[Обзор книги:] Гесс П.М.Дж. Аллен П.Л. Католицизм и наука // Гринвудская серия пособий по науке и религии под ред. Р. Ольсона.( Hess P.M.J., Allen P.L. Catholicism and Science // Greenwood Guides to Science and Religion. Richard Olson, Series Editor. Greenwood Press. Westport, Connecticut, London. 2008. 270 рр. ISBN 978–0–313–33190–9)
Когда большинство людей думают об отношении католицизма и науки, они автоматических вспоминают одно из наиболее известных событий в истории науки – осуждение Галилея Римо-католической Церковью. Но взаимодействие католичества с наукой было и является гораздо более сложным и позитивным, чем то, что представлено в легенде о деле Галилея.
Статья

Предисловие к Гринвудской серии пособий по науке и религии.

 

В течение почти 2500 лет некоторые консервативные члены обществ выражали озабоченность в отношении деятельности тех, кто пытался найти натуралистическое объяснение естественных явлений. В 429 г. до н.э., например, Аристофан пародировал Сократа как того, кто изучал явления атмосферы, стремясь предотвратить внушающий трепет гром, что, казалось, превращало гнев Зевса в ничто иное как столкновение облаков. Такие действия, утверждал Аристофан, были кощунственными и должны быть осуждаемы всей традицией, законом и обычаем. Среди раннехристианских апологетов были некоторые, как например, Тертуллиан, кто также критиковал тех, кто стремится понять естественный мир на основании того, что они «продолжают упорствовать в использовании своих исследований с тщеславной целью, так как они обратили свою любознательность на естественные объекты, вместо того, чтобы обратить ее скорее к их Творцу и Правителю». 1

         В XX веке, хотя недоверие к науке продолжает присутствовать среди некоторых консервативных групп, наиболее интенсивное противостояние развернулось вокруг теории эволюции посредством естественного отбора. Типичным крайне антиэволюционистским комментарием является следующее мнение, представленное Джаджем Брасвеллом, председателем апелляционного суда Джорджии: «Эта обезьянья мифология Дарвина является причиной вседозволенности, порнографии, загрязнения, отравления и распространения преступлений всех видов». 2

         Неудивительно, что те, кто занимается изучением естественных явлений, отвечали своим критикам подобным образом, обвиняя их в сознательном невежестве и репрессивном поведении. Так, когда Галилео Галилею было предписано не придерживаться и не учить о том, что коперниканская система астрономии является истинной, он со своей блестящей иронией бросил перчатку религиозным авторитетам в своем предисловии «Проницательному читателю» в начале своей знаменитой книги «Диалоги относительно двух главных систем мира»:

         «Несколько лет назад в Риме был опубликован полезный эдикт, который, для того, чтобы устранить опасные тенденции нашего времени, наложил своевременное молчание на пифагорейское (и коперниканское) мнение о том, что земля движется. Были те, кто бесстыдно утверждал, что этот декрет имел своим источником не благоразумное поведение, но страстное неведение. Были слышны жалобы, что советники, которые были полностью невежественны в астрономических наблюдениях, не должны сжимать крылья разумных умов посредством поспешных запретов. Слыша о таких придирчивых оскорблениях, я не мог удержать своего рвения». 3

         Ни один современный проницательный читатель не может не заметить гнева и презрения Галилея к тем, кого он считал врагами свободного научного поиска. Еще более резким чем Галилей был Томас Генри Гексли, часто называемый «бульдогом Дарвина». В 1860 г., после известного столкновения с англиканским епископом Сэмюэлем Вилберфорсом, Гексли оплакивал преследования, от которых пострадали многие естествоиспытатели, но затем он ответил, что ученые отомстят за это:

         Ниспровергнутые богословы лгут о колыбели всякой науки как задушенной змеи возле Геркулеса; и история свидетельствует, что когда бы ни были противопоставлены наука и ортодоксия, последняя была вынуждена отойти в сторону, кровоточащая и раздавленная, если не уничтоженная; рассеченная, если не убитая. 4

         Впечатление, оставляемое этими красочным высказываниями с обеих сторон, состоит в том, что наука и религия должны постоянно находиться в состоянии войны друг с другом. Этот взгляд на отношение между наукой и религией был представлен в книге Эндрю Диксона Уайта «История войны науки с теологией в христианстве» (A History of the Warfare of Science with Theology in Christendom), которая редко печаталась с того времени, как впервые была опубликована в 1896 г. Взгляд Уайта оформлял обычное понимание взаимоотношения религии и науки в течение более чем столетия, но недавно более тщательные исследования показали, что конфронтационный взгляд не представляет взглядов подавляющего большинства ученых исследователей и религиозных мыслителей на протяжении истории человечества.

         Одним из ответов тех, кто отрицает, что конфликт составляет наиболее частое отношение между наукой и религией, заключается в том, что они не могут быть в конфликте, поскольку они рассматривают совершенно различные запросы человека, и, следовательно, не имеют ничего общего друг с другом. Этот взгляд разделялся Иммануилом Кантом, который настаивал, что мир естественных явлений, с его зависимостью от детерминистской причинности, является фундаментально отделенным от ноуменального мира человеческого выбора и морали, которые конституируют область религии. Совсем недавно эта позиция была принята Стивеном Джеем Гоулдом в работе «Камни веков: наука и религия в полноте жизни»:

Я ... не понимаю, почему эти два предприятия должны испытывать какой-либо конфликт. Наука пытается документировать фактуальный характер естественного мира и развить теории, которые связывают и объясняют эти факты. Религия, с другой стороны, действует в равной степени важной, но предельно отличной области человеческих целей, смыслов и ценностей». 5

         Для того, чтобы понять различие между наукой и религией Гоулд вводит принцип «непересекающихся магистралей», который он называет «принципом уважительного невмешательства». 6

         Несмотря на сильное желание тех, кто хочет изолировать науку и религию друг от друга для того, чтобы защитить автономию одной, другой или обеих, существует множество причин полагать, что это является совершенно невозможной задачей. Один из центральных вопросов, рассматриваемых многими религиозными мыслителями, заключается в том, что представляет собой отношение между членами человеческого сообщества и естественным миром. Любая попытка соотнести человека и естественное существование в значительной степени зависит от понимания природы того, что существует в рамках культуры. Так, где природа изучается посредством научных методов, научное знание является с неизбежностью инкорпорированным в религиозную мыслью. Необходимость понять «Бытие» в терминах доминирующего понимания природы, таким образом, дает возникновение традиции комментариев на шесть дней творения, содержащих научные данные, которые составляли важный жанр христианской литературы с самого момента возникновения христианства до эпохи Возрождения. Также вполне понятно, что в относительно простых культурах - даже в древних городских центрах - существовал незначительный уровень культурной специализации, поскольку экономика, религия и знание были в значительной степени интегрированными. В эпоху бронзы в Месопотамии, например, сельскохозяйственная деятельность руководствовалась знанием физических условий, необходимых для успешного земледелия и религиозных ритуалов, связанных с пахотой, посадкой, орошением и сбором урожая. Таким образом, религиозные практики и естественное знание взаимодействовали в установлении характера и времени сельскохозяйственной деятельности.

         Даже в очень сложных индустриальных обществах с высоким уровнем специализации и разделения труда, различные культурные специальности не являются полностью изолированными друг от друга, и они разделяют многие общие ценности и утверждения. Представление о связанной природе всех институтов в любой культуре применимо и тогда, когда религиозные и научные институты существенно изменяются, поскольку эти изменения оказывают давление на изменение других институтов. Вероятно верно, например, что попытки досократиков в исследовании природы, с их акцентом на закономерностях естественного мира и очевидных примеров целенаправленных событий, сделали невозможным придерживаться веры в старый пантеон человекоподобных и весьма капризных олимпийских богов. Но также истинно и то, что попытки понять природу, вызванные новым пониманием божественного, которое является монотеистическим и трансцендентным, нежели политеистическим и имманетным, также должны были изменить отношение к самой природе. Так древнегреческая естественная философия несомненно играла роль не просто в изменении, но также в преобразовании греческой религиозной восприимчивости. Трансформирующие давления не всегда идут от научной к религиозной области, более того, в течение эпохи Возрождения существовало драматическое изменение среди христианских интеллектуалов, которые концентрировались на созерцании действий Бога, к тому, чтобы концентрировать внимание на ответственности христиан за заботу об окружающих людях. Активное жизненное служение человечеству, нежели чем созерцательная жизнь в рефлексии о природе Бога и Его действиях, теперь становится идеалом для многих. Вследствие этого нового акцента на деятельной жизни, интеллектуалы эпохи Возрождения обратились от доминировавшего тогда аристотелевского взгляда на науку, который рассматривал неспособность теоретических наук изменить мир как положительную ценность. Они заменили это понимание новым взглядом на естественное знание, представленным в сочинениях Иоганна Андреа в Германии и Френсиса Бэкона в Англии, который рассматривал естествознание как важное единственно потому, что оно дает человечеству способность управлять миром, чтобы улучшить качество жизни. Естественное знание должно, следовательно, быть ценным для многих, поскольку оно дает власть над естественным миром. Современная наука, таким образом, принимает существенно утилитарную форму по крайней мере в отношении ответа на религиозные изменения. Ни модель конфликта, ни утверждение о полном разделении, следовательно, не отражают часто интенсивного взаимодействия между религиозными институтами, практиками, идеями и отношениями с одной стороны, и научными институтами, практиками и идеями с другой. Не отрицая существование напряженных отношений, эта серия ставит в качестве своей главной цели исследование обширной области взаимоподдерживающих и преобразующих отношений между научными институтами, практиками и знанием и религиозными институтами, практиками и верованиями. Вторая цель этой серии заключается в том, чтобы предложить возможность провести сравнение между этими областями на протяжении пространства, времени и в различных культурах. Тома серии охватывают весь земной шар, основные религиозные традиции, начиная от обществ собирателей и охотников Африки и Океании и кончая индустриальными обществами Запада, и промежуток времени от классической античности до современности. Каждый том фокусируется на отдельной культурной традиции, особенностях религиозной веры, отдельном периоде времени или отдельной научной области, так что любой читатель может войти в увлекательное повествование о взаимодействии науки и религии с наиболее знакомой стороны.

         Более того, каждый том включает не только существенное повествование или интерпретативное ядро, но также первоисточники, которые позволят читателю исследовать соответствующие аргументы, обширную библиографию, включающую фундаментальную научную литературу по данной теме, а также хронологию событий, чтобы помочь читателю сохранить последовательность событий и соотнести их с важнейшими социальными и политическими изменениями.

         Я использую слова «наука» и «религия», как будто каждый знал и был согласенс их значением независимо от места и времени. Это утверждение не верно. Наука и религия являются современными терминами, которые отражают способ, которым мы на индустриальном Западе организуем нашу концептуальную жизнь. Даже на современном Западе то, что мы понимаем под наукой и религией, вероятно зависит от нашей политической ориентации, нашей научной подготовленности, и веры той общины, к которой мы принадлежим. Так, например, марксисты и социалисты имеют тенденцию фокусировать внимание на применении естественного знания как ключевом элементе в определении науки. Согласно британскому марксистскому ученом Бенджамину Фаррингтону «наука является системой поведения, посредством которой человек приобретает власть над окружающей средой. Она имеет свое происхождение в техниках ... в различных видах деятельности, посредством которой человек сохраняет единство души и тела. Ее источником является опыт, ее целью - практика, ее единственным тестом то, что она работает». 7 Многие из тех, кто изучают естествознание в доиндустриальных обществах, также интересовались знанием, как используемым и относящимся к видам деятельности, направленным на развитие культурного специфического естествознания систем или «локальных наук». Так, Роберто Гонсалес в своей книге «Наука запотеков: сельское хозяйство и питание в северной Сьерре Оаксаки» настаивает, что «запотеки определенно практиковали науку, как делает любое общество, члены которого занимаются соответствующей деятельностью. Они строили гипотезы, моделировали проблемы, экспериментирвоали, измеряли результаты и передавали знания последующим поколениям. Но они исходили из совершенно отличных предпосылок, то есть, из совершенно отличной концептуальной основы, чем их современники в индустриальных обществах». 8

         Среди  «отличительных предпосылок» находится предположение запотекских ученых о том, что ненаблюдаемые духовные сущности играют важную роль в естественных явлениях. Те, кто более предан либеральному плюралистическому обществу, и антропологи, такие как Гонсалес, склонные к представлению о «космополитической науке», имеют тенденцию фокусироваться на науке как источнике объективного знания, не связанного с ее использованием. Более того, они обычно отвергают позиционирование ненаблюдаемых сущностей, которые они характеризуют как «сверхъестественные». Таким образом, письме Amicus Curiae, написанном в связи с делом 1986 г. в Луизиане, связанном с требованием преподавания науки о творении наряду с эволюцией, например, 72 нобелевских лауреата, 17 государственных академий наук и 7 других научных организаций утверждали, что «Наука связана с формулированием и проверкой натуралистических объяснений естественных явлений. Она является процессом систематического сбора и записи данных о физическом мире, классификации и изучения собранных данных в попытке вывести принципы природы, которые наилучшим образом объясняют наблюдаемые явления. Наука не занимается оценкой сверхъестественных объяснений наших наблюдений; не оценивая истинность или ложность сверхъестественных объяснений, наука предоставляет возможность рассмотрения этого вопроса религиозной вере». 9

         В этом определении не используется ни одной ссылки на кого-либо. И его нежелание принять спекуляции в отношении сверхъестественных сущностей в науку отражают общество, в котором культурная специализация прошла намного дальше, чем в сельскохозяйственных сообществах южной Мексики.

         Подобным образом, светские антропологи и социологи склонны определять ключевые свойства религии весьма отличным от современных христианских сообществ образом. Антропологи и социологии фокусируются на общинных ритуалах и практиках, которые сопровождают основные коллективные и индивидуальные события - пахоту, посадку, сбор урожая, молотьбу, охоту, приготовление к войне (или миру), рождение, достижение совершеннолетия, брак (во многих культурах), деторождение и смерть.

         Более того, они имеют тенденцию видеть основные следствия религиозных практик как усиление социального единства. Многие христиане, с другой стороны, видят в качестве основной цели своей религии личное спасение, рассматривая общество как в лучшем случае поддерживающую структуру, а в худшем, мешающую их собственному частному духовному поиску.

         Таким образом, наука и религия далеки от однозначного понимания. Более того, они являются современными западными конструктами или категориями, чья применимость к «иным» во времени и пространстве должна быть понимаемой как наложение современного способа структурирования институций, поведения и верований на контекст, в котором они не могли быть категориями понимания людей иной культуры, места или времени. Тем не менее, для нас не просто допустимо, но по-видимому, необходимо использовать эти категории как начало всякой попытки понять, как люди других эпох и мест взаимодействовали с естественным миром и с их современниками. В конечном счете возможно, что историки и антропологи смогут понять практики людей, удаленных от нас по времени месту в терминах, которые могли использовать эти люди. Но этот процесс должен начаться посредством сравнения действий других с теми, которые мы понимаем в рамках нашего собственного опыта, даже если сходство является неточным и нуждается в прояснении.

         Редакторы этой серии не ограничивают авторов каким-либо специфическим определением науки или религии, ожидая, что каждый автор будет развивать явно или неявно определения, которые более соответствуют его собственным научным подходам и темам, которые он рассматривает.

Ричард Ольсон

Примечания

1. Tertullian, 1896-1903. "Ad nationes," in Peter Holmes, trans., The Anti-Nicene

Fathers, ed. Alexander Roberts and James Donaldson, vol. 3 (New York: Charles

Scribner's Sons), p. 133.

2. Christopher Toumey, God's Own Scientists: Creationists in a Secular World (New

Brunswick, N.J.: Rutgers University Press, 1994), p. 94.

3. Galileo Galilei, Dialogue Concerning the Two Chief World Systems: Ptolemaic and

Copernican (Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1953), p. 5.

4. James R. Moore, The Post-Darwinian Controversies: A Study of the Protestant

Struggle to Come to Terms with Darwin in Great Britain and America, 1870-1900 (Cambridge:

Cambridge University Press, 1979), p. 60.

5. Stephen Jay Gould, Rocks of Ages: Science and Religion in the Fullness of Life

(New York: The Ballantine Publishing Group, 1999), p. 4.

6. Ibid., p. 5.

7. Benjamin Farrington, Greek Science (Baltimore: Penguin Books, 1953).

8. Roberto Gonz.alez, Zapotec Science: Farming and Food in the Northern Sierra of

Oaxaca (Austin: University of Texas Press, 2001), p. 3.

9. 72 Nobel Laureates, 17 State Academies of Science and Seven Other Scientific Organizations. Amicus Curiae Brief in support of Appelles Don Aguilard et al. v. Edwin Edwards in his official capacity as Governor of Louisiana et al. (1986), p. 24.

 

 

Книга рассматривает отношение между католической традицией и «естественной философией» - тем, что мы теперь называем «наукой» - на протяжении двух тысячелетий, начиная с эпохи древней Церкви и до настоящего времени. Этот том построен хронологически и тематически и затрагивает историческое отношение между католическим богословием и современным научным пониманием различных культур и периодов, в которые они пересекались. Авторы отобрали ключевые фигуры и эпизоды, которые являются наиболее иллюстративными для характеристики этих отношений.

Первая глава рассматривает основания католической традиции и ее отношение к естественной философии до периода позднего средневековья. Во второй главе авторы прослеживают революции в физике и космологии в период от Коперника до начала XX века, которые радикальным образом изменили мировоззрение христианского Запада. Этот же временной период рассматривается в третьей главе по отношению к постепенному развитию понимания геологической истории и ее фундаментальной соотнесенности со всей жизнью, что нашло свое наиболее яркое выражение в дарвиновской теории эволюции. Наиболее важные фигуры, доктринальные развития и споры рассматриваются с перспективы понимания изменяющихся отношений между католицизмом и естественными науками. Последние три главы рассматривают множество реакций, ответов и размышлений в рамках католической Церкви на современные науки, которые имели место в течение XX века, а также в начале XXI столетия. Эти главы включают дискуссию о перспективах, представленных руководством Церкви, а также различными взглядами отдельных католических ученых, философов и богословов. Заключительная глава дает обзор богословских вызовов, перед лицом которых стоит католичество вследствие новых научных открытий. Книга включает библиографию, которая может направить читателя к более детальному обсуждению частных эпизодов в истории католической церкви и ее отношении с наукой, а также глоссарий и хронологию ключевых событий.

Книга адресована студентам колледжей и университетов, а также широкому кругу читателей.

 

Об авторах

 

Питер М.Дж. Гесс служит в качестве директора проекта «Вера» Национального центра по научному образованию (NCSE), а также является адъюнкт-профессором колледжа Св. Марии, Морага, Калифорния. Он является членом международного общества по науке и религии, сотрудничает с институтом Метанексус (Metanexus) и Центром теологии и естественных наук (CTNS). Область его научных исследований - историческое взаимодействие между религией и науками.

Пол Л. Аллен - адъюнкт-профессор богословских исследований университета Конкордии, Монреаль, Канада.

 

Содержание

Предисловие к серии IX

Благодарности XIX

Хронология событий XXI

Глава 1. Введение в науку в католической традиции 1

Введение: «католицизм» и «наука» 1

Наследие древней Церкви 3

Естественнонаучное знание в эпоху патристики 6

Наука в раннем средневековье: сохранившиеся фрагметы 12

Расцвет средневековья: новое открытие Аристотеля и схоластическая философия природы 15

Поздняя схоластика: исследование новых путей 21

Заключение: от поздней схоластики к началу эпохи модерна 23

Глава 2. От космоса к безграничной вселенной: физические науки в период от Тридентского до I Ватиканского собора 25

Введение 25

Реформация XVI века 26

Пересмотр средневекового космоса: Коперник опрокидывает небеса 30

Консервативные истоки революции 35

Гуманизм и основание академии в Линкеоне 38

Основания современного мировоззрения: Галилей 41

Католицизм и наука после Галилея 49

Католицизм и физические науки в XIX веке 55

Католицизм и физическая наука: три модели взаимодействия 57

Заключение: различие подходов в космологии и религии 59

Глава 3. От Эдемского сада к древней Земле: католицизм и науки о жизни и о земле 61

Введение 61

Естественная история до возникновения эволюционного учения 63

Пробуждение интереса к истории жизни и Земли в эпоху Просвещения 66

Кардинал Ньюман: наука в католической мысли середины столетия 71

Первая реакция Ватикана на дарвинизм 73

Св. Георгий Джексон Майвэрт: эволюция в теистической перспективе 76

Эволюция и религия: Германия и Франция 79

Энтузиастская рецепция: случай Иоанна Августина Цама 80

Исследования отвержения дарвинизма: Мартин С. Бреннан 83

Прогрессивный взгляд американской иерархии: епископ Джон Л. Сполдинг 85

Генетика и монах Мендель 86

Заключение: от Эдемского сада к гороховому саду Менделя 88

Глава 4. Католицизм и наука в середине XX века 91

Введение 91

Католицизм и естественные науки в период с 1922 по 1965 гг. 92

Томизм до Второго Ватиканского собора 94

Папство и доктрина 97

Понтификальная академия наук 103

Жорж Леметр 104

Тейяр де Шарден 106

Второй Ватиканский собор и наука 112

Иоанн Павел II и заключение 114

Глава 5. Наследие Второго Ватиканского собора в области космологии и биологии 117

Введение 117

Ганс Кюнг 123

Уильям Стоугер и Джордж Койн 124

Кеннет Миллер 126

Майкл Бехе 130

Жан Ладрийер 132

Эрнан Макмаллин 134

Джон Хот 137

Бернар Лонерган 139

Стенли Яки 141

Томас Берри, Эдвард Оакс, Элизабет Джонсон и Джозеф Брекен 143

Заключение 147

Глава 6. Католицизм, нейронаука и генетика 149

Введение: наука и этика 149

Биоэтика, личность и жизнь 158

Католицизм, эмержентизм и наука о мозге 165

Католицизм, генетика и первородный грех 167

Заключение 170

Первоисточники 173

Глоссарий 213

Библиография 219

Индекс 235

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9