идей безграничен, но измерим.

Кстати, время в информационном мире определяется последовательностью актов расшифровки информации, которые оказываются квантованными. При этом принципиальное непонимание, сопровождающее квантовую физику, также снимается, так как квантовые эффекты аналогичны тому, что сопровождает любой информационный обмен, в том числе обыденный разговор.

***

Возникает мысль: не является ли наше физическое пространство частным случаем платоновского пространства идей, но идей не человеческих, а идей, реализуемых в знаковых отношениях между элементарными частицами материи? Неужели мы признаем, что элементарные частицы подобно живым существам обмениваются информацией и в зависимости от этой информации корректируют свое отношение к миру, то есть свои волновые функции? И эти информационные отношения мы воспринимаем в форме физических взаимодействий и пространственно-временных отношений.

Согласитесь, что при таком подходе мир выглядит совершенно не так, как мы привыкли себе это представлять.

Конечно, это не более чем одна из возможных моделей. Но в этой модели нет аксиоматически заданного пространства и времени. Эти категории становятся определимыми. Правда, в данной модели совершенно непонятна природа материи, то есть природа тех объектов (элементарных частиц), которые обмениваются информацией. Но, вообще-то, она непонятна и с позиций обычной физики. Зато в «физику информационных отношений» логично вписываются и феномен жизни, и даже феномен разума. И главное, разум, который в теории Выготского напрямую связан с наличием словесной (точнее, символьной) речи (информационного обмена), в данной модели становится всеобъемлющей категорией, пронизывающей Вселенную, объясняя ее целесообразность.

И абсолютно понятной становится фраза из Библии: «В начале было Слово». То есть данная модель предполагает присутствие Бога и Его действия во Вселенной. И она позволяет объяснить намного больше и логичнее, чем преобладающее пока в сознании большинства ученых детерминистское представление о мире – случайно возникшем и почему-то все еще существующем хаосе, который почему-то должен еще подчиняться законам формальной логики…[10]