Предисловие . . . . 4
Глава 1
Из исследований философии В. С . Соловьева
Философия В. С . Соловьева в Польше . . . . 12
Разделение церквей и христианское единство . . . . 28
Красота, которая «спасает» . . . . 38
Возможно ли оправдать Добро? . . . . 51
Апокриф нашего времени . . . . 63
«Sub specie antichristi venturi…» . . . . 78
Глава 2
Глазами друг друга
Польская и русская философии глазами друг друга . . . . . 94
Кант на скамье подсудимых . . . . 113
Борьба за правду (Бердяев, Кант и другие) . . . . 121
Бог и человек («неблагочестивое размышление») . . . . 140
Назначение человека и драма творчества . . . . 156
Троичность и Другой . . . . 173
Глава 3
После «смерти Бога»
Бог умирает . . . . 186
«Смерть Бога» и новая Европа . . . . 193
Гегель и «смерть Бога» . . . . 203
«Куда пропал Бог?» . . . . 215
Бог nach Auschwitz . . . . 222
Глава 4
Разум и Другой
Ницше: против заката человека . . . . 226
«Поэтически проживает человек на этой земле» . . . . 237
От смерти, от трепета перед смертью…(Коген – Розенцвейг – Хайдеггер) . . . 243
Какой разум нам нужен сегодня? . . . . 253
Предисловие
Тексты, составляющие настоящую книгу, были написаны на протяжении последних более, чем десяти лет. Большинство из них уже вышли в свет, были опубликованы в разных научных журналах и сборниках научных трудов. Тексты, вошедшие в третью главу книги, — это переводы эссе из книги автора под названием «Po „śmierci Boga”. Eseje eschatologiczne» («После „смерти Бога”. Эсхатологические эссе»), изданной в Кракове в 2011 г. Для настоящей публикации все они заново переработаны и в какой-то степени модифицированы.
Книга состоит из четырех глав. В первой «Из исследований философии В. С. Соловьева» помещены статьи, которые возникли во время многолетних исследований мысли «отца» русской философии В. С. Соловьева. Во второй, «Глазами друг друга. Н. А. Бердяев и другие», представлены тексты, являющиеся результатом исследований русской религиозной мысли в конфронтации с философией Запада. Третью главу составили тексты, сосредоточенные на том «событии» в философии и культуре Запада, который именуется «смертью Бога». В четвертую главу включены тексты, в которых рассматривается вопрос о последствиях «смерти Бога» для, если так выразиться, conditio humana и conditio rationis.
Главу первую открывает статья «Философия В. С . С оловьева в Польше». В ней представлено польское восприятие философского наследия мыслителя, который трансцендентировал разные — не только политические и религиозные — границы. Тема рассматривается не только по отношению к взглядам Соловьева, но и на фоне трудного и сложного прошлого в отношениях между Польшей и Россией, взаимных идейных и психологических стереотипов и предубеждений.
Статья «Разделение церквей и христианское единство» представляет проблему экуменического диалога между Востоком и Западом на материале публицистической деятельности автора «Чтений о Богочеловечестве», которая в его творчестве играла не меньшую роль, чем его системная философия. Показана проблема экуменизма, теократии и христианского единства в аспекте сложной истории между восточным и западным христианством, споров богословских, догматических и т. д., одновременно отмечена оригинальность и независимость позиции русского философа в «великом споре» между Востоком и Западом.
В статье «Красота, которая „спасает”» был поставлен вопрос красоты и творчества и его соотношение с вопросом о спасении, а также призвании человека в философии Соловьева и русской религиозной философской мысли. Доказывается, что философию автора «Оправдания Добра» и русскую религиозную мысль объединяет та же, основанная на догмате Воплощения и неизвестная на Западе, «бого-человеческая» теургическая попытка оправдания человека через красоту и творчество.
В статье «Возможно ли оправдать Добро?» на основе творчества Соловьева излагается соотношение между проблемой Добра и гуманизма в конфронтации с вопросом о гуманизме сегодня, в эпоху ницшеанскохайдеггеровской деконструкции мышления «по ценностям» и упадка метафизического образа человека. Доказывается, что в эпоху «конца человека» мысль «русского Сократа», защищающего человека в перспективе Добра, следует тем же путем, что и путь Сократа, Платона и Христа.
В последних двух статьях, заканчивающих первую главу книги, т. е. «Апокриф нашего времени» и «Sub specie antichristi venturi…» «предпринимается попытка ответить на вопрос о зле в историософии и эсхатологии Соловьева, в отношении к ключевым проблемам его мысли и современности. Показывается, что с позиций системы автора «Оправдания Добра» в эпоху различных «эндизмов» (англ. the end — «конец») современного постмодернистского дискурса «конца великих нарративов», вопрос о «конце истории» может быть разрешен только в перспективе эсхатологии и пасхальной победы над «крайним злом» (В. С . Соловьев), т. е. смертью. Главу вторую открывает рассуждение «Польская философия и русская философия глазами друг друга», в которой сделана попытка компаративного анализа феноменов польской философии и русской философии. Они рассматриваются не в изоляции, как предмет автономных исследований, но та и другая философия рассматривается в их взаимном отражении, показано их взаимовосприятие. Используя феноменологический метод, мы представляем поднятую тему на широком историческом, культурном и идейном фоне. Указывая с одной стороны на психологические, цивилизационные, культурные и исторические барьеры и препятствия во взаимном восприятии одной и другой философии, мы одновременно подчеркиваем значение взаимного познания и диалога.
Как живой пример особенностей «русского» подхода к философским проблемам представлен очерк «Кант на скамье подсудимых», в котором излагается восприятие науки Канта в России, от ее первых оценок через рецепцию у таких мыслителей, как П. А. Флоренский и Ф. М. Достоевский, заканчивая литературными произведениями А. Белого и М. А. Булгакова.
В статье «Борьба за Правду» рассматривается проблема правды-истины в мысли Н. А. Бердяева. Вопрос излагается как в отношении к ключевым проблемам философии автора «Философии свободы», так и философским течениям современной Бердяеву эпохи, при этом главным образом неокантианства и феноменологии. В контексте современной «детрансцентализации» разума указывается на актуальность не только проведенной русским мыслителем критики трансцендентализма, но и бердяевского понимания истины и философии.
В статье «Бог и человек (“неблагочестивое размышление”)» поднимается проблема соотношения между Богом и человеком в философии автора «Смысла истории». Эта цель реализуется в контексте двух фундаментальных категорий его мысли, т. е. свободы и творчества. Вопрос обсуждается как на широком идейном фоне русской мысли, традиции православия, так и мысли и культуры Запада.
В рассуждении «Назначение человека и драма творчества» рассматривается один из центральных вопросов мысли Бердяева — проблема творчества. Поднимается тема соотношения творческого процесса и спасения. Автор пытается доказать, что ценность идеи Бердяева основывается на предположении, что творчество оправдывает человека, а обращение к творчеству является наиболее полной реализацией его предназначения. Человек спасен в той мере, насколько он способен создавать, творить.
В статье «Троичность и Другой» предпринимается анализ проблемы «троичности и Другого» в творчестве С. Н . Булгакова и других философов русского религиозного ренессанса. В качестве альтернативы идеалистического монизма и философии «тождества» немецкой философии указывается на кенотическую диалектику «троичности и Другого» русской религиозной мысли.
Проблематику третьей главы объединяет ключевое событие так называемой «смерти Бога». Присутствующее в названии этой главы обращение к ницшеанской фразе Gott ist tot отнюдь не вытекает из намерения дешевого использования заимствованной стилистической фигуры. Идея Бога и отношение к Абсолюту организовали с нуля личность и сознание Европы, определяя ход и смысл истории Запада. Это нашло непосредственное выражение в традиции философской и теологической мысли, начиная от первых христианских апологетов, философов и теологов средневековья, современных мыслителей, представителей современной теологии «смерти Бога», до представителей постмодернистской, «кочевнической» а-теологии. В этом контексте событие «исчезновения» Бога с идейного горизонта Европы остается проблемой, требующей понимания, а вместе с тем, как утверждают герои наших исследований, обязывает к выполняемой постоянно и вcе новой и новой многообразной его интерпретации. По нашему мнению, событие «смерти Бога» влияет на все уровни реальности. «Бог умер» в медицине, генетике, в социологии, в политике, и вместе с этим фактом закончился не только способ организации отношений между людьми, но и понимание самого человеческого бытия. Последствием истощения метафизической идеи Бога как принципа становления ценностей является нигилизм, антигуманизм и постгуманизм. Размышляя над причинами этого процесса, приходим к выводу, что формула Gott ist tot («Бог мертв») не означает атеизма, что опыт этот лишает нас прежде всего идолатрических и гуманистических иллюзий. Бог «умирает» только в человеке и через человека, достигая в ницшеанском der letzte Mensch конца нигилистического падения.
В очерке «Бог умирает», ставшем как бы введением к третьей главе книги, мы представляем вопрос о смерти Бога в отношении к смерти Бога Воплотившегося —Христа. Исходной точкой рассуждений является здесь травматический опыт из биографии Ф. М. Достоевского, т. е. встречи писателя с картиной Ханса Гольбейна Младшего «Мёртвый Христос в гробу» (1521), софиология смерти С. Н. Булгакова и поэзия П. Селана. Указывается на то, что Бог через факт Воплощения вошел в реальность человека, разделяя с ним его судьбу, особенно в тайне смерти. Богочеловечество устанавливает единственное и неизвестное в других религиях взаимоотношение Бога и человека. В тайне кенозиса, начатого Воплощением в свершившейся смерти Богочеловека на Кресте, человек так же нужен Богу, как Бог человеку.
В эссе «„Смерть Бога” и новая Европа» анализируется событие «смерти Бога» уже не столько в аспекте экзистенциальном, сколько общественном и политическом. Вопрос рассматривается в контексте сегодняшней духовной и религиозной ситуации в Польше и Европе. Философский анализ сумерек Абсолюта развивается в полемическом эссе «Гегель и „смерть Бога”», в котором подвергается обсуждению утверждение «берлинского мудреца», что в гомогеническом современном государстве и гражданском обществе история якобы достигла своего конца и наступил одновременный «конец человека» и «конец истории», а история вступила в этап «постистории».
Основной вопрос, поднятый в эссе «Куда скрылся Бог?», представляется на основе теории религии З. Фрейда и философских взглядов Ф. Ницше, а также таких диагностов современности, как М. Хайдеггер и Г. Ваттимо.
В заключающем главу очерке «Бог nach Auschwitz» поднимается проблема теодицеи «после Аушвица». В контексте современной иудейской теологии «после Аушвица» мы приходим к выводу, что событие «Аушвица» означает не только конец метафизических и рациональных теодицей: после опыта Холокоста Бог не остается уже ни Богом метафизики, ни традиционной теодицеи, но в жертвах концлагеря он сам стал жертвой без «истинного свидетеля» (Ж. Агамбен).
Последние, заключающие сборник статьи сосредоточены на ключевых проблемах европейской философии, особенно вопроса «Что такое человек?» после т. наз. «смерти Бога».
В статье «Ницше: против заката человека» представлено обсуждение места и статуса Ницше в современных дискуссиях о гуманизме. Интерпретируемый через призму трудов критиков XX века от М. Хайдеггера до Р. Сафранского, Ницше оказывается адвокатом гуманизма в его сильном и радикальном смысле, а не антигуманистом или постгуманистом, как предпочитают определять его многие философы.
В перспективе вопроса о назначении человека в эпоху его «умаления», в эссе «Поэтически проживает человек на этой земле» поднимается попытка определения идеи «поэтического проживания», высказанная в поэзии Ф. Г ельдерлина и ее философской интерпретации, сделанной главным образом Хайдеггером.
В очерке «От смерти, от трепета перед смертью…» поднята проблема наследия неокантианца Г. Когена в отношении к мысли его ученика философа диалога Ф. Розенцвейга. Вопрос рассматривается в контексте т. наз. «поворота к онтологии» 20 гг. прошлого столетия в Германии и диспута в Давосе между Э. К ассирером и М. Х айдеггером. Показывается, что решающее значение в понятии расхождения с неокантианством и духовное обращение на путь диалогики имел у Розенцвейга прежде всего его собственный, экзистенциальный опыт, в том числе Первой мировой войны и смертельной болезни.
Четвертую главу книги заключает размышление «Какой разум нам нужен сегодня?», в котором поднимается вопрос о статусе разума в современную эпоху кризиса рациональности. Обращая внимание на неразрывность проблемы разума и человека, мы поднимаем вопрос в контексте тоталитарной истории Европы новых времен, особенно прошлого столетия, рождения и падения пагубных антигуманитарных и квазирациональных мифологий. Доказывается, что европейский рационализм как разрушал предрассудочные мифологии, так и создавал свои собственные, часто бесчеловечные и преступные, обращаясь против собственных истоков. В заключение делается попытка поставить вопрос о разуме и рациональности для Будущего.
Кроме категории «смерти Бога», ключевой категорией, несмотря на то что она не была, как первая, изложена explicite, является в настоящей книге категория Другого. Проблема Другого, введенная в философский дискурс Гегелем, долго оставалась в рамках дискурса монистического и монологиcтического. Тоталитарный опыт современности, особенно прошлого столетия, заставил философов искать Другого не столько на путях спекулятивной диа-лектики, сколько личной, персональной диа-логики. В этой доминирующей диа-логической перспективе мы и пытались смотреть на проблемы, поднятые в этой книге. Нам кажется, что проблема Другого, хотя еще и недостаточно методологически и теоретически разработанная в русской философии, является в ее понимании ключевой, а русские философы, как религиозные, так и а-религиозные, или прямо атеистические (как, например, М. Бахтин), хотя сами не считали себя диалогиками, часто находились на тех же диалогических путях, что и западные философы диалога Ф. Розенцвейг, М. Бубер и другие. Как пишет С. Л. Франк, «в противоположность западному, русское мировоззрение содержит в себе ярко выраженную философию „МЫ” или „МЫ-философию”» («Сущность и ведущие мотивы русской философии»). По нашему мнению, «cущность» русской философии надо искать в ее диалогичности и открытии на Другого (на это, если мы не ошибаемся, указал Ж. Д еррида, будучи с докладами в России, и напомнил, что только в русском языке слово «друг» и «другой» имеет тот же этимологический корень).
Мы убеждены, что как русская, так и европейская философия находятся на пути к Другому. Другой — это тот, к которому невозможно отнестись предметно. Это та сторона человека и его разума, над которой невозможно окончательно восторжествовать или, говоря по-гегелевски, стать ей «Господином». Другим невозможно овладеть, с Другим можно только быть в общении и коммуникации. Другой это не Я, но Мы. Несмотря на то что до сих пор написано по этой проблематике, Другой остается постоянно нераскрытой стороной человека. Другой, как и сам человек, есть Путь, и он всегда перед нами. На Него мы и уповаем, на Него возлагаем наши надежды.
Позиция автора этой книги особенная. Он стоит как бы на перекрестке идейной традиции Запада и Востока, и надеется, что русскому читателю она может показаться интересной, хотя бы по той причине, что, как написано в настоящей книге, мы можем узнать самого себя, только взглянув на себя «глазами другого».
Ян Красицкий
РАЗУМ И ДРУГОЙ.
ОПЫТЫ ПО РУССКОЙ
И ЕВРОПЕЙСКОЙ МЫСЛИ
Директор издательства Р. В. Светлов
Заведующий редакцией В. Н. Подгорбунских
Корректор С. А. Авдеев
Верстка Т. О. Прокофьевой
Подписано в печать с готового оригинал-макета 5.05.15.
Формат 60 × 90 1/16. Бум. офсетная. гарнитура Minion Pro.
Печать офсетная. усл. печ. л. 15,34.
Тираж 250 экз. Заказ № 874
191023, санкт-Петербург, наб. р. Фонтанки, 15,
издательство Русской христианской гуманитарной академии.
тел.: (812) 310–79–29; факс: (812) 571–30–75;
e-mail: editor@rhgа.ru. URL: http://www.rhga.ru