ХIV-й век — особый период в истории Руси и Русской Церкви. По утверждению В.О.Ключевского, в начале 40-х годов этого столетия совершились три знаменательных события: «Из московского Богоявленского монастыря вызван был на церковно-административное поприще скрывавшийся там скромный 40-летний инок Алексий; тогда же один 20-летний искатель пустыни, будущий преподобный Сергий, в дремучем лесу поставил маленькую деревянную келлию с такой же церковью, а в Устюге у бедного соборного причетника родился сын, будущий просветитель Пермской земли св. Стефан... Эта присноблаженная троица ярким созвездием блещет в нашем ХIV- м веке, делая его зарей политического и нравственного возрождения Русской земли»[1].

Говоря о св. Стефане, великий русский историк видит, скорее, национальное и церковно-политическое значение его подвига, глубоко не вникая в его духовную суть - «Стефан пошел с христианской проповедью в Пермскую землю продолжать дело обрусения и просвещения заволжских инородцев»[2].

Однако совершить столь великое дело - ввести в ограду Церкви коми-зырянский народ и, христианизировав его, навсегда закрепить населенные ими территории за независимым русским государством - св. Стефан мог, лишь обладая колоссальной внутренней духовной силой, которая на языке Церкви именуется благодатью Св. Духа. Попросту говоря, выполнение такой грандиозной задачи могло оказаться под силу только святому, каким и был Стефан, епископ Пермский.

Святитель Стефан причислен к лику святых Русской Церкви в ХVI веке. Память этого святого совершается ежегодно 26 апреля /9 мая. Его жизнь и подвиг давно привлекает внимание исследователей - церковных и светских историков, филологов, искусствоведов, агиологов. Существует более десятка попыток составления жизнеописания св. Стефана на основе творения его агиографа Епифания Премудрого - «Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана, бывшего в Перми епископа»[3].

Тем не менее, феномен его святости по-прежнему до конца не раскрыт и не осмыслен. Необъятность и исключительность этой личности хорошо отметил Г.Федотов: «Стефан Пермский занимает совершенно особое место в сонме русских святых, стоя несколько особняком от широкой исторической традиции, но означая новые, быть может, не вполне раскрытые возможности в русском православии»[4].

В чем же уникальность пермского просветителя как святого, как избранного сосуда Благодати Божией? Прежде всего, в многогранности его духовного таланта, многоликости его святости.

Святая Церковь изначально причислила св. Стефана к лику святителей. Именно под этим определением он числится в святцах Русской Церкви как первый епископ Великопермский[5].

Святители - это разряд святых из епископского чина. Они почитаются Церковью как предстоятели отдельных церковных общин, которые своей святой жизнью и праведным пастырством осуществили промысел Божий о Церкви в ее движении к Царству Небесному. Святость святителей как предстоятелей Церкви при условии беспорочности жизни и праведной кончины есть, прежде всего, выражение святости самой Церкви как тела Христова. Будучи ходатаями пред Богом за свою паству при жизни, архиереи остаются таковыми и после кончины[6].

По летописным данным св. Стефан был поставлен в епископы зырянам в 1383 году, когда ему было всего 37 лет от роду[7]. Его святительство продолжалось 13 лет из 21 года его неутомимых трудов на Пермской земле.

Епифаний пишет, что поставление в архиереи св. Стефана оказалось неожиданным для него самого и его духовных чад. Придя на Москву к великому князю Димитрию Ивановичу и к митрополиту Пимену с намерением привезти для своей паствы в Пермь епископа, он вскоре епископом оказался сам. «Не добивался он владычества, не вертелся, не старался, не выскакивал, не подкупал, не давал посулы... Митрополит же с великим князем, рассудив, подумав, рассмотрев..., что добродетелен этот муж, что у него благое желание и доброе исповедание...поставили его епископом в Пермскую землю, которую он просветил своим крещением...»[8]

Несмотря на длительный период епископского служения святого, его святительская деятельность в житии представлена достаточно типично и даже скупо. Федотов Г. справедливо замечает, что житие Стефана, к сожалению, не следит за ростом церковной организации в новой епархии[9]. Приехав в свою епископию, он вернулся к своим прежним делам: дерзновенно проповедовал слово Божье, обращал и крестил язычников. «И грамоте пермской учил их, и книги писал им, и святые церкви ставил им и освящал, иконами украшал и книгами наполнял, и монастыри устраивал, и в чернецы постригал, и игуменов им назначал, священников-попов и диаконов сам поставлял, и анагностов - иподьяконов ставил»[10].

Автор жития отмечает нищелюбие пермского епископа. Стефан любил подавать милостыню, принимать и угощать странников и гостей. Неоднократно привозя из Вологды в Пермь ладьи с хлебом, он щедро раздавал его странникам и нуждающимся, не оставляя ничего для нужд своей кафедры[11]. Устраивая пермскую Церковь, свт. Стефан принимал меры для защиты своей паствы от нападения вогуличей, от новгородцев, совершавших набеги и боровшихся с Москвой за влияние на Севере, от вятчан, от местных разбойников, а так же от разбойнических действий московской администрации[12].

Среди духовных даров Епифаний замечает в Стефане дар разумения и истолкования Священного Писания. «Был же епископ Стефан искусным книжником. Этой добродетелью украшенный, делом и словом он мог противиться идолослужителям и возражавших ему обличать. Был он хорошим знатоком книг и все, что трудно и непонятно в Святом Писании, мог легко изъяснять и растолковывать. В изобилии этот дар он имел от Святого Духа...»[13] Концентрированное во времени и скупое по содержанию повествование о епископском служении объясняется тем, что Стефан не обычный епископ - церковный администратор, политик, ученый-богослов. Он святитель - миссионер, отдавший всю свою жизнь на обращение языческого народа. Он всей своей жизнью опроверг традиционное понимание православия как исключительно созерцательной веры, отрицающей миссионерское служение как второстепенное «внешнее дело»[14]. По этому фундаментальному направлению его деятельности как в пастырский, так и в епископский период служения, св. Стефан вполне заслуживает именоваться равноапостольным или апостолом Пермской земли.

Равноапостольными в Церкви почитают тех святых, которые потрудились в распространении Евангелия, святых не только и не всегда обративших к вере целые народы, но и «пересадивших» христианство на почву другой культуры или создавших условия для ее воцерковления[15].

Апостольство св. Стефана находит прямое выражение в деле просвещения христианским учением бесписьменного языческого зырянского народа, поэтому Церковь его именует «просветителем пермским». В лице св. Стефана Русь обратилась к соседнему зырянскому народу с проповедью на его языке и специально созданным для этого языка письмом.

Апостольский подвиг св. Стефана уникален. Он основан на чистом миссионерстве, на власти Слова Божия и несгибаемой вере его проповедника. По справедливому замечанию Г.Прохорова, «в отличие от равноапостольного князя Владимира, крестителя Руси, проповедник Стефан не мог использовать власть, чтобы побудить язычников креститься...и не мог откуда-то взять и дать народу готовую письменность, потому что пригодных для зырянского языка знаков вообще не существовало»[16].

Подвиг св. Стефана сравним лишь с делами проповедников у бесписьменных народов первых семи веков христианства и, конечно, создателей славянской письменности - равноапостольных солунских братьев свв. Кирилла и Мефодия. Необходимо отметить, что св. Стефан существенно уступает в масштабности результатов своей деятельности славянским просветителям, введших своими трудами в Церковь целую семью славянских народов. Однако у него на это есть веское оправдание, отмеченное Епифанием. «Кириллу Философу много помогал его брат Мефодий - то грамматику складывать, то азбуку составлять, то книги переводить. У Стефана же никто не оказался помощником, разве только один Господь...»[17].

Желание просветить зырян светом христовой веры возникло у Стефана еще в юности. На своей родине, в Великом Устюге, он постоянно соприкасался с жителями Перми - грубыми язычниками, торговавшими своими товарами на местном рынке. Возможно, что уже в юности он выучился языку пермских жителей[18]. Подвизаясь в Ростовском монастыре, Стефан развил свое знание пермского языка и изобрел около 1375 г. на основе местных рунических знаков (зарубок на дереве) 24 буквы зырянской азбуки для письма, после чего перевел со славянского важнейшие церковные книги. Этот выдающийся труд предпринят Стефаном с высокой целью - создания национальной зырянской Церкви. Он не пожелал соединить дело крещения язычников с их обрусением. Именно поэтому он идет к пермякам с зырянской азбукой, со своими переводами литургии и части Священного Писания. В этом отношении Стефан - создатель зырянской письменности - явление совершенно исключительное[19].

Житие св. Стефана во всем многообразии раскрывает миссионерскую деятельность апостола зырян. Получив «как подарок» благословение Коломенского епископа Герасима, Стефан, невзирая на опасность, один идет в пермскую страну. У него появляется круг ближайших учеников, принявших святое крещение. Вместе с ними он разрушает места идолопоклонства пермяков. «Опрокинул их алтари, а богов их разбил, и Божьей силой главную их кумирницу зажег»[20].

Показывая беспомощность рукотворных идолов, не способных и самих себя защитить, Стефан устраивает взамен кумирен места истинного христианского поклонения. Так в Усть-Выме появляется церковь Благовещения, а с умножением паствы вторая и третья в других селениях зырян[21].

Св.Стефан обладал выдающимся даром религиозного полемиста, умением опровергать и переубеждать своих оппонентов. В словесных дуэлях с местными волхвами, кудесниками, старцами зырян, стоявшими за свою архаическую веру и обычаи, он неизменно выходил победителем. «Стефан же, Божией благодатью, всех их, благодаря своему умению, переспоривал»[22]. Победы в словопрениях о вере способствовали росту его духовного авторитета среди пермяков и умножению его паствы. «Тогда захотели креститься некрещеные пермяне. И собрались к нему люди во множестве, народ, мужчины, женщины и дети»[23].

Христианизация населения Перми не оканчивалась его крещением. Она находила свое продолжение в религиозно-культурном просвещении народа, организованном св. Стефаном. Всех новокрещеных зырян он учил пермской грамоте, чтению богослужебных книг. Преуспевших заставлял самих писать пермские книги[24].

Вершиной миссионерского подвига св. Стефана является его полемика с волхвом Памом. Пам - языческий авторитет пермяков, красноречивый кудесник, чародей, последний оплот древней народной веры. Несмотря на наивность, доводы Пама в пользу многобожия импонировали еще слабым в вере пермякам, пробуждая в них чувство национальной гордости и ностальгию по прежней политической независимости. Свою апологию язычества Пам начинает с представления Стефана как посланца московской центральной власти. «Из Москвы может ли что быть хорошее для нас? Не оттуда ли у нас тягости, тяжелые дани, насилия, управители, чиновники, приставники?» Хорошо зная охотничий уклад жизни зырянского населения, Пам выстраивает примитивную, но весьма понятную зырянам аргументацию в защиту языческих богов. «У христиан один Бог, а у нас много богов, много помощников, много защитников». «У нас один человек или вдвоем многократно выходит на борьбу с медведем и, поборов, повалит его и шкуру его принесет. А у вас же на одного медведя выходят многие, числом и до ста, и до двухсот человек, ... да и то иногда возвращаются и без него, без успеха...». «Новости у нас вскоре становятся известны. Как что-нибудь произойдет в дальней стране..., тотчас же имеются у нас полные известия. А вы, христиане, нелегко узнаете их и в течение многих дней...»[25]

Стефан защищает христианство богословскими аргументами. Он многократно обращается к Священному Писанию, к Апостольским правилам и другим вероучительным источникам. Однако этой аргументации оказывается явно недостаточно для достижения успеха. Высокое богословие Стефана не вмещается в сознание необразованных пермяков. Спор может разрешить только испытание веры. Для доказательства истинности своей религии обе стороны - Пам и Стефан решаются пройти сквозь огонь и воду. Однако вскоре волхв отказывается идти вместе со Стефаном в зажженную избу и речную полынью. Главный язычник теряет свой авторитет, Стефан выходит из этого противостояния победителем. Посрамлением волхва Пама язычеству в Перми был нанесен решающий удар[26].

В житии св. Стефана Епифаний дает еще одну важную характеристику святости пермского епископа. Он неоднократно называет своего духовного друга «преподобным». Этим подчеркивается не только его принадлежность к иночеству, монашескому чину, что свойственно епископам Церкви[27]. Преподобными, то есть подобными Богу, пришедшими в состояние богоподобия, называют именно тех, кто реализовал в себе аскетический идеал христианства. Идеал преподобного тождествен общехристианскому идеалу святости[28].

Стефан - преподобный мало показан в житии. Его аскетизм находится на втором плане, уступая первенство миссионерскому подвигу. Эту особенность отметил Г.Федотов: «Епифаний не говорит о его монашеских подвигах - давая лишь понять, что он был истинным монахом - и не влагает в его уста обычных монашеских поучений»[29]. Тем не менее, житийный образ Стефана все же имеет достаточно определенную аскетическую черту. Повествование о периоде становления его личности - детстве и отроческом возрасте - говорит нам, что преподобный сознательно избегал детских шалостей и игр, которыми увлекались его сверстники, считал это пустой тратой времени. Его нравственный облик был безупречен - «Вырос он в девственности, в чистоте, в целомудрии»[30].

Аскетические устремления отрока естественным образом реализовались в монашестве. Будучи еще совсем молодым, он принял иноческий постриг в обители святого Григория Богослова в Ростове. Духовным руководителем юного инока-Стефана становится игумен монастыря старец Максим. Аскетическая жизнь Стефана была успешной, так что вызывала удивление местной братии и знавших его простых людей. Большую часть своего времени он проводил в храме: «Прежде всех ведь ходил он в церковь на молитву и после всех выходил». Епифаний отмечает его любовь к духовным поучениям монастырских проповедников.

Неотъемлемой частью монашеской аскезы, как восточной, так и западной традиции, является ручной труд, который отвлекает монаха от различных греховных помыслов и служит к изнурению тела. Традиционно, образованная братия в монастырях несла особые послушания, сопряженные с интеллектуальными занятиями. Как правило, монахи-грамотеи переводили, переписывали и переплетали книги, вели летописание. Стефан в этом отношении не был исключением. «Никогда не бывал он без дела, но всегда что-то трудолюбиво делал своими руками. И святые книги писал он искусно, красиво и быстро... своими руками написал и трудолюбиво переплел»[31].

Духовному преуспеянию Стефана способствовало наличие в монастыре старческого окормления новоначальных иноков. Житие дает нам понять, что монашество Стефана проходило под руководством опытных в аскетическом делании наставников. «И если видел он человека мудрого и книжного, или старца разумного и духовного, то задавал ему вопросы, беседовал с ним, у него поселялся, и ночевал, и утреневал, расспрашивая о том, что желал скорее понять...»[32]

Монашество св. Стефана имеет прямую связь с его образованностью. Выбор монастыря для пострижения был оправдан наличием в Григорьевом затворе богатой библиотеки, «множества книг». В келье монастыря св. Стефан становится средневековым полиглотом. Он в совершенстве самостоятельно овладевает двумя языками. «И умел он говорить на трех языках, также и три грамоты знал: русскую, греческую и пермскую»[33]. Его увлечение греческим языком не случайно. Только греческая образованность могла позволить русскому иноку Стефану приобщиться к малоизвестному на Руси византийскому богословию и аскетическому наследию восточных отцов Церкви. Став христианским эллинистом, Стефан обрел живую духовно-опытную связь с подвижниками Египта, Афона, Синая и других центров христианской аскезы православного Востока.

Выйдя на свою проповедь язычникам-зырянам, св. Стефан не изменил своим аскетическим идеалам. Общение со множеством народа сменяло уединение в скромном жилище, где нередко его находили люди. Ручной труд переводчика и переписчика, соединенный с изнуряющим плоть ночным бдением, был по-прежнему одним из главных занятий монаха-миссионера. «Это было его постоянным делом, в этом часто и ночи без сна проводил, в обычных для него бдениях. Днем же по большей части он бывал занят, то что-то делая своими руками, то организуя и устраивая необходимое для церкви или потребное себе и своим людям»[34].

Типология святости Стефана Пермского может быть расширена еще одной важной характеристикой. Церковь должна чтить пермского просветителя как мученика. Мученики - древнейший разряд святых. В буквальном смысле мученичество определяется как свидетельство об истинности христианства страданиями за веру. Подвиг мученичества является центральным духовным явлением в христианстве и наиболее полным и всеобъемлющим выражением истинности евангельского благовестия[35].

Инициатива причислить Стефана к мученикам, страдальцам за Христа принадлежит самому агиографу - Епифанию Премудрому, о чем он прямо говорит в заключительной части жития - «Плач с похвалой пишущего инока». «Как еще тебя назову? - восклицает Епифаний. - Страстотерпцем ли, или мучеником, ибо как мученик добровольно предал ты себя в руки свирепейших людей на муку... и осмелился пойти на страдания, на их претерпение и на мучение?»

Автор жития убеждает нас в том, что мученичество Стефана носит особенный характер. Оно бескровное, мысленное, отраженное в непрестанной готовности принять смерть за веру и даже сознательном поиске мученической кончины. «Хоть и не пролилась кровь твоя мученически во вне, но по своему выбору ты был мученик. Хоть и не преставился ты мученической смертью, к которой готовился, многократно ведь встречали тебя многие мученические смерти. Но от всех их избавил тебя Господь Бог. Хоть и не погрузилось копье в ребра твои, хоть и не отсек меч твоей головы, но, однако, по своему желанию и своим собственным изволением ты был мучеником»[36].

Давнее желание принять мученическую кончину символически и событийно прослеживается в жизни пермского просветителя. Не случайно в постриге он был наречен именем первомученика архидиакона Стефана, ставшего навсегда его небесным покровителем. Уход из обустроенного интеллектуального монастыря в дикую враждебную страну, населенную язычниками, также может быть объясним поиском экстремального способа подвижничества, сопряженного с большим риском для жизни. Выбор Стефана ужасал его современников. Преподобный старец епископ Коломенский Герасим был «сильно поражен» таким дерзновением[37].

Ожидания св. Стефана оправдались. Вся жизнь проповедника в Перми была наполнена встречами с опасностью и подстерегавшей его смертью. «Стефан много зла вытерпел от неверных, некрещеных пермян: обиды, ропот, понукания, хулы, уничижения, пакости, иногда угрозы. Смертью грозили они ему, а порой намеревались его убить»[38]. Язычники выходили на Стефана, как на медведя, охотничьими группами, с дрекольем и дубинами, с луками и стрелами, неоднократно подстерегали и окружали его, целясь в упор. Однажды его собирались сжечь, обложив соломой и запалив огнем[39]. Последнее нападение на Стефана, описанное в житии, было сделано после разрушения им главной идольской кумирни. Вооруженные секирами и топорами язычники в гневе намеревались разрубить св. Стефана на части. Однако эти попытки были безуспешными.

Епифаний находит объяснение многократных спасений Стефана в его сильной молитве, умении в критических обстоятельствах придаваться воле Божией и особом благодатном Божественном заступлении. Помимо этого, житие дает возможность выяснения естественных причин избавления от смерти проповедника. Язычники признавались, что не могут осуществить свой замысел потому, что Стефан «...имеет плохой обычай - не начинать бой. Только этого мы всегда и ждем от него, а он этого не делает, но предпочитает ожидать, чтобы мы начали бой. Потому мы не скоро его победим»[40]. Вероятно, в житии речь идет об охотничьей психологии пермяков, имевших особые правила ритуального убийства хищных тотемных животных, прежде всего медведя. Охотники в обязательном порядке предоставляли уважаемому ими зверю возможность первым броситься на врага, после чего, многократно ранив, убивали. Смелость Стефана, способность без особых последствий для себя разрушать идольские капища, вызывало у язычников чувство религиозного страха перед его личностью. Житие указывает, что Стефана язычники принимали как могущественного волхва, кудесника, возможно, одного из богов, олицетворяющих силы зла.

Наконец, мученический настрой Стефана хорошо различим в уже известном нам сюжете жития - прении о вере с волхвом Памом. Стефан с радостью принимает предложение волхва испытать веру, войти вместе с ним в горящую избу. Он давно готов к мученичеству за Христа. Именно давний настрой добровольно принять мучение и смерть в конечном итоге помогает Стефану одержать победу над Памом, который к такой жертве ради идолов оказывается не готов. Бессильный проникнуть в тайну мужественного и бесстрашного поведения христианского миссионера Пам приписывает Стефану способность волховать, «заговаривать огонь и воду»[41]. Характерно, что центральный момент жития, обозначенный агиографом как перелом в борьбе христианства с язычеством на пермской земле и вершина миссионерских трудов Стефана, имеет ярко выраженный мученический контекст. Следовательно, бескровное мученичество Стефана заложено в основание пермской Церкви, оно является важнейшим мотивом его апостольского служения и залогом успеха миссионерских трудов.

Таким образом, типология святости Стефана Пермского может быть определена множественным спектром ликов: святитель, равноапостольный, преподобный, мученик. Проявления присущих каждому лику особых духовных дарований гармонично сочетаются в его личности с явным преобладанием апостольской харизмы.