Рациональность и тайна во Вселенной: необходимость диалога между наукой и религией
В докладе, представленном на XI Европейской конференции по науке и религии, состоявшейся 5 апреля 2006 года в городе Яссы, Румыния, Святейший Патриарх Румынский Даниил размышляет о подходах к диалогу между наукой и религий в контексте святоотеческого учения и мысли выдающегося румынского богослова прот. Думитру Станилоэ.
Статья

Книга «Наука и поиск смысла» (Science and the Search for Meaning, Staune, 2006) свидетельствует о значительных изменениях, которые произошли за последние десятилетия в научном познании Вселенной. Она также указывает на новые возможности диалога между наукой и религией, призванного достичь более тщательного и глубокого понимания смысла Вселенной и места человека в ней.

Авторы этой книги являются выдающимися учеными и нобелевскими лауреатами. Они настаивают и глубоко убеждены в том, что наука и религия не должны рассматриваться как диаметрально противоположные методы познания, несмотря на то, что они используют два совершенно различных подхода ко Вселенной. Если традиционный научный подход отвечает на вопрос «Как возникла Вселенная и как она организована?», то религия ищет ответа на вопрос «Почему?» или «Какова ее цель?», и сегодня необходима корреляция этих вопросов. Эта корреляция вполне возможна, поскольку сами ученые признают пределы научного познания Вселенной и не отвергают возможности сосуществования физической Вселенной наряду с духовной, и даже некоторого симбиоза между ними. В научном исследовании «Нечто выходит за рамки нашего познания, нечто за порядок начал. Будь то исследование языка (Витгенштейн), логики (Гедель), структуры материи (Гейзенберг), или необратимой эволюции (Пригожин) — но очевидно, что конечные выводы достигли некоторой неполноты, горизонта неразрешимости и невозможности ограничения истины лишь тем, о чем можно сказать, что оно является формально демонстрируемым или непосредственно измеримым» (Маргин, 2006, 142).

Ученые признают сегодня, что «существуют вещи, которых мы никогда не узнаем: точная координата и импульс субатомной частицы в некоторый момент времени; будущие состояния хаотической системы, учитывая, что ее настоящее состояние никогда не может быть измерено с достаточной точностью; или состояние Вселенной вне нашего "светового конуса" или до Большого взрыва... Действительно, тот факт, что наука уже достаточно развита, чтобы продемонстрировать свои собственные ограничения, является хорошим напоминанием о том, каковы действительные средства познания. Тем не менее, наука — это все же серьезное средство человеческого познания, хотя и не является всесильной. Наука, как мы теперь знаем, может рассказать только часть истории. Но она не может рассказать всей истории» (Клейтон 2006, VIII).

В предисловии к вышеупомянутой книге акцентировалось, что поиск смысла существования является существенным для человека: «Если бы поиск смысла не был основой человеческого существования, человечество должно было бы отвергнуть его... Следовательно, если поиск смысла лежит в основе самого нашего бытия, это подразумевает, что он не может быть сведен к некоторому объяснению низшего уровня, так как сведение к низшему уровню означает отказ от объяснения. Мир материализма, случая и редукции к физикалистскому объяснению никогда не сможет ответить на вопрос о смысле, поскольку ему недостает ресурсов даже для формулирования этого вопроса» (Клейтон, 2006, XIII-XIV).

Необходимость и возможность живого синтеза, который должен объединить научное исследование и богословский поиск, выражены в качестве цели или долгосрочной программы в заключении эссе Ф. Клейтона: «Но мы согласны, что наука не упраздняет поиск смысла человеком. Мы согласны с величайшей важностью переоценки связи между наукой, с одной стороны, и глубокими онтологическими и аксиологическими вопросами, с другой. Поиск человеком смысла не может происходить в изоляции от современной науки, даже если наука одна никогда не достигнет ответа» (Клейтон 2006, XVI).

Скромность или открытость современной науки духовному измерению бытия требует, чтобы религия развивала богословие творения, как на основе откровения, так и на основании современного знания о мире, принимая в рассмотрение новые методы наблюдений огромной и сложной Вселенной. Эти новые методы наблюдения позволяют изобразить нашу галактику в любом диапазоне волн, обнаружить энергетические явления, к примеру, взрывы сверхновых, а также описать миллиарды удаленных галактик посредством техники глубокого сканирования, как показано Бруно Гуйдерони, директором Астрономической обсерватории Лиона, специалистом по формированию галактик и директором института фундаментальных исследований ислама (2006).

Вера благочестивого ученого укрепляется, когда он или она изучает Вселенную: «Когда я исследую упорядоченность, постижимость и красоту Вселенной, я прихожу к убеждению, что всё, что мы видим, было задумано Высшим Разумом. Моя научная оценка согласованности и восхитительной простоты физики усиливает мою веру в Бога», пишет У.Д. Филипс, профессор физики университета Мэриленда, методист по вероисповеданию (2006, 197).

В заключение отметим, что внимательное познание творения человеком может прославить Бога Творца и стимулировать человека к более тесному общению с Ним. Поэтому диалог между богословием и наукой требует, чтобы современное богословие никогда не отделяло откровения от творения, а Божественного разума, скрытого в творениях — от того, что выражено в Писаниях, а также тайны присутствия Творца в творении от тайны Спасителя мира, который приготовил для нас новое небо и новую землю, описанные в книге Откровения (Откр. 21). Не следует и отделять рациональность (постижимость) Вселенной, предполагающую научное понимание, от ее тайны, которая вдохновляет на духовное общение с Богом Творцом, Спасителем и Освятителем Вселенной, то есть со Святой Троицей.

Наука подтверждает сегодня, что наша солнечная система имеет начало и с неизбежностью будет иметь конец; что сегодняшняя форма существования неба и земли закончится, о чем также говорит и Божественное откровение. Хотя книга Откровения говорит нам больше, она предсказывает то, что казалось непредсказуемым: а именно, что за коллапсом Вселенной последует преображение, изменение к высшему уровню существования, в котором материя станет внутренней частью духа, также как сегодня дух является внутренней частью материи. Таким образом, сакраментальное призвание Вселенной полностью подтверждено: она была сотворена, чтобы быть символом общения и средой общения между Творцом и творением, между Богом и миром (Откр. 21.23).

Замечательные усилия в понимании этого были предприняты о.Думитру Станилоэ, который на основе Священного Писания и богословия отцов Церкви, особенно святого Максима Исповедника, и посредством принятия в рассмотрение современной науки и философии разработал глубокий и систематический богословский синтез, который интегрирует космологию в православно-христианское учение об откровении и познании Бога, в христологию, экклезиологию и эсхатологию. В своем труде он постоянно утверждает различие и единство между трансцендентным Творцом и имманентным творением, между бытием и личностью, между нетварными божественными энергиями и тварными энергиями Вселенной (благодатью и природой), между рациональностью мира и его тайной, между вневременностью и временем, между бесконечным и конечным, между внепространственным и пространственным, между славой и смирением, между свободой и общением. Его работы, в особенности его «Догматика», начали переводиться на немецкий, английский, французский и греческий языки, и представляют собой твердое основание для всестороннего диалога между богословием и наукой. Мы представим здесь несколько примеров из его труда:

«Православная Церковь не проводит различия между естественным и сверхъестественным откровением. Естественное откровение познается и понимается полностью в свете сверхъестественного откровения, или, как еще мы можем сказать, естественное откровение дано и утверждается Богом непрерывно через Его собственное Божественное действие, которое превыше природы. Вот почему св. Максим Исповедник не проводит существенного различия между естественным откровением и сверхъестественным или библейским. Согласно ему, последнее является только воплощением первого в исторических личностях и действиях...<!--[if !supportFootnotes]-->[1]<!--[endif]-->

Говоря более конкретно и в согласии с нашей верой, содержанием естественного откровения является космос и человек, которому дарованы разум, сознание и свобода. Но человек не только объект, который может быть познан в рамках этого откровения; он также и субъект познания откровения. И человек, и космос являются в одинаковой степени плодами творческого действия Бога, который превыше природы, и оба приводятся в существование Богом через акт сохранения, который также имеет сверхъестественный характер. Актам сохранения и приведения мира к его собственной цели соответствует в космосе и в человеке сила и тенденция самосохранения и способность развития. С этой точки зрения человек и космос могут сами рассматриваться как виды естественного откровения.

Но человек и космос конституируют естественное откровение также с точки зрения познания. Космос организован способом, который соответствует нашей способности познания. Космос и человеческая природа как внутренне связанная с космосом запечатлены рациональностью, в то время как человек (творение Божие) к тому же наделен разумом, способным к познанию рациональности космоса и своей собственной природы» (Staniloae 1998,1-2).

Однако сверхъестественное откровение находит свое исполнение в воплощении Сына и Слова Божия в истории:

«Христос представляет собой вершину сверхъестественного Откровения и полное подтверждение и прояснение смысла нашего существования посредством осуществления этого существования в Себе Самом; Он — Тот, в Ком достигнуто наше предельное единство с Богом, и таким образом, достигнуто наше совершенство. И одновременно может быть видно, что тот Абсолют, которым мы вдохновляемся, не имеет безличного характера, но сам является Личностью. Более того, поскольку мы сами входим в предельное общение с Абсолютом как с Личностью, мы также причастны абсолютному... Слово Божие, Которое приуготавливает нас к принятию Его через откровение Ветхого Завета, затем воплощается, воскресает из мертвых и привлекает нас к воскресению и к вечному единству с Ним; Оно открывает себя как полноту смысла нашего существования, которая сама наполнена силой освящать и привлекать. Наше воскресение во Христе есть, таким образом, цель откровения и мира. Святой Дух приводит нас к тому, чтобы увидеть силу этого смысла нашего существования и дает нам также способность совершенствоваться и быть запечатленными им. Св. Афанасий Великий сказал, что Слово Божие восприняло тело для того, чтобы мы могли принять Святого Духа, и что Бог стал носителем нашего тела для того, чтобы человек стал носителем Духа<!--[if !supportFootnotes]-->[2]<!--[endif]-->» (Staniloae, 1998, 28-29).

Интересно и представление свойств Бога, его нетварных действий и причастности им творения. Более точно, Станилоэ говорит об апофатическом характере Бога как личной сверхэкзистенциальной реальности, о бесконечности Бога и причастности ей конечных творений, о простоте Бога и причастности ей сложных творений, о вечности Бога и причастности ей временных творений, о сверхпространственности Бога и причастности ей пространственных творений, о всеведении и мудрости Бога и причастности им творений, о святости Бога и нашей причастности ей, о благости и любви Бога и нашей причастности им (Staniloae 1998,124-243).

Станилоэ замечает, что все существование отмечено не только рациональностью, но и тайной, поскольку Бог, Творец всего — это Личность, а личность является неистощимым откровением и неистощимой тайной:

«Сотворенная Богом высшая тайна — мир, отмеченный тайной в своей структуре и в своем существовании. Все существование есть тайна. Космос есть тайна; мир вокруг нас есть тайна; личность есть тайна и наши ближние являются тайной. Хотя я понимаю многое из этого, ни одна из этих реальностей не была произведена мной, я не могу расположить какую-либо из них так, как я избрал. В значительной степени, несмотря на тот факт, что они удовлетворяют моим нуждам, они не полностью мне подходят. Я нахожу столь много неадекватностей и несовершенств в этих реальностях. Люди чудесны, но, кроме большой радости, они также приносят и бесчисленные проблемы друг другу. То же может быть сказано и в отношении космоса. Более того, связанное с человеческим существованием несовершенство являет болезнь и смерть, которые указывают на его трагичность.

Существование отдельных людей и всего, что окружает нас, есть тайна, но она не противостоит нам как абсолютное существование. Она не является, таким образом, самовыводимой, самосущей, и не может быть предельной реальностью» (Limouris 1986, 50).

«Результатом общения человека с Богом Творцом и Спасителем является освящение человека и творения. Предельное единство нетварного и тварного достигается во Христе, поскольку в Нем Творец также становится творением, будучи Богом и человеком. Причастность людей этому предельному и вечному единству между Творцом и творением имеет место и теперь, во времени, в Церкви — в Таинствах, как в предвкушении залога вечного и полного общения творения с Творцом. Таким образом, Церковь и есть восстановленное творение, и стоит она на пути к восстановлению и исполнению. Если каждая тайна есть единство противоположностей, то Церковь есть Предельная Тайна, поскольку ее формирует высшее единство Бога с каждой тварной вещью» (Staniloae 2003, Vol. 3,13).

То, что начал Станилоэ, должно быть продолжено, особенно здесь, в Румынии. Например, антиномичная (двойственная) природа тварного света может иметь богословский смысл. Таким образом, тот факт, что свет имеет нулевую массу покоя, но в движении становится чем-то чувствительным и наблюдаемым, а масса его перестает быть равна 0, показывает, что тварный свет есть первоначальное доказательство перехода от небытия к бытию (ex nihilo) тварного мира. На румынском языке слово lume (мир) происходит от латинского слова lumen — свет, возможно также потому, что свет представляет более интенсивным образом отношение между творением и Творцом, особенно в богослужении. Свет как видимая тварная энергия есть символ нетварных и невидимых энергий или светов, которые являются творческими, так как они имеют начало в Боге Творце. Антиномичное (двойственное) проявление тварного света, будь то корпускула или волна — это изменение и покой тварного мира в нетварном свете (славе) Творца, то есть в вечном общении со Святой Троицей.

Диалог между наукой и богословием требует и сохранения различий, и взаимного познания — а для этого следует постоянно культивировать интеллектуальную честность и избегать излишних синкретических согласований. Если рациональное (разумное) во Вселенной воспринимается как основа для экзистенциального отношения между разумным видимым и невидимым бытием, а тайна — как возможность новизны, а не как недостаток познания, то свет диалога будет познаваться как радость!

 

Библиография

  • Clayton, P. Foreword. Staune, 2006, VII-XVII.
  • Guideroni B. Modern Cosmology and the Quest for Meaning: A dialogue on the road to knowledge. Staune, 2006.
  • Lemeni A. Sensul eshatologic al creatiei (The Eschatological Meaning of the Creation). Bucharest, ASAB, 2004.
  • Limouris G. (ed.) Church, Kingdom, World. The Church as Mystery and Prophetic Sign. Geneva, World Council of Churches, 1986.
  • Margin T. Moral philosophy: A Space for Dialogue between Science and Theology. Staune, 2006.
  • Phillips, William D. Ordinary Faith, Ordinary Science. Staune, 2006.
  • Staniloae D. Orthodox Dogmatic Theology. The Experience of God. Brookline, MA, Holy Cross Orthodox Press, 1998.
  • Staniloae D. Teologia Dogmatica Ortodoxa (The Orthodox Dogmatic Theology), Vol. 3. Bucharest, Biblical and Mission Institute, 2003.
  • Staune J. (ed.) Science and the Search for Meaning: Perspectives from International Scientists (Philadelphia, PA: Templeton Foundation Press) (originally published as Science et quite de sens. Paris, Presses de la Renaissance, 2005.

 


  <!--[if !supportEndnotes]--><!--[if !supportFootnotes]-->[1]<!--[endif]--> Cf. The Ambigua, in J.P. Migne (ed.), Patrologiae cursus completus, series graeca, 91, 1128D-1133A, 1160B-D.

<!--[if !supportFootnotes]-->[2]<!--[endif]--> Cf. 'The Incarnation of the Word' 8, ibid., 26, 996C.

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9