Всем известны претензии Рима на «примат Петра» и связанное с этим особое положение римских пап во Вселенской Церкви. Однако на православном Востоке также существовали родственные концепции, в рамках которых «особые права» присваивались патриархам или, лучше сказать, «предстоятелям» отдельных Поместных Церквей, поскольку не всегда эти обладатели «особых прав» были патриархами. Под «особыми правами» мы понимаем такие привилегии и вообще такое понимание статуса предстоятелей, которое фактически присваивало им почти новую священную степень, резко разграничивая предстоятелей от всех прочих епископов. Именно о таких предстоятелях и о таких правах пойдет речь в нашей статье.
Прежде чем непосредственно переходить к рассмотрению учения об «особом положении» некоторых восточных православных предстоятелей, требовалось бы сделать обзор того материала, который дошел до нас с апостольских и раннехристианских времен. Однако это слишком сложная задача, поэтому мы ограничимся лишь простым констатированием того, что, по мнению большинства исследователей, уже в эпоху написания Евангелий существовала концепция «примата Петра», которая потом станет основой западной идеи «примата Рима», восточной идеи «примата Антиохии», идеи «множественного» примата некоторых престолов в Персии или вообще примата, переходящего на всех епископов, как у отдельных христианских авторов, вроде св. Киприана Карфагенского или св. Иоанна Златоуста. Вполне можно согласиться с тем, что концепция «примата Петра» в период написания Евангелий не была единственной, однако для наших целей это не принципиально.
Здесь также мы ограничимся только пересказом известных мест из известных авторов, рассматривая это лишь в качестве необходимого вступления в тему «особых прав» предстоятелей на Востоке.
Как было отмечено М. ван Эсбруком и Ж.-М. ван Кангом[1], рассматривая одно из главных мест о Петре в Евангелии от Матфея (16, 16-19), в соответствующем контексте можно извлечь из него значительно большее количество информации относительно характера и понимания «примата Петра» в эпоху составления Евангелия: «Придя же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты — Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах».
Прежде всего, обращает на себя внимание то, что через шесть дней после исповедания Петра в Кесарии Филипповой состоялось Преображение. Еще в 1947 г. Х. Ризенфельд высказал убедительное предположение о связи Преображения с иудейскими осенними праздниками[2]. В этом ему последовали Р. Ле До и другие, которые установили более точно связь Преображения с иудейским «днем палаток», т.е. праздником Суккот, который совершался 15 числа седьмого месяца[3]. Соответственно, шесть дней (если включать сюда крайнее число) до праздника Суккот приходится на один из трех самых главных праздников иудейского года – День Очищения. Таким образом, анализ текста вывел исследователей на то, что исповедание Петра в Кесарии Филипповой было совершено во время одного из великих иудейских праздников – Дня Очищения.
Далее имело смысл сравнить церемониал празднования Дня Очищения и события в Кесарии Филипповой, как они описаны в Евангелии Матфея. Материал для реконструкции церемониала иудейского празднования Дня Очищения в апостольский период находится в нескольких источниках: 50-ой главе Книги Иисуса, сына Сирахова, в Мишне, в двух иудейских трактатах Иома и Тамид и у Плутарха[4]. Согласно этим источникам День очищения состоял из нескольких основных элементов: принесения жертвы на «камне основания», который почитался в Святая Святых Храма, торжественного провозглашения Имени Божьего великим первосвященником и прощения грехов всех присутствующих. В свою очередь исследователи обратили внимание на несколько элементов евангельского текста рассматриваемого отрывка, которые прямо отсылают к празднованию Дня Очищения: выражение «Симон, сын Ионы», наименование Симона Кифой (Петром), символика исповедания Петра как «камня основания», власть очищения грехов и само торжественное провозглашение Имени Иисуса. Не требует специальных пояснений параллелизм символики «камня основания», как важного элемента церемониала Дня Очищения, а также провозглашение Имени Иисуса и момент очищения грехов. Что касается «Симона, сына Ионы», то в 50-ой главе книги Иисуса, сына Сирахова, где описывается церемониал Дня Очищения, первосвященника зовут «Симон, сын Онии», однако исследование множества рукописей перевода этого места на греческий выявило разночтения, среди которых «Симон, сын Ионы» представляется одним из главных вариантов[5]. Точно так же и «Кифа» – это имя первосвященника, современного Иисусу, которое просто устоявшаяся и знакомая нам традиция рукописей стала передавать как «Каиафа»[6].
Другими словами, в этом свете данные события в Кесарии Филипповой выглядят следующим образом: в День Очищения, когда иудейский первосвященник Кифа (Каиафа), по чину Симона, сына Ионы (Онии), приносил жертву над «камнем основания» во Святая Святых, торжественно и во всеуслышание возглашал Имя Истинного Бога и совершал очищение грехов присутствующих, в это же время Иисус в Кесарии Филипповой в ответ на торжественное исповедание Петра нарек его «Кифой» и «Симоном, сыном Ионы», назвав его исповедание «камнем основания» новой веры и дав ему власть очищения грехов. В этом параллелизме исследователи видят идею наделения апостола Петра функциями нового истинного первосвященника христианской религии, подобно ветхозаветному первосвященнику, отличающегося от других апостолов своим особым служением. Другими словами, следуя предложенной интерпретации, события в Кесарии Филипповой вписанные в иудейский контекст показывают Петра не просто «главным» или «старшим» из апостолов, а придают ему уникальный статус нового первосвященника среди апостолов, совершающего новый чин христианского Дня Очищения.
Опять же мы не будем вдаваться в критику или историю развития идеи выделения какого-то одного апостола в качестве уникального нового первосвященника в ранних христианских текстах по причине сложности этой темы. Констатируем вслед за приведенными исследователями лишь наличие такой темы уже с момента составления Евангелий и перейдем сразу к более позднему периоду христианской империи.
1. IV –V вв.
Византийские тексты не сохранили нам прямых данных об «особых правах» предстоятелей для этого периода. 6-ое правило Никейского Собора и отдельные высказывания некоторых авторов не дают ничего конкретного. Однако мы можем значительно лучше понять происходящее в Римской империи через призму текстов, которые донес до нас невизантийский Восток, сохранивший прямые следы искомого нами учения.
Идея «особого положения» предстоятеля Церкви по отношению ко всем остальным епископам прослеживается на Востоке как минимум с V в. на примере Антиохии. Уже 6-ой канон Первого Вселенского Собора говорит о каких-то «древних обычаях» и «преимуществах церквей», упоминая об Антиохийской и Александрийской кафедрах, но в этих словах нет никакой определенности, и их можно понимать различными способами. Однако относительно того, как эти «преимущества» понимали в Антиохии, мы случайно знаем из речи Агапита, еп. Бет-Лапатского, на Персидском Соборе 424 г. Призывая епископов Персидской Церкви подчиниться Антиохийскому патриарху, Агапит развивает не что иное, как концепцию «примата Петра», который, по мысли еп. Агапита, имеет Антиохийский патриарх, что и ставит последнего в уникальное положение над архиереями всего мира: «И хотя благодать священства находится у всех апостолов, но есть только один примат, который есть духовное отечество. Он не был дан всем, но как одному истинному Богу, так и одному верному управителю, чтобы он был главой, ведущим и ответственным за своих братьев»[7].
Вероятно, в начале V в. претензии Антиохии на особый уникальный «примат Петра», который фактически ставил Антиохию во главе всего христианского мира, были уже во многом отработанным материалом, годившимся лишь для самых восточных окраин христианской экумены, но для IV в., когда Антиохия была одной из императорских столиц, и ей в гражданском административном отношении был подчинен весь диоцез Восток, включая Египет[8], такие претензии выглядели вполне обоснованно и перспективно. Поэтому вполне логично отнести данную концепцию как минимум к IV в.
Итак, мы непосредственно столкнулись с тем, что на православном востоке, уже в IV–V вв. существовала концепция «особого положения» одного из предстоятелей Поместных Церквей – Антиохийского патриарха. Он мыслился как глава всего христианского мира, хотя об этих мировых претензиях скромно заявляли только на дальних рубежах Востока.
Далее, мы знаем, что представление об «особой роли» предстоятеля было скопировано с Антиохии для положения Селевкийского католикоса и перенесено в рамках персидской традиции вообще на всех западных патриархов, а не только на Антиохийского. Вот канон Персидского собора 424 г.: «Католикос, патриарх Востока, имеет авторитет апостола Петра и потому не может быть подвластен никому из своих подчиненных. Католикос Востока не может быть судим ни теми, кто стоит ниже его, ни такими же патриархами, как он»[9]. Таким образом, из текста видно, что Селевкийский католикос – с одной стороны, возвышающийся над всеми своими епископами преемник Петра (как и Антиохийский патриарх), а с другой, такими преемниками признаются все «равные ему» патриархи Запада. Здесь мы видим концепцию нескольких «преемников Петра», которыми являются не все архиереи, а только предстоятели Церквей, равные друг другу по чину.
Из более поздних текстов невизантийского Востока, основа которых восходит к V столетию[10], видно, что, по всей вероятности, уже в самой Антиохии «особое положение» предстоятелей было перенесено на всех четырех патриархов, упоминаемых 6-м канонов Никейского Собора, к которым были присоединены еще и «малые» предстоятели (Иерусалима, Фессалоники и Селевкии), не имеющие «особого положения», но тоже пользующиеся некоторыми привилегиями. При этом уже признается однозначный примат Рима. Вот отрывок из апокрифических Никейских канонов IX в., восходящих к V в., и имевших большое хождение среди православных, несториан и монофизитов на востоке[11]: «Воля вселенского Собора, чтобы было лишь 4 патриарха во вселенной как 4 Евангелия, 4 потока Рая, 4 стороны света, как мудрые говорят, есть 4 стихии мира, древнее вселенной. Глава всем им пусть будет Рим, по чину апостолов, который определен в их канонах. После него пусть будет кафедра Александрии, затем Эфеса, затем Антиохии. Все епископы будут собраны под властью этих четырех. […] Епископ Иерусалима да не подчиняется Кесарии, но равен ему по чести ради святых мест. Кафедра Фессалоники равно чтится, как мы определили в следующих канонах. Равно кафедра Селевкии на Востоке получает отныне и на будущее время право поставлять митрополитов как патриархия Востока, чтобы язычники не находили предлога против тамошних братьев-христиан, из-за того, что они относятся или отделяются от патриархата Востока, то есть Антиохии Сирийской, которая находится на римской территории. […] Воля вселенского собора, да во всех делах, в которых несправедливо вынесен суд митрополитами или другими епископами, патриарх имел власть решать своей собственной властью. Ибо он находится надо всеми, и все епископы суть сыны его наследия. Честь митрополитов как честь старшего брата среди своих братьев. Честь патриарха — как честь отца, имеющего власть над детьми. И как патриарх имеет власть делать все, что он хочет свободно в области его власти, так патриарх Рима будет иметь власть над всеми патриархами, как блаженный Петр над всей общиной. Ибо такое место имел Петр во всей Римской Церкви. Нарушитель отлучается вселенским собором»[12].
В этом документе для нас важно, что дается четкое различие между патриархами и другими епископами: епископы – это дети и подчиненные патриарха, который имеет над ними полную власть, как патриархальный отец над своими чадами. Это как раз те самые «особые права» предстоятелей, которым мы и посвятили данную статью. Любопытно, что тут эти права разделены на два уровня: с одной стороны, вся вселенная разделена только между четырьмя патриархами, с другой – есть еще епископы Иерусалима, Фессалоник и Селевкии, которые тоже «как бы» патриархи (в смысле своих прав), но только в своих собственных областях; в мировом масштабе они входят в число епископов, подчиненных четырем главным патриархам. Т.е. наряду с учением о существовании «главных» патриархов, возвышающихся своей властью над всеми архиереями, уже к IV – V в. можно возвести и учение о «подпатриархах», которые имеют те же привилегии, что и настоящие патриархи, но все равно находятся в общем подчинении четырем главным кафедрам, «под властью которых собраны все епископы». Это, собственно, не что иное как расширенное толкование 7-ого правила Никейского Собора о преимуществах Иерусалима. Новое здесь лишь то, что «подпатриархи», или «малые» патриархи, обладают всеми «особыми правами» в своих областях, т.е. отличаются от своих собственных епископов, как отцы от детей, и господствуют над архиереями своей области. Единственная разница с «главными» патриархами заключается в том, что «малые» патриархи подчинены «главным». Также поразительна та легкость, с которой признается абсолютный примат далекого Рима.
Другими словами, мы видим, что уже в V в. в сирийском и персидском регионах была разработана концепция «особого положения» четырех патриархов. Это «особое положение» заключалось в том, что патриархи признавались почти что особой священнической степенью, возвышающейся над прочими епископами не только честью и прямой властью. Основа этого учения лежала, видимо, в изначальной антиохийской концепции о «примате Петра», принадлежащем преемнику Петра – Антиохийскому патриарху. После «уравнения» Антиохийского патриарха с другими предстоятелями статус уникального наследника «примата Петра» и, соответственно, главы всего христианского мира был перенесен в сиро-персидской традиции на Римского папу, который в силу своей отдаленности никак не мог представлять опасность непосредственного административного вмешательства.
Из этого можно сделать вывод, что древние представления об уникальном «первосвященническом» служении апостола Петра, о котором мы писали в начале статьи, не были забыты и на Востоке, а получили закрепление и развитие в Антиохии, а затем были перенесены в другие регионы христианского востока.
Также «особые права» усваивались текстами и другим предстоятелям – патриарху Иерусалима, архиепископу Фессалоник и католикосу Селевкии, однако при этом эти предстоятели все равно считались подчиненными одного из четырех патриархов.
Такова картина, которую рисуют нам тексты восточного происхождения IV – V вв.
2. VI -VIII вв.
В этот период собственно византийские источники почти ничего не говорят нам об искомой теме. Законы Юстинина (6, 109 и 123 новеллы), которые говорят о том, что весь мир разделен между пятью патриархами (именно Юстиниан в борьбе с монофизитами переделает концепцию четырех главных кафедр в пентархию, окончательно уравняв Иерусалим с другими патриархатами[13]), не дают нам никакого конкретного материала по вопросу того, как именно понималось патриаршее служение, и чем оно отличалось от епископского. Единственная привилегия, которая между делом усваивается Юстинианом пяти патриархам – сообщать всем остальным епископам его определения (эпилог 6-ой новеллы).
Также по-разному могут пониматься и известные высказывания Максима Исповедника о пентархии в диспуте с Пирром и в письме к Иоанну Кувикулярию[14].
Однако опять восточные источники случайно сохранили нам описание того, как именно в Византии понимали патриаршее служение и положение четырех патриархов по отношению к другим епископам (юстинианова пентархия не была принята на востоке вне Византии). В данном случае мы говорим о письме будущего армянского католикоса Маштоца католикосу Геворгу Гарнеци, которое относится к IX в., однако описывает события VI и VII вв., кроме того исследователи видят в нем знакомство с документами VIII в. Итак, текст письма следующий:
«Письмо блаженного Маштоца до католикосата (который он не принял), Тер Геворгу католикосу Армян о кресте Сюника и почему он был пожалован.
Вы писали мне по поводу Креста Сюника, и о том что Вы, преемник Христа, патриарх, не даете им наставления. Поэтому я излагаю письменно все то, что спрашивал письмом господин Соломон, католикос армян, в то время как он был еще столпником в доме Хорхоруни, у своего господина Соломона[Макеноцаци], отца отцов, который в этот момент вернулся к себе в келью в Зыреск. И он ему раскрыл разные вопросы, и особенно то, что он написал в своем сборнике, и он это дал отцу вашего предшественника, а он дал это мне. Поэтому я осмелился обратиться к Вашей святыне, ибо обширны и длинны все вопросы и ответы на проблемы. Но Бог не удостоил меня видеть Вас, избранника Божия. В этих обстоятельствах вот что я Вам пишу словами неполными и темными. Он сказал, что в царствование злочестивого Маркиана, тот, наущаемый своей женой блудницей Пульхерией, раскольницей самой несторианской церкви, разорвал и уничтожил тотчас правило веры Православного Собора. Это сборище в Халкидоне, как все знают. После чего, убежденный ею, он часто вел сражение в наших землях, чтобы утвердить в них Халкидон, с длинными письмами и частыми публичными беседами лицом к лицу. Однажды они созвали людей к себе в Константинополь [572 г.] и второй раз собрались в Феодосиополе [633 г.]. Они пришли с намерением нас завоевать как виновных. Но наши дали смелые ответы, как мы знаем из писем, которые находятся в Книге о вере, распространенной в стране, и через ответы самих наших учителей[…]. Но у нас растет злой и опасный Иоанн Майрагомеци, думающий, что он выше других, по заблуждениям савеллиан. Он пишет сочинения о том, что он якобы узнал от нас, как вышедший от нас, будто армяне в состязании всегда уступали грекам. Господин Соломон показал, какова была причина такой слабости, и весьма духовный отец отцов [Саломон Макеноцаци] тотчас дал ответ, и что он сочинил письменно, он показал нам. Он говорил: "Армяне не уступали в вере, как говорит этот Иоанн Майрагомеци, ибо их рассуждения, их мнения и их возражения были многочисленны в ответ на заявления греков о свойстве двух природ и страдания на Кресте. Но наши уступали тогда, когда они говорили нам, что Бог устроил Свою святую Церковь святыми апостолами по образу девяти чинов небесных. Ибо как в вышних ангелы и архангелы, престолы и власти, господства и силы, начала, серафимы и херувимы, так и здесь в нижней сфере суть собраны патриархи, архиепископы, митрополиты и епископы, священники, диаконы иподиаконы, чтецы и певцы. И все вместе они могут рукополагать католикоса и других, и католикос всех. Теперь [спрашивали армян греки], если вы имеете здравую веру и разумную, объявите нам, кто ваш патриарх, ибо есть только четыре патриарха на земле - престол Марка в Александрии, Матфея в Антиохии, Луки в Риме, Иоанна в Эфесе Асийском, в соответствии с четырьмя ангелами мира, с четырьмя рукавами райского потока, с живыми тетраморфами, на которых почивает Бог, с четырьмя евангелистами, которые дали божественный закон, с четырьмя книгами закона, положенными Моисеем в ковчеге, ибо ему было повелено хранить Второзаконие отдельно. И скажите теперь, кому вы подчиняетесь; подчиняемся ли одному из них, или всем тем, кто, как и мы, имеет ту же веру? Ибо ваш архиепископ св. Григорий был рукоположен в Кесарии, и те, кто после него до сего дня». Он говорит еще: «[Греки говорили армянам:] если вы православны, но просто в другой Церкви, тогда укажите нам ясно на патриарха, которому подчиняется ваш архиепископ. Но если у вас нет патриарха, то значит нет и других чинов Церкви, и теперь ясно, что вы в еретической тьме вместе с Арием». Так армяне были заведены в тупик, и потерпели поражение из-за того, что Церковь их была управляема не таким устройством. Со времени царства Юстиниана, он вложил ему желание, и он убедил отцов и патриархов и изменил место мощей св. Иоанна, перенеся их в Константинополь, так как это имперский город по благодати Божией, и он установил там кафедру патриархата, тогда как природная кафедра пребывала в Эфесе. Говорят, что он даже перенес мощи Матфея из Антиохии в Иерусалим, ибо это город великого Царя (Мф.5,36), а природная кафедра осталась в Антиохии»[15].
Мы не будем анализировать большой исторический материал, который сообщает данный документ. Обратим внимание лишь на то, что требуется для наших целей. Маштоц пересказывает в своем письме некоторые сведения из сочинений армянского католикоса Соломона (791–792) и его учителя Соломона Макеноцаци (680–750). В этих сочинениях говорится о переговорах между греками и армянами в 572 г. и 633 г. Опровергая мысль Иоанна Майрогомеци, будто в переговорах армяне всегда уступали грекам, католикос Соломон дает следующее объяснение: армяне действительно уступали грекам в спорах, но в не области веры, а в области церковного устройства. Греки, по словам католикоса Соломона, на переговорах 572 г. и 633 г. приводили следующий аргумент: церковная иерархия устроена точно так же, как и небесная, и высшим чином церковной иерархии являются четыре патриарха; какому же из четырех патриархов подчиняются армяне? Армяне не могли ответить на этот вопрос и были заведены в тупик. Такие сведения о переговорах 572 г. и 633 г. дает нам письмо Маштоца. Поскольку эти сведения говорят не в пользу армян, а наоборот, описывают, как именно армяне проиграли в споре, то правдивость их довольно высока. Таким образом, мы знаем аргументацию византийской стороны и, соответственно, византийское учение о положении патриархов. Оно напоминает то учение V в., которое мы уже видели в апокрифических канонах Никейского Собора, однако здесь упор делается не на «примат Петра», а на соответствие небесной иерархии церковной. Патриархи возвышаются над митрополитами как особый священный чин.
Именно такое же учение мы находим в непосредственно православном и весьма авторитетном источнике V–VI вв., в Ареопагитском корпусе. В Послании к Димофилу прямо сказано: «Сам ты уделяй по достоинству вожделению, гневу и разуму, тебе же уделят божественные литурги, а им – иереи, иереям же – иерархи, а иерархам – апостолы или преемники апостолов»[16]. Этот отрывок прямо говорит о существовании каких-то «преемников апостолов», которые отличаются от обычных иерархов-епископов так же, как сами иерархи отличаются от священников, т.е. речь идет фактически об особой священной степени. В рамках Дионисиевого корпуса такое распределение ролей как раз соотносится с чинами небесной иерархии, как мы и видели в письме Маштоца, так что можно уверенно говорить о какой-то единой традиции. Псевдо-Дионисиев корпус возник, вероятно, в конце V в[17]., но ввиду сложности его датировки мы на всякий случай привели свидетельство из св. Дионисия в этом разделе.
Еще более четко учение об особом положении патриархов выражено в схолиях к Ареопагитскому корпусу. Схолии в большинстве написаны прп. Максимом Исповедником, хотя и не все, однако это не существенно, т.к. в поздней Византии все равно все схолии к Корпусу одинаково приписывались прп. Максиму и пользовались незыблемым авторитетом непосредственно вместе с самим текстом. К указанному отрывку написаны следующие две схолии: «Отметь похвальный церковный порядок – чтобы монашествующих наказывали диаконы, их- священники, а священников – епископы, епископов же – апостолы и их преемники. А в среде преемников апостолов наказание бывает от равных по чину», «Заметь, что апостолы и преемники апостолов больше епископов и что каждый должен быть исправляем более святым, чем его чин. Преемниками апостолов сейчас, я думаю, являются патриархи»[18].
Итак, теперь уже в Византии мы встречаем однозначное утверждение о власти патриархов над всеми епископами и о положении патриархов как отдельном чине над всеми архиереями. Это учение не маргинально, а, напротив, изложено в одном из самых авторитетных источников – Корпусе св. Дионисия и в схолиях на него.
Таким образом, в VI–VIII вв. мы видим распространение в Византии учения об «особом положении» патриархов, которое будет несколько отличаться от аналогичного восточного учения IV–V вв., которое базировалось на идее «примата Петра». Здесь уже нет никакого примата, зато дается отсылка к извечному богоустановленному чину по образу иерархии небес.
Возможно, это учение трансформировалось из более ранней «антиохийской» формы, которая тоже предполагала «богоустановленность», вытеснив идею «примата Петра» как обоснования особого положения патриархов в не упоминаемую область или в Рим. Вне Византии идея «особых прав» предстоятелей в связи с «приматом Петра» будет продолжать существовать, в том числе и среди православных, что видно из широчайшего употребления апокрифических никейских канонов и из тех идей, которые будут взяты на вооружение в Армении, где «примат Петра» совместят с еще одной древней традицией «примата апостола Иакова»[19].
3. IX-X вв.
В IX в. концепцию «особых прав» патриархов на Востоке с убедительностью изложил свт. Мефодий, патриарх Константинопольский, в полемике против студитов. Требуя от монахов студийского монастыря анафематствовать все сочинения прп. Феодора, написанные против патриархов Тарасия и Никифора, Патриарх Мефодий писал в своем втором послании к студитам следующее:
«А что для священников епископы, то есть иерархи, для иерархов же апостолы и преемники апостолов, то есть патриархи, определяют то, что им подобает по достоинству, со всей очевидностью покажут сочинения боговещанного Дионисия и предписание канонов. Ибо подобающее по достоинству определяют вышестоящие чины для нижестоящих, вплоть до апостолов — а их преемники, то есть патриархи, тоже суть апостолы, как говорит божественный Дионисий». «Скажем и епископам, которые обязаны подчиняться апостолам, то есть патриархам… ». «Что касается нас, то только равные нам по чину, могут судить нас, и не могут судить нас наши подчиненные, которые сами подвластны нашему суду». «Ведь епископ есть и имя, и дело многочисленное, а апостолов и преемников их — редкое и весьма немногочисленное, начальственное и самовластное. Ибо как нами правит единое начало, и власть, и сила, так и Божество, а из него произошло и ему подвластно многое, так и после апостолов и их преемников есть священные должности и чины, многие числом и различные по свойствам, возводимые к немногим, то есть к апостолам и их преемникам»[20].
Свт. Мефодий прямо следует Ареопагитскому корпусу и схолиям на него: немногочисленные патриархи – преемники апостолов, по свт. Мефодию, являются особым чином, которому подчинены все остальные архиереи. Такой порядок следует из соответствия церковной иерархии небесной. Судить патриархов могут только они сами, т.к. низшие чины не обладают правом судить высшие. Собственно, ничего нового относительно Ареопагитского корпуса и схолий к нему тут нет. Однако указание на св. Мефодия для нас важно, т.к. именно в этом свете требуется понимать более поздние высказывания свт. Фотия, Патриарха Коснтантинопольского. Фотий был великим почитателей свт. Мефодия и даже составил ему службу, в церковной политике он продолжал именно линию свт. Мефодия, вопреки церковной позиции своего конкурента свт. Игнатия[21].
Вот как высказывается св. Фотий о патриархах:
«Патриарх есть живой и одушевленный образ Христа, делами и словами, в себе самом живописующий истину.
Патриарху должно заботиться, во-первых, чтобы сохранить в благочестии и честности тех, кого он принял от Бога, а потом и всех еретиков, по возможности для него, обратить к православию и единению церковному (а еретиками законами и канонами называются и те, которые не имеют общения с Церковию); а также и неверных посредством увлечения светлым и чудным своим деянием сделать подражателями веры, дабы и их, видящих его дела, соделать служителями Всесвятой и Единосущной Троицы, насколько для него возможно.
Цель у патриарха состоит в том, чтобы спасать вверенные ему души, жить во Христе и распинаться миру.
Патриарху свойственно: быть учительным, ко всем относиться одинаково, как к высоким, так и смиренным, быть кротким по отношению к занимающимся учением, а по отношению к непокоряющимся быть обличительным, а за истину и в защиту догматов и о соблюдении правды и благочестия говорить пред царями и не стыдиться.
Величайшие и необходимейшие части государства, составляемого, подобно человеку, из частей и частиц - суть царь и патриарх; посему мир и счастие подчиненных и по душе и по телу заключается в единомыслии и согласии во всем власти царской и патриаршей.
Престол Константинополя, украшенный царскою властию, провозглашен первым соборными определениями, им последуя, божественные законы повелевают возникающие в других престолах сомнения представлять на его расследование и суд.
Забота и попечение о всех митрополиях и епископиях, монастырях и церквах, а также и суд и предание суду и освобождение от суда принадлежит местному патриарху; а Константинопольскому председателю позволительно не только посылать ставропигии в епархиях и других престолов, но и наблюдать и исправлять бывающие и в других престолах сомнения и полагать конец судам; равным образом, сам он и один только поставлен посредником и судьею покаяния и обращения от грехов и ересей»[22].
Понимая данные высказывания в духе теории свт. Мефодия, который, в свою очередь, просто пересказывает Ареопагитский корпус со схолиями, можно лучше себе представить, что именно имел ввиду св. Фотий, когда говорил о патриархах. Для него так же, как и для свт. Мефодия, патриархи представляли собой отдельный чин, отличающийся от епископского, и в данных параграфах св. Фотий описывает их патриаршие прерогативы.
Обращает на себя внимание выделение особенного положения Константинопольского патриарха, который занимает в этом «чине патриархов» еще более преимущественное положение.
Подводя краткий итог сказанному, можно отметить, что в первом тысячелетии в православной Византии развивалось учение об особом чине патриархов – предстоятелей Церквей. Истоки этого учения, возможно, восходят к евангельским временам. Само учение зафиксировано в различных документах, самыми авторитетными из которых являются Ареопагитский Корпус и послание свт. Мефодия. Суть учения о «чине патриархов» заключалась в том, что патриархи и предстоятели являются особенной степенью внутри единого священства. Их положение особое, они подсудны только собору равных им патриархов. Таково было положение дел в первом христианском тысячелетии. Одновременно с этим начинает развиваться учение об «особом положении» Константинопольского патриарха среди всех остальных патриархов, что можно видеть уже в Исагоге Фотия.
Дальнейший анализ учения об «особых правах» предстоятелей и их «особом положении» выведет нас уже за заявленные пределы первого тысячелетия. Можно только контурно отметить, что с самого начала второго тысячелетия «особое положение» патриархов будет оспариваться на Востоке, свидетельством чему служат некоторые трактаты, опубликованные Ж. Даррузезом, в которых одни авторы настаивают на том, что патриарх – лишь первый по чести митрополит Синода, а другие, что патриарх глава и отец Синода митрополитов[23]. В общем и целом во втором тысячелетии станет господствовать позиция «уравнивания» патриархов с прочими архиереями в рамках одного и того же чина. Однако, обращаясь уже к самому концу византийского периода, можно встретить такую трактовку патриаршего сана у одного из самых авторитетных авторов XV в., свт. Симеона Солунского:
«Ибо, хотя и одна благодать, и сила, и чин епископства от Бога, первого и единого Отца и Епископа; но имеет в себе и отечества, и сыновства, и различные дарования благодати, как и всякий чин. Так и Божество есть Отец, и Сын, и Святой Дух. И хотя в Троице – одно существо, но Отец есть единое виновное Лицо, которому Сын и Дух во всем подчиняются»[24].
Другими словами, отношения патриарха и епископов описываются свт. Симеоном тройческой метафорой: как Отец – источник божественности в Троице, также и патриарх – источник священства для прочих, равных ему по священству епископов.
Нельзя не заметить, что в этом позднем сочинении мы встречаемся с точно такой же формулировкой, как в одном из самых ранних документов, касающихся «особых патриарших прав» – речи Агапита, еп. Бет-Лапатского, на Соборе 424 г. И для свт. Симеона, и для еп. Агапита патриарх – это источник священства для всех остальных архиереев, и именно в этом смысле патриарший чин является высшим или отдельным.
[1] van Esbroeck M., van Cangh J.-M. La primauté de Pierre (Matth. 16,16-19) et son contexte judaïque// Revue Théologique de Louvain, 11, 1980, pp. 310-324.
[2] Riesenfeld H. Le Christ trasfiguré. Uppsala, 1947.
[3] Le Déaut R. Actes 7, 48 et Matth. 17. 4 à la lumière du Targume palestinien//Recherches de science religieuse, LII, 1964, pp. 87-90.
[4] van Esbroeck M., van Cangh J.-M. La primauté de Pierre (Matth. 16,16-19) et son contexte judaïque// Revue Théologique de Louvain, 11, 1980, p. 311.
[5] van Esbroeck M., van Cangh J.-M. La primauté de Pierre (Matth. 16,16-19) et son contexte judaïque// Revue Théologique de Louvain, 11, 1980, p. 314.
[6] Jastrow M. A Dictionary of the Targumim, Philadelphia, 1903, pp. 634-635.
[7] Synodicon Orientale/ Ed. et tr. Chabot J.-B. Paris, 1902, pp. 289-292.
[8] Marquardt K. J. L administration romaine. Paris, 1881, vol. 2, pp. 331-384.
[9] Synodicon Orientale/ Ed. et tr. Chabot J.-B. Paris, 1902, pp. 294-296..
[10] van Esbroeck M.Primaute, Patriarcats, Catholicossats, autocephalies en orient// Il primato des Vescovo di Roma nel primo millenio. Ricerche e testimonianze, ed. M. Maccarrone, Vatican 1991, 493-521.
[11] Graf G. Geschichte der christlichen arabischen Literatur, t.2, Vatican, 1947, p.173-176.
[12] O. Braun De Sancta Nicaena Synodo. Syrische Texte des Maruta von Maipherkat nach einer handschrift der Propaganda zu Rom, Münster, 1898, p р. 63-68.
[13] van Esbroeck M.Primaute, Patriarcats, Catholicossats, autocephalies en orient// Il primato des Vescovo di Roma nel primo millenio. Ricerche e testimonianze, ed. M. Maccarrone, Vatican 1991, 493-521.
[14] PG, 91, col. 352, 464.
[15] O. Braun De Sancta Nicaena Synodo. Syrische Texte des Maruta von Maipherkat nach einer handschrift der Propaganda zu Rom, Münster, 1898, p. 24.
[16] Дионисий Ареопагит. О церковной иерархии. Послания./Пер. Г. М. Прохоров, СПб, 2001, с.233.
[17] van Esbroeck M. Peter the Iberian and Dionysius the Areopagite: Honigmann’s thesis revisited//Orientalia Christiana Periodica, 59, 1993, pp. 217-227
[18] Дионисий Ареопагит. О церковной иерархии. Послания./Пер. Г. М. Прохоров, СПб, 2001, с.233.
[19] van Esbroeck M.Primaute, Patriarcats, Catholicossats, autocephalies en orient// Il primato des Vescovo di Roma nel primo millenio. Ricerche e testimonianze, ed. M. Maccarrone, Vatican 1991, 493-521.
[20] Darrouzès J. Le patriarche Méthode contre les iconoclasts et les Studites // RÉB. 1987. Vol. 45. P. 38–53.
[21] Grumel V . Le schisme de Grégoire de Syracuse // Echos d'Orient. 39, 1940–1942. Рp. 257–267: Dagron G. Le traité de Grégoire de Nicée sur le bapteme des Juifs // Travaux et Mémoires. 11, 1991. Рp. 313–357.
[22] Собрание по алфавитному порядку всех предметов, содержащихся в священных и божественных канонах, составленное и обработанное смиреннейшим иеромонахом Матфеем или Алфавитная Синтагма М. Властаря/Пер. с греч. свящ. Н. Ильнского. Симферополь, 1892, с. 339-340.
[23] Darrouzès J. Documents inedits d’ecclésiologie byzantine. P., 1966, pр. 116-251
[24] Симеон Солунский, блаж. Сочинения. СПб, 1856, сс. 272-273.