1917 год явился переломным моментом в истории России. Для Русской Православной Церкви это время начала смут и гонений. Советское правительство, вмешиваясь в дела Церкви, собиралось либо уничтожить её, либо преобразовать. Появление обновленчества и расколов, с одной стороны, и репрессий на православный народ, с другой стороны, привело к плачевным последствиям. Реализация политики большевистской партии вылилась также и в массовое истребление казаков. Советская власть сумела вовлечь в борьбу коренных крестьян и иногородних, придав тем самым ей особенно ожесточенный, взаимоистребительный характер.
В этой статье мы хотим показать, как осуществлялась репрессивная политика советской власти против Церкви и казачества в 30-е годы и к каким последствиям зачастую это приводило. Один из документов из архива УФСБ по Волгоградской области прекрасно свидетельствует о сложившейся тогда ситуации.
Проводимая в СССР в период 1928-1935 гг. государственная политика, нацеленная на объединение единоличных крестьянских хозяйств в единообразные коллективные хозяйства (колхозы), должна была привести к исчезновению богатых крестьян, которые служили помехой для большевиков.
Религиозная ситуация в стране во второй половине 20-30-х гг., также изменяется с началом претворения в жизнь грандиозных социально-экономических экспериментов по перестройке народного хозяйства. В результате этого в то время особую остроту приобрел лозунг «борьба с религией — борьба за социализм». По замыслу правительства, социалистическое строительство в городе и деревне должно было привести к отказу от религии.[1]
В январе 1930 г. план сплошной коллективизации подвергся уточнениям. Всё крестьянство предполагалось сделать колхозным в течение одного-двух лет, кулаков выселять в слабообжитые районы, а их имущество конфисковать. Для претворения в жизнь плана «ликвидации кулачества как класса» были выдвинуты части ОГПУ, Красной Армии и специально посланные отряды рабочих. Высылке с конфискацией имущества подверглись не только кулаки, но и те середняки и бедняки, которые открыто не одобряли действия властей на селе. Во многих районах страны вспыхнули восстания.
В это же время периодическая печать Нижне-Волжского края возлагала вину за выход крестьян из колхозов зимой-весной 1930 г. на православных священнослужителей, которые якобы выступали с церковного амвона с проклятием колхозов, настраивая прихожан против колхозного строительства.[2]
Органы ОГПУ проводили обыски и аресты. Причем аресты священнослужителей и верующих, не согласных с церковным курсом советской власти, становятся обычной практикой в отношении к религиозным организациям. Арестованных обвиняли в антисоветской и антиколхозной пропаганде, терроризме и шпионаже в пользу капиталистических держав.[3]
В 1930 г. в хуторе Остроухове Кумылженского района Нижне-Волжского края развалился колхоз. Главная причина — массовый выход крестьян. Крестьяне были недовольны создавшейся в деревне обстановкой. Мероприятия, проводимые советской властью, выполнялись только под нажимом.[4]
Местные власти моментально отреагировали на развал колхоза. Сотрудники ОГПУ арестовали местного священника Григория Денисова и близких к нему людей: Парсанова А.П., Альшанова Д.Г., Полякова И.Ф., Манацкова К.И., Беспалова П.М., Сидорова Р.С. и ещё несколько человек, которые потом были отпущены.[5] В архиве УФСБ сохранились материалы, дающие возможность восстановить биографические данные репрессированных и проанализировать их.
Денисов Григорий Кондратьевич родился в 1873 г. в станице Старо-Григорьевской 2-го Донского Округа в семье казака. Получил образование. Женился на Анне. Детей у них не было. В последние годы был священником в хуторе Остроухове.
3 сентября 1930 г. отца Григория арестовало ОГПУ. Его обвинили в том, что он был организатором контрреволюционного заговора, проводил тайные собрания, вел агитацию против существующей власти и мешал хлебоуборочной компании.[6]
Парсанов Афанасий Прокопьевич родился в 1893 г. в хуторе Остроухове в семье казака. Окончил приходскую школу. Известно, что сестру его звали Татьяна, а жену Евдокия. В 1914 г. у него родилась дочь Пелагия. Работал хлеборобом. После революции с 1918 по 1919 г. служил рядовым в белой армии. Вернувшись с войны, стал председателем церковного совета.
4 сентября 1930 г. Афанасия арестовали. Его обвинили в том, что он был организатором банды в хуторе Остроухове, устраивал тайные собрания членов этой банды в доме у священника Григория Денисова и Даниила Альшанова, имел у себя оружие — обрез, занимался вербовкой в контрреволюционную организацию, пытался связаться с бандой в хуторе Еланском, вёл агитацию против колхоза и советской власти.[7]
Альшанов Даниил Григорьевич родился в 1885 г. в хуторе Остроухове в семье казака. Его мать звали Варварой, отца Григорий, а сестру Афанасией. Работал хлеборобом. Был малограмотным. Женился, и в 1914 году у него родился сын Николай, а в 1916 г. — дочь Фекла. В старой армии имел чин урядника. После революции служил в белой армии.
3 сентября 1930 г. Даниила Альшанова арестовали. Его обвинили в том, что он пытался связаться с бандой в хуторе Еланском, и в том, что у него дома проводились тайные собрания членов контрреволюционной организации.[8]
Беспалов Прокофий Митрофанович родился в 1873 г. в хуторе Девкина Кумылженского района в семье казака. Был малограмотным. Работал хлеборобом. Женился, и в 1911 г. у него родилась дочь. После революции с 1918 г. и до конца гражданской войны служил в белой армии в обозе. С 1924 по 1929 г. арендовал землю, для обработки которой привлекал наемных рабочих. В сентябре 1930 года на него была наложена кратка (особый вид налога). Вместе с Прокофием в доме жили его жена, дочь и зять. В конце 20-х гг. он стал членом церковного совета.
3 сентября 1930 г. Прокофия Беспалова арестовали. Его обвинили в том, что он был одним из членов контрреволюционной организации, участвовал в нелегальных собраниях, ездил к бывшему белому офицеру Сидорову на хутор Дундуков, чтобы пригласить его возглавить восстание.[9]
Манацков Кузьма Игнатьевич родился в 1893 г. в хуторе Остроуховском в семье казака. Получил образование. Работал хлеборобом. Имел крепкое хозяйство. Женился на Ирине. В семье было пятеро детей: Иван, Александр, Павел, Валентин и Анна. С 1920 по 1929 г. арендовал землю и имел наемных рабочих. В 1929 г. был раскулачен, а потом восстановлен в правах. В сентябре 1930 г. на него наложили индивидуальную кратку в 90 руб. Был членом церковного совета.
4 сентября 1930 г. Кузьму Манацкова арестовали. Его обвинили в том, что он был членом контрреволюционной организации, участвовал в тайных собраниях этой организации, вёл агитацию против колхоза и сдачи хлеба.[10]
Поляков Иван Федорович родился в 1861 г. в хуторе Остроухове в семье казака. Был малограмотным. Работал хлеборобом. Был зажиточным казаком. Женился на Ирине. Детей у них не было. После революции был судим по ст. 61 УК (отказ от выполнения госповинностей) и выселен из пределов Нижневолжского края на 7 лет. Бежал с выселок и скрывался у себя в хуторе. Власти характеризовали его как кулака. 30 августа 1930 г. у него в погребе нашли 25 пудов скрытой за 1929 г. пшеницы. В 1930 г. Иван Федорович был раскулачен, но затем восстановлен в правах.
4 сентября 1930 года Ивана Полякова арестовали. Его обвинили в том, что он был членом контрреволюционной организации, принимал участие в нелегальных собраниях, высказывался против советской власти, сбежал с выселок и был кулаком.[11]
Сидоров Родион Степанович родился в 1888 г. в хуторе Дундукове Кумылженского района в семье казака. Был малограмотным. Работал хлеборобом. Имел зажиточное хозяйство. Жену звали Александрой. В семье было трое детей: Анатолий, Антонида и Александра. В старой армии был урядником, имел 4 Георгиевских креста. После революции служил в белой армии, командовал сотней. По окончании гражданской войны вернулся в хутор.
Был судим по ст. 61 УК, раскулачен и лишен гражданских прав. Имущество потом возвратили. Вступил в колхоз, а в 1929 г. был исключен из него.
2 сентября 1930 г. Родиона Сидорова арестовали. Его обвинили в том, что он был членом контрреволюционной организации, имел связь с организацией через Беспалова и во время ареста оказал сопротивление.[12]
5 сентября 1930 г. следователь, рассмотрев материалы дела, постановил: священника Григория Денисова, Парсанова А.П., Альшанова Д.Г., Полякова И.Ф., Манацкова К.И., Беспалова П.М., Сидорова Р.C. и других лиц, проходивших по делу, заключить под стражу в Урюпинском домказе (дом-казарма) по общей категории.[13]
3 ноября 1930 г. Тройка ОГПУ по Нижневолжскому краю приговорила: священника Григория Денисова, Парсанова А.П., Манацкова К.И. к расстрелу и конфискации имущества; Полякова И.Ф., Сидорова Р.С. к расстрелу, Альшанова Д.Г. к заключению в концлагере сроком на 8 лет, а Беспалова П.М. — в лагерь на 10 лет.[14]
20 ноября 1930 г. в 22 часа священник Григорий Денисов, Парсанов А.П., Манацков К.И., Поляков И.Ф., Сидоров Р.С. были расстреляны.[15]
6 июня 1989 г. на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х г.» священник Григорий Денисов, Парсанов А.П., Манацков К.И., Поляков И.Ф., Сидоров Р.С, Альшанов Д.Г, Беспалов П.М. были реабилитированы.[16]
Многие из обвиненных были казаки, а некоторые из них участвовали в Вешенском восстании (1919 г.).
В свое время в это восстание втянулась большая масса казачьего населения Верхнедонья, когда речь пошла о казаках как о базе контрреволюции. Советской властью ставилась задача полного, быстрого, решительного уничтожения казачества как особой экономической группы, разрушения его хозяйственных устоев, физического уничтожения казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, активно контрреволюционных, распыления и обезвреживания рядового казачества и формальной ликвидации казачества. Вешенское восстание опрокинуло успешно начавшееся в январе наступление частей Красной Армии на Южном фронте, приковав силы к себе. Этим немедленно воспользовался Деникин. Он развил контрнаступление по широкому фронту в направлении Донбасса, Украины, Крыма, Верхнего Дона и Царицына.[17]
В секретном указании Ленина Дзержинскому было написано: «Задача органов В.Ч.К. заключается в том, чтобы само слово «казачество» исчезло из русского языка раз и навсегда. На протяжении всей российской истории казачество выступало в роли палача рабочего класса. Советская власть должна беспощадно и повсеместно уничтожать и карать казачество как враждебный пролетариату класс».[18]
Также среди арестованных были и те, кто во время революции служил у белых или помогал им, имел зажиточное хозяйство или ушел из колхоза. Для советской власти уже этого было достаточно, чтобы уничтожить их как элемент опасный для большевиков. Для этого нужна была зацепка, и ею могли послужить: донос, массовый выход крестьян из колхоза, участие в церковных делах и т. п. Как видно из дела, все обвинения шаблонные и почти все одинаковые.[19]
Административные высылки духовенства и зажиточного казачества мотивировались тем, что зачастую их хозяйства относились к разряду «кулацких».
По данным В.Н. Земскова, в «кулацкую ссылку» в 1930-1931 гг. из Нижнего Поволжья было отправлено около 31 тысячи человек. Можно с уверенностью предположить, что это были активные верующие, способные содержать храмы и поддерживать материальную жизнь приходов. Так, в 1933 г. в хуторе Остроуховском Кумылженского района по причине малочисленности или полного распада религиозной общины официально была закрыта церковь.[20]
Таким образом, на основе рассмотренного дела мы видим, как советская власть в 30-е годы XX века пыталась уничтожить Русскую Православную Церковь и казачество на территории нынешней Волгоградской области. Для этого, не гнушались никакими методами для искоренения инакомыслящих людей. Активное духовенство и верующих людей власти расстреливали, других ссылали, а иных запугивали. В результате это привело к закрытию многих сельских приходов, распаду многих колхозов и бегству людей из села в город. Однако запретительные меры против религии, официальная партийная и государственная поддержка атеистической пропаганды всё же не смогли достичь основной цели — уничтожения религии и создания безрелигиозного Нижне-Волжского (Сталинградского) края.
[1] Государство и религиозные организации Нижней Волги и Дона в XX веке. Сб. документов и материалов: Каталог культовых зданий / Сост. О.Ю. Редькина, ТА. Савина; Под ред. М.М. Загорулько. Волгоград, 2002. С. 31.
[2] Там же. С. 191.
[3] Там же. С. 31-32.
[4] Архив УФСБ РФ по Волгоградской области Ф. 6. Д. 21767-пф. Л. 85.
[5] Там же. Л. 16.
[6] Там же. Л. 17-17 об., 86.
[7] Там же. Л. 18-18 об., 85-86.
[8] Там же. Л. 20-20 об., 86-87.
[9] Там же. Л. 26-26 об., 87.
[10] Там же. Л. 24-24 об., 87-88.
[11] Там же. Л. 22-22 об., 88.
[12] Там же. Л. 27-27 об., 88.
[13] Там же. Л. 16.
[14] Там же. Л. 91-92.
[15] Там же. Л. 93.
[16] Там же. Л. 95,96,97,103,105,109,111.
[17] Козлов А. Трагедия донского казачества в XX веке. Режим доступа: http://fstanitsa.ru/his_kozlovtraged1.shtml .
[18] http://volgokray.narod.ru/history/Erohin/itog.htral . (Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика Всероссийский Совет Народных Комиссаров Москва. Кремль. № 3679 19 апреля 1920 г. СТРОГО СЕКРЕТНО Пред. В.Ч.К. тов. Дзержинскому УКАЗАНИЕ На исх. № 2226/Д от 10.04.1920 года.)
[19] Архив УФСБ РФ по Волгоградской области Ф. 6. Д. 21767-пф.Л.85-89.
[20] Земсков В.Н. Судьба «кулацкой ссылки» (1930-1954 гг.) // Отечественная история. 1994. № 1. С. 119.