Проповедь в Великую Субботу
Доцент Московской духовной академии игумен Дионисий (Шлёнов) в своей проповеди размышляет о богословском и литургическом смыслах Великой Субботы.
Статья

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие отцы, братья и сестры!

Сегодня Святая Церковь отмечает один из самых величайших и таинственных дней в истории Церкви и всего человечества – день Великой Субботы, день пребывания Господа нашего Иисуса Христа во гробе и одновременно Его схождения во ад и восшествия в рай. По свидетельству свт. Иоанна Златоуста подобно тому как великая или страстная «седмица является главой других седмиц, так и Великая Суббота является ее главой. И как в теле глава, так в седмице суббота»[1]. Но в чем же величие этого дня?

С воистину великого дня, дня Божественного покоя начинается отсчет мировой истории, ибо именно в день седьмый, субботу, Господь Бог, сотворив мир, почил от всех дел Своих, почил не потому, что устал, а с тем, чтобы сотворенный Им в течение предшествующих шести дней мир проникся и одухотворился тишиной Божественного покоя. Для всемогущего и всесильного Бога не нужен отдых, Ему не требуется восстановление сил, но Божественный покой нужен прежде всего самому миру, который должен перейти от делания к созерцанию, от вещественной стихии к невещественной, от слова к безмолвию. С самого начала творения мира Бог показывает, что смысл сотворенного вовсе не в сотворенном, а в Самом Боге, не в акте творения как таковом, а в подлинной цели, к которой это творение призвано – единении и пребывании с Богом. Тишина и безмолвие Бога означает в частности и тишину твари, которая призвана вслушаться и пойти по пути послушания Божественной воле.

И вот ныне, предстоя перед гробом Спасителя мы призваны к тому, чтобы в максимальной степени проникнуться самим Божественным безмолвием, ибо здесь да «молчит всякая тварь». Богословский смысл праздника наиболее полно выражается словами тропаря: «Во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог, в раю же с разбойником и на престоле был еси со Отцем и Духом, вся исполняя Неописанный», которые – как хорошо известно любому священнослужителю – произносятся с каждением перед престолом перед началом Божественной Литургии и после перенесения Даров на Великом Входе.

Данные слова почти дословно повторяют слова известного богослова и ревнителя православия VIII в. прп. Иоанна Дамаскина из его слова на Великую Субботу, которые он – согласно малоизвестному житийному повествованию – услышал в Дамаске от лучезарного отрока, таинственно явившегося перед ним в момент крещения от пленного грека и своего духовного наставника прп. Косьмы Маюмского. В тайносовершительный момент Крещения «произошло с ними чудо велие: оба увидели одновременно крестящий и крещаемый, в водной купели Отрока, сияющего много ярче солнечных лучей, который назвав по имени обратился к ним обоим, уча … божественного Иоанна “Во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог”». После чего говоривший отрок исчез, а дом и весь Дамаск наполнился благоуханием. Так Иоанн «был научен словом восприять таинства богословия»[2], и в точности этим словом стали слова о смысле Великой Субботы.

Таким образом именно Великая Суббота – это введение в богословие и само богословие. И подобно тому как богословие бывает катафатическим, открывающимся при посредстве слов, и апофатическим, которое оказывается выше или вне слов, так и Великая Суббота – это не только день словесного богословия, но и богословия бессловесного – безмолвия, или по-гречески «исихии».

Безмолвие – это некое особое состояние души, особое индивидуальное состояние каждого, не сводимое к равной для всех схеме. Для одного безмолвие – это полная тишина пустыни. Для другого же – те неповторимые мгновения, когда слова молитвы вдруг напояют душу неотмирными смыслами. А для третьего – всего лишь краткая остановка в суетном и неотпускающем надолго ритме жизни, который вдруг преображается и предстает как полнота безмолвия.

«Во гробе плотски». Когда умирает человек, его душа разлучается с телом с тем, чтобы воссоединиться воедино только после второго Страшного Пришествия Христова. До поры до времени тело истлевает, и наступает тогда время и власть тления. Но Господь вовсе не так. Хотя Он и умер, но Его Тело не подвластно тлению, Оно не испускает зловоние смерти, но источает благоухание жизни. Cмерть тужится поглотить Спасителя, но никак не может, ибо Он всесовершенно безгрешен. Хотя бездыханное Тело Его лежит во гробе, Оно остается соединенным с Божеством, так же как и душа, разлучившись с телом, остается в единении с Божеством, о чем проповедовал и прп. Иоанн Дамаскин, раскрывая богословский смысл праздника.

О гроб, мог ли ты представить себе, кого ты вместил? Да, ты возможно привык к чудесам воскресения, отпуская ненадолго тех, кто был воскрешен Христом или Его святыми силою Божественной благодати. Но все, не исключая воскресших, в определенный положенный им момент все равно умирали. Здесь же ты содержишь Того, Кто уже и ныне вне уз смерти и является для всего мира целительным источником жизни.

Спаситель, лежащий перед нами во гробе, является для всех примером смирения и безмолвия. Умолкли слова, он уже бездыханен и безгласен. И на кресте, будучи распятым, Он почти ничего не говорил. Но для святых отцов распятие Спасителя и положение во гроб – это воистину подлинное подвижническое безмолвие, а не просто физиологическое состояние страдания или смерти. Безмолвие Спасителя – это доподлинный призыв к подвигу восхождения на крест и через сораспятие Ему к совоскресению с Ним. У прп. Варсануфия и Иоанна подчеркивается, насколько высоко совершенство безмолвия. Даже тот, кто сострадает Христу, дабы быть спрославденным с Ним, даже тот, кто соумирает, не сразу понимает, что есть сила Христова. Подлинное богопознание, подлинное узнавание Христа происходит только после достижения «совершенного безмолвия», – «тогда узнаешь Его и удивишься дару Христову, как неисследими пути Его»[3].

«Во аде же с душею яко Бог». Душа Господа разлучилась с Его телом, тем не менее оставшись неразлученной с Божеством. Именно душою Христос нисходит во ад и попирает все силы адовы, сокрушая тем самым тюремные запоры и отверзая врата в Царствие Небесное. Господь нисходит во ад, являя там всю силу Своего исключительного смирения. Он не гнушается мраком и зловонием ада, Он входит туда бесстрашно, не как заключенный, но как победитель. У Бога бесконечные силы, Ему достаточно было бы вызвать достойных узников ада всего одним только гласом и даже не ступать Своими стопами на ступени ада. Само распятие, умирание не достаточны ли были бы для проявления смирения? Однако Господь нисходит во ад не только как победитель, но и в неукоснительный знак смирения Того, Кто никогда не превозносился ни над праведниками, ни над самими грешниками.

Господь нисходит во ад, влекомый силой бесконечной сострадательной любви. Здесь Его проповедь обращена ко всем тем, кто уже все знает, но не может ничего исправить только своими силами. Ад – это состояние без Бога, это неуменьшаемый ничем максимум зла, определявшегося святыми отцами как отсутствие добра. Бог нисходит именно туда, где часть заточенных навсегда отказалась от Него, от Его дел и слов, а другая часть оказалась их невольными заложниками. Он нисходит и как Свет и как Мрак, и как Слово, и как Безмолвие, дабы спасти всеми путями праведников, несправедливо и неукоснительно заточенных там и тех, кто имеет в себе спасительной залог правой веры и хотя бы малую толику добрых дел.

«В раи же с разбойником». Перед смертью крестной было дано Им это обещание: «Днесь со Мною будеши в раю» (Лк. 23, 42). В рай первым входит разбойник, тот, кто не имел никаких прав на превозношение и почести, но глубиной покаяния заслужил это исключительное духовное первенство.

Рай – это то самое место, где еще более совершенно раскрывается Божественная Слава Христа, где – по мысли свт. Григория Паламы – исключительный опыт боговидения и созерцания Нетварного Света на Фаворе оказывается неким постоянным состоянием святого[4]. Исключение тут становится правилом. Свет – мраком. Слово – безмолвием, в котором непрестанно рождаются все новые и новые пути прославления Бога.

«И на престоле был еси со Отцем и Духом». Господь в тот же самый день, что нисходит во ад, восседает по Божеству на троне Небесного Царствия, отколе наполняет Своею милостью весь мир.

Что же нам самим делать? Готовы ли мы сами всею глубиной души воспринять и вместить в сердце священные события Великой Субботы? Есть ли в нас то пламенное горение духа, которым был преисполнен св. Поликарп Смирнский, который именно в день Великой Субботы был ведом на мученическую кончину?[5] До какой степени должно окаменеть и придти в совершенное нечувствие сердце, чтобы и в этот величайший день не проникнуться удивительным чудом воистину живоносной смерти Спасителя?

Сегодня диавол повержен. Сегодня обольститель был обманут. «Ты думал, что ты победил. Ты думал, что Христос предан, и наступит твоя власть?» Но ты посрамлен, и вместо победы ты терпишь сейчас страшное поражение. Да и не только диавол, но и грешник. Совоскреснуть может только праведник. Грешник, опутанный грехом, неужели ты не каешься? Неужто ты думаешь, что именно ты верный хранитель гроба и гробовых пелен. Ты, грешник, нисколько не менее посрамлен, чем дивол, потому что полагая, что ты близок Господу, ты остаешься страшно далек от Него.

И вот человек, этот поистине «великий мир»[6] в малом, стоит перед Творцом и Спасителем мира. Трудно ему выполнить и оправдать свое предназначение. Таким образом день, который был кульминацией творения, становится теперь еще более недосягаемой кульминацией нового творения.

В первый день творения мира сотворен был свет и отделен от тьмы. Но есть ли в нас и поныне тот подлинный свет, непрестанное духовное озарение, чистый взор, та чистота, которая столь обильно струится от гроба? Ведь подобное познается только подобным, свет лишь через свет и к Чистому надо подходить в воистину преображенном состоянии.

Во второй день сотворена была твердь неба. Есть ли в нас та неизглаголанная духовная крепость и твердь, которая исключает всякую шаткую двусмысленность и двоедушие? Подлинная твердь и крепость духовного возрастания, или хотя бы краткого опыта действительного преодоления одного, хотя бы малого, греха.

В третий день творятся Богом источники водные. Открылся ли в нас самих хоть малый источник сокрушения и слез? Живой источник – дабы могли мы приникнуть к Господу, источнику воды живой, текущей в жизнь вечную. Той воды, которая во гробе словно остановилась, но не с тем, чтобы иссякнуть, а с тем, чтобы затем напитать весь мир своими живительными струями – словно после весеннего половодия.

Постараемся же и мы проникнуться подлиным смирением Спасителя. Неиссякаемым Его целительным безмолвием, дабы сей день Великой Субботы стал и для нас подлинным, а не только календарным этапом на неукоснительном пути к совоскресению Господу нашему Иисусу Христу через сораспятие. Аминь.

 
Проповедь произнесена в Академическом Покровском храме 14 апреля 2012 года.

[1] Cвт. Иоанн Златоуст. Толкование на 145 псалом.

[2] Михаил Синкелл. Житие Косьмы Сладкопевца и Иоанна.

[3] Прпп. Варсануфий и Иоанн. Вопросоответ 22.

[4] Ср.: Свт. Григорий Палама. Триада в защиту священнобезмолвствующих 1, 3, 37.

[5] Послание Смирнской Церкви о мученичестве св. Поликарпа. 8, 1.

[6] См. у свт. Григория Богослова.

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9