Константинополь – столица Византийской империи, город императоров и патриархов, который имеет принципиальное значение в истории Христианской Церкви. Невозможно понять чтения хроник, которые подробно описывают события на улицах и площадях этого города, невозможно иметь представление об осадах и военных действиях, приходивших около столицы, и, наконец, нельзя представить себе того литургического богатства, которое создавали городские шествия, структурирующие богослужебную жизнь столицы Византии, не понимая как именно этот город был устроен. Стоит ли говорить о страсти христианских паломников, которые с тщательностью ученых мужей фиксировали местонахождение того или иного храма, содержащего мощи и чудотворные иконы, или положение какого-нибудь древнего целебного источника. Огромные средневековые списки расположения святынь Константинополя, многие из которых дошли до нашего времени, говорят сами за себя. Однако наше время, даже при изобилии дошедшего материала, не может похвалиться большими успехами в константинопольской топографии. Приезжая в современный Стамбул и подходя к каким-нибудь явно византийским развалинам, мы большей частью лишены возможности понимать, какие именно архитектурные объекты лежат перед нами. Потому что для идентификации архитектурных объектов необходимо во многом именно топографическое знание исторической местности. Можно определить возраст памятника, характер кладки, общую структуру устройства, представить, как объект выглядел изначально, и даже проследить генезис его изменений, но никакими архитектурными методами невозможно определить, что именно это был за памятник. Как он назывался? Кто его построил, какова была его цель и назначение, и, самое главное, какова была его история? Что это – неизвестный дом богатого архонта или знаменитый загородный дворец императорской фамилии, общественное здание чиновников или казармы восточных схол? Бесконечные архитектурные переделки и переустройства еще более запутывают картину. Это особенно обидно, поскольку мы имеем богатейший описательный материал из хроник, Житий, писем, документов, законов. Мы знаем тысячи топографических названий Константинополя – названия улиц, площадей, дворцов, портиков, триумфальных арок, статуй и башен, и, с другой стороны, мы знаем также сотни византийских археографических объектов современного Стамбула, которые зафиксировала и описала для нас современная наука. Но мы не знаем, как это соединить[1]! Например, «Книга церемоний» Константина Порфирогенита и византийские историки с такой невероятной точностью описали нам строение Большого Императорского Дворца, что при чтении кажется, будто нам известен каждый мельчайший закоулок и незначительный поворот этого грандиозного сооружения из внутренних храмов, китонов, триклинов, фиалов, илиаков, палат, ворот, лестниц, фонтанов и атриумов. Лучшие современные специалисты, в свою очередь, осуществили, в основном опираясь на эти письменные источники, несколько прекрасных реконструкций всех основных дворцовых залов и переходов, но вдруг неожиданно открытый, недалеко от Голубой мечети, в самом центре бывших дворцовых сооружений изящный перистильный зал с поразительной напольной мозаикой V в. за секунду разрушил точность всех существующих представлений. До сих пор этот восхитительный зал никому не удалось вписать ни в одну из существующих реконструкций Большого Дворца. Все наши огромные знания о, казалось бы, мельчайших деталях дворцовых строений тут же разбились в прах при столкновении с простым археологическим объектом. Мы не знаем, куда его вписать. Наших топографических знаний недостаточно для этого. Оказалось, что это просто «неизвестный зал». Ни в одном из реконструированных планов ему не нашлось достойного места, а ведь это был не просто «зал», а какое-то важное место Дворца, которое берегли и украшали лучшими произведениями искусства. Такое бессилие археологии и топографии, после столетий скрупулезных изучений, обескураживает и поражает. То же можно сказать и о «западной галерее», которую не так давно окрыли при раскопках и которая резко переориентировала вообще все дворцовые помещения. Точно так же до сих пор мы гадаем, что представляет собой целое поле разного рода помещений, недавно раскопанных на юге за св. Софией – то ли это остатки Магнаврского дворца, то ли сооружения Патриархии, то ли здание старого Сената, то ли Квесторий, где заседал знаменитый Трибониан, то ли это вообще армейские казармы или, может, и вовсе какие-то неизвестные объекты технического назначения[2]?

Та же ситуация и с сохранившимися храмами. Да, мы знаем, где находится св. София, св. Ирина, храм свв. Сергия и Вакха, церковь Паммакаристы, Студийский монастырь, а также монастыри Пантократор и Хора. Но на самом деле из сорока византийских храмов, в том или ином виде сохранившихся до наших дней, современной наукой идентифицированы только… двенадцать! И то, многие из этих идентификаций до сих пор оспариваются и меняются[3]. Что же касается остальных двадцати восьми византийских храмов, то среди ученых не существует даже более-менее спорной их идентификации. Эти храмы почти полностью потеряли свое византийское имя и свою византийскую историю. Иногда они используются как современные греческие церкви, но их историческое прошлое до сих пор остается загадкой. Таким и представляется для нас современный Стамбул в его византийской перспективе, он предстает перед нами несколькими величественными памятниками и полем загадочных развалин. Но как ни странно, бывало, что и сами византийцы воспринимали свой город именно таким образом. Константинополь часто приходил в упадок из-за войн, мятежей, землетрясений и других бедствий, и во многом именно его руинированный вид как раз и порождал такую литературу, как «Описания патриографов», которые мы теперь считаем важнейшими источниками по городской топографии Константинополя[4].

У этих «Описаний» есть одна характерная черта, они всегда соединяют описываемые места с различными комментариями исторического, легендарного, мифического и анекдотического характера. Знание топографии позволяет нам представить себе город в цельности, как он есть, кроме того проникнуться его подлинным духом, его мечтами, страхами и воспоминаниями, выползающими иногда из темных языческих глубин далекого прошлого. Именно в византийские периоды упадка, когда город отчасти лежал в руинах, топографические описания Константинополя начинали неожиданно умножаться и пользоваться предельной популярностью. Люди стремились окружить забытые памятники легендами, не дать им кануть в вечность, бесследно разрушиться и тем самым уничтожить нечто важное и существенное для великой истории их столицы[5].

«Описания патриографов» – это очень специфический жанр. Эти описания составляли не официальные лица, это труды простолюдинов, точнее обывателей, которые описывают свой город не для статистики и не для иностранцев, а для себя. После страшных потрясений, принесенных арабским нашествием в VII в., менталитет жителей Константинополя значительно меняется[6]. Меняется и общий облик города. Население сокращается в десять раз. Больше нет и речи о бесплатных раздачах хлеба горожанам[7], портики поросли деревьями и сорняками, акведуки разбиты, цистерны пусты, кладбища разместились внутри города, прямо на древних парадных мраморных форумах торгуют пряностями и скотом, а новые византийские архонты прячут в своих дворах свиней и прочую домашнюю скотину для нелегальной продажи. Грандиозные бани в полном запустении – нет больше ни средств для их содержания, ни, самое главное, воды, столь редкой и ценной в Константинополе. Даже высшие чиновники двора теперь выпрашивают во дворце «дополнительную воду» для своих весьма скромных домов, построенных на развалинах древних зданий. Страшная антисанитария и чудовищное запустение – вот что представлял собой Константинополь до Македонского возрождения, если не вплоть до самих Комнинов[8].

Обыватели такого города вынуждены были уныло бродить между разваливающимися виллами бывших патрикиев и сенаторов, почерневшими статуями языческих богов и забытых героев, египетскими обелисками с непонятными надписями и таинственными знаками восточных стел. В это время торжествует византийская астрология, адепты которой в каждом загадочном знаке видели счастливое или неудачное предзнаменование. Умельцы вычитывали пророчества по положению статуй на Ипподроме и искусно толковали трофейные иероглифы на публичных зданиях, соединяя средневековую филологию с фантастической астрономией и неуемной фантазией. Тоска по утраченному великому прошлому смешивалась здесь с таинственной надеждой на великое будущее. Вселенский апокалипсис яснее и яснее открывал свой лик.

Вот эти смешанные, спутанные, иногда дикие, чрезвычайно богатые и потому безумно интересные сведения и доносят до нас сочинения «патриографов», одним из которых является «Парастасис». Невозможно понять умонастроение рядового византийца VII–Х вв., не читая «Патрию» или «Парастасис». И наоборот, понимая мироощущение средневекового византийца, значительно легче представить себе многие исторические события, описанные в хрониках – восстания цирковых партий, неожиданные мятежи и столь же неожиданные их прекращения, безрассудную приверженность народа к династии и внезапное резкое отвращение от нее из-за какого-нибудь малозначительного события. Прежде всего, такие сочинения, как «Описания патриографов», помогают нам понять византийский менталитет. И это дорого стоит для любого исследователя Византии.

Кроме того, любопытно отметить, что в настоящее время приезжающие в Стамбул туристы отчасти находятся в той же ситуации, что и византийские обыватели времен «патриографов». Сейчас тоже в некотором роде период византийского кризиса. Византия сейчас не просто образ из прошлого, она в буквальном смысле исчезает прямо перед нашими взорами. Теперь только самые монументальные памятники византийской архитектуры непосредственно доступны нашему зрению. Окруженные стеной минаретов, одинокие, вокруг столь же грандиозных, хотя и удивительно однообразных мечетей, на фоне общего пейзажа исламского города, эти памятники византийской древности слабо отражают все невероятное богатство бывшей столицы Византии, скрытой под десятиметровым культурным слоем нового турецкого поселения, из-под которого то и дело просвечивают свидетельства величия восточно-римского мира. Руины Константинополя переполняют современный Стамбул. Они уже стали настолько привычны, что местные жители их даже не замечают, теперь это естественная часть нынешнего городского ландшафта. Кажется, если эти руины вдруг куда-то исчезнут, то только для того, чтобы на их месте тут же возникли какие-то новые, не менее импозантные развалины. Однако в действительности руины Константинополя продолжают планомерно исчезать и безжалостно разрушаться. С каждым годом их становится все меньше. Урбанизация, принося бесспорные блага жителям Стамбула, навеки истребляет византийские памятники. Константинополь исчезает прямо на наших глазах. Строительство железной дороги в конце XIX в. уничтожило и без того жалкие остатки Большого Дворца и древнейшую часть городских стен[9], строительство городской канализации и водопровода в ХХ в. навсегда уничтожило остатки византийских мраморных улиц, разрушило основания колонн и завалило малые византийские цистерны, перепланировка города в середине ХХ в. смела множество памятников, от которых теперь не осталось и следа[10]. Однако, говорят, нет ничего хуже современной турецкой реставрации, которая почти полностью уничтожает культурные памятники, оставляя от них лишь внешние подобия, приглядные для туристов, но полностью лишенные археологической ценности[11].

И вот в этом разрушающемся византийском городе и сейчас продолжается жизнь обывательских мифов. Любому паломнику или туристу покажут в св. Софии «место императрицы», «столп Григория Чудотворца», «изображение императора Александра с черепом», а также «Врата Ада и Рая». В туристическом маршруте обязательно посещение окруженного немыслимыми небылицами «Дворца Вуколеон», который на самом деле представляет собой просто какое-то неизвестное строение V в. Что уж говорить про Влахерны, Халкопратию, церковь Животворного источника, Мирилеон[12]? Современность создает свое «патриографическое описание», свои мифы и легенды, многие из которых обрастают не менее импозантными подробностями, чем те, о которых можно прочитать в «Парастасисе». Поэтому «Парастасис» – это такой путеводитель по Константинополю средних веков[13]. Единственное его отличие от современных путеводителей по Стамбулу, также наполненных своими мифами и легендами, состоит в том, что «Парастасис» не предназначался для туристов. Это прежде всего книга для чтения самих константинопольцев, антология «загадочных» мест их священного города, сборник «таинственных» историй, передаваемых из поколения в поколение как особое, сокровенное знание для тех, кто живет в единственно истинном Городе, «Оке мира».

Описав «Парастасис», так сказать, с культурологической стороны, нужно отметить его важность со стороны собственно топографической.

Для определения местоположения объектов значение топографических памятников, пусть даже таких специфических, как «Парастасис», естественным образом становится фундаментальным. Топографическое описание четко локализует каждый из объектов на своем собственном месте, которое описывается как можно более точно. Начиная с Пьера Жилля († 1555), первого ученого европейца, вообще как-то научно исследовавшего Константинополь, до «патриархов» «науки изучения Константинополя» ХХ в. о. Раймона Жанэна († 1972) и Родольфа Гуйяна († 1981), изучение византийской столицы было в значительной степени ориентировано именно на топографию. Поколение за поколением, особенно в течение последнего столетия, специалисты занимались теми же проблемами, исследуя те же тексты, чтобы разместить или переместить на карте такой-то памятник, такую-то улицу или такой-то квартал. Нельзя отрицать того, что для знания любого города прежде всего необходим его точный план. Это то, без чего невозможно изучение города как такового. Однако перед такой, казалось бы, основополагающей задачей до сих пор стоит несокрушимая стена нерешенных вопросов.

Основные причины имеющихся неуспехов можно разделить на пять пунктов:

1. Отсутствие строго топографических источников.

Сами византийцы не позаботились о том, чтобы оставить для нас детальное и систематическое описание их столицы. Они передали нам в этой области только смешанный и беспорядочный сборник так называемых «патриографов»[14]. Если мы оставим в стороне Anaplus BosphoriДионисия Византийского, риторическое сочинение, созданное примерно во II в. до н.э.[15], и, таким образом, существенно превосходящее своей древностью византийский период, единственный официальный документ, которым мы располагаем, – это Notitia urbis Constantinopolitanae (ок. 425 г.[16]), латинский текст на примерно 15 страницах, дошедший до нас в западной рукописной традиции, неизвестной византийцам. Итак, никакого нормального топографического описания Константинополя у нас нет.

2. Отсутствие точных топографических данных в литературе.

 Византийская литература, начиная с VII в., если уже не раньше, была в значительной своей части написана в Константинополе и предназначалась для чтения именно в Константинополе. Соответственно, она полна аллюзиями на различные кварталы и памятники города, но эти ссылки практически никогда не уточняются, потому что читатель прекрасно знал эти места. Поэтому в том случае, если историческое исследование основывается на комментариях к текстам, всегда важно уточнять ситуацию с топонимами, которые там упоминаются.

3. Позднее начало топографического изучения Константинополя.

С одной стороны, в эпоху, когда началось научное исследование Константинополя, от византийского города осталось лишь малое количество идентифицированных и узнаваемых памятников. С другой стороны, жители города, даже греки, забыли, за некоторыми исключениями (Влахерны, Псамафия, Фанар), старые названия.

Если для всех больших европейских городов сохранились подробные топографические карты, начиная с XV, в худшем случае с XVI в., то для Константинополя первая карта, где более  менее верно были указаны основные улицы, была создана только стараниями графа Шуазёль- Гуфье (Choiseul-Gouffier) в 1776 г., а опубликована в 1800 г. А издания точной карты Константинополя пришлось ждать до 1842 г. От византийского периода остался только один рисунок Константинополя: эскиз Буондельмонти, выполненный около 1422 г. Но оригинал был потерян, а эскиз сохранился в двадцати копиях, каждая из которых отличается от другой[17]. Все остальные рисунки Константинополя уже турецкого времени. Европейцам было опасно точно рисовать турецкую столицу, и все рисунки имеют более-менее фантастический характер. Среди лучших так называемая панорама, названная по имени гравера Вальвассоре, рисунок венецианского происхождения конца XV в. (между 1478–1479 гг., когда были построены стены изображенного на панораме Дворца Topkapi, и 1490 годом, если верно отождествление изображенной на панораме церкви Св. Луки Евангелиста, недалеко от Ипподрома (видимо, это Неа Экклесиа Василия Македонянина) с Gungormez kilisesi, превращенной в пороховой склад и сожженной ударом молнии в 1490 г.). Оригинал рисунка, который приписывают Джентилли Беллини, утерян. Однако и на этой панораме изображение города носит явно выдуманный характер, т.к. город изображен с птичьего полета. Рисунок Ипподрома, опубликованный Онуфрио Панвинио и без оснований датируемый 1450 г., есть не что иное, как фрагмент панорамы Вальвассоре[18]. Стоит отметить большую панораму Константинополя датского художника Мельхиора Лорка 1559 г., хотя город неудачно изображен там в профиль, и два турецких рисунка XVI в., которые сохранили интересные детали, хотя и полностью игнорируют законы перспективы. В последнем случае речь идет уже о рисунках времен Баязида II и Сулеймана Великолепного, т.е. о том городе, который уже непосредственно видел и описал первый исследователь топографии Константинополя Пьер Жилль.

4. Отсутствия стратиграфического метода в археологии Константинополя.

 Археологические бюллетени, которые публиковал Е. Мамбери (Ernest Mamboury) в журнале Byzantion и которые продолжали публиковаться там некоторое время после его смерти, описывают археологические раскопки в Константинополе в ХХ в. (1936–1960). Однако стоит сказать, что раскопки, связанные с публичными работами всегда проводились в спешке и без достаточной научной скрупулезности. Речь идет прежде всего о строительстве железной дороги 1871 г., когда только один А.Г. Паспати оставил нам общее описание раскопок при строительстве канализации в 1920-е и 1930-е гг., когда раскопки описывались Е. Мамбери, хотя его заметки и зарисовки до сих пор не изданы, строительство задний Университета в 1940-е гг., строительство какой-то японской компанией большого водопровода (1983), когда были открыты остатки византийских строений на оконечности Сераля, хотя никто этим не занимался. При этом обычно ограничиваются исследованием того или иного отдельного памятника[19], стратиграфический метод исследований стал использоваться только в самое последнее время. В общем археологические исследования Константинополя не соответствуют современным методам исследования больших городских пространств[20].

5. Бедность и малодоступность статистических данных.

Статистические источники: от византийского периода только Notitia V в., потом только турецкие переписи, но последние в основном не изданы и не доступны исследователю, незнакомому с турецким языком.

Не стоит ожидать полного описания и от книги Жанена Constantinople byzantine – книги незаменимой, но использовать которую требуется с большой осторожностью. Жанен не использует всех источников, что-то он цитирует по устаревшим изданиям и неточным переводам (особенно русских паломников), он также невнимателен к датам некоторых текстов (особенно к «Патрии», где он часто не различает разных слоев).

В этом отношении изучение данных «патриографов» особенно важно. Они по крайней мере описывают места, которые видят своими глазами. Они описывают их состояние и отношения между ними. «Патриографические» данные заслуженно стоят в первом ряду по изучению константинопольской топографии.

«Парастасис», или «Краткие исторические заметки», сохранился только в одной рукописи XI в. Parisinus gr. 1336[21]. Некоторые авторы датируют его началом VIII века (А. Камерон и Дж. Херрин[22]), а некоторые серединой (Ж. Дагрон[23]).

«Парастасис» является главным и важнейшим источником по византийской топографии Константинополя. Он описывает различные достопримечательности византийской столицы VIII в., как они понимались самими византийцами, и приводит соответствующие исторические легенды. Впоследствии, в Х в., «Парастасис» был дополнен и превращен в другой памятник Patria Constantinopoleos. Некоторые дополнения из «Патрии» Х в. также включены в перевод.

Перевод осуществлялся по изданию: Constantinople in the Early Eighth Century/ ed. A. Cameron, J. Herrin. Leyden.1984.

Для большей понятности некоторые места сопровождены комментариями А. Камерона.

[1] Constantinople and its Hiterland/ Ed. C. Mango and G. Dagron. Aldershot, 1995.

[2] Byzantine Constantinople: monuments, Topography and Everyday Life/ Ed. N. Necipoğlu. Leyde, 2001.

[3] K. Dark F. Özgümüş New Evidence for Byzantine Church of the Holy Apostles// Oxford Journal of Аrchaeology 21, 2002, p. 393-413.

[4] P. Magdalino Constantinople medieval. 1996.

[5] C. Barsanti. Note archeologiche su Bisanzio romana// Milion 2, 1990, p. 11-50.

[6] A. Berger. Tauros e Sigma. Due piazza di Constantinipoli// Bisanzio e l’Occidente. Studi in onore di Fernanda de’ Maffei/ Ed. C. Barsani…Rome, 1996, p. 17-28.

[7] J. Durliat, Le ravitaillement des villes protobizantines (IV-VII siècle), E.H.E.S.S., 1985. A. J. B. Sirks The Size of the Crain Distribution in Imperial Rome and Constantinople// Athenaeum 79 1001, p. 215-237.

[8] Constantinople: Les sanctuaire et l’organisation de la vie religieuse// Actes du XI Congrès intern. d’archéologie chrétienne. Rome, 1989, рр. 1069-1085.  

[9] W.D. Lebek. Die Landmauer von Konstantinopel und ein neues Bauepigram//Epigraphica Anatolika, 25, 1995, р. 107-153.

[10] U. Peschlow Eine weidergewonnene byzantinische Ehrensäule// Mélanges Deichmann, I, p. 21-33.L. Stella Cinque poeti dell’ Antologia Palatina, Bologne, 1949, p. 381.

[11] Mango C. Le dével оppement urbain de Constantinople, Р. 2004, p.14. La sculpture byzantine figurée au Musée archéologique d‘ Istanbul Ed. C. Metzger, A. Pralong, J.-P. Sodini. Paris, 1990.

[12]N. Atzemoglou Τ’ αγιασματα της Πολις, Athenes, 1990, p. 17-19. Paribeni, Il quartiere delle Blacherne a Constantinopoli//Milion: Studi e ricerche d’arte bizantina, Rome 1988, p. 215-224.

[13] A. Berger Die Altstadt von Byzanz in der vorjustinianischer Zeit// Varia II = Ποκιλα βυζαντινα, 6 (1987), р. 9-30. Berger A. Untersuchungen zu den Patria Konstantinupoleos = Ποικιλα βυζαντινα 8 (Bonn 1988).

[14] О его составе см. Th. Preger. Beiträge zur Textgeschichte der Πάτρια Κωνσταντινουπλεως. Munich, 1985 и два предисловия в изд. Scriptores originum. Используя патриографов, всегда важно не смешивать Parastaseis syntomoi chronikai (середина VIII в.) и Patria в четырех книгах (около 995 г.), этот последний текст воспроизводит Parastaseis или непосредственно, или чаще через посредство Анонима, см. изд. M. Treu. Excepta anonymi byzantini. Ohlau, 1880, согласно рукописи Х века Paris. Suppl. gr. 607A. Вообще о патриографах см.: Dagron J. Constantinople imaginaire. Paris, 1984. Constantinople in the Early Eighth Century/ ed. A. Cameron, J. Herrin. Leyde,

[15] По поводу этой даты см. изд. Güngerich, р. XLIII-IV.

[16] По поводу даты см. : Speck P. в Studien zur Frühgeschichte Konstantinopels/ ed. H.-G. Beck=Misc. Byz. Monacensia, 14, 1973, p. 144-150.

[17] C. Barsanti Constantinopoli e l Egeo nei primi decceni del XV secolo: La testimonianza di Cristoforo Buondelmonti// Riv. dell‘Ist. Naz. D‘Archeol. E Storia dell‘ Arte, 56. 2001, p. 83-253.

[18] A. Berger Zur sogenannten Stadtansicht des Vavassore/ IstMitt, 44. 1994, p. 329-355.

[19] A. Berger Die Häfen von Byzanz und Konstantinopel// Griechenland und das Meer/ Ed. E. Chrysos, D. Letsios… Mannheim, 1999, p. 111-118.

[20] W. Müller-Wiener. Die Häfen von Byzantion, Konstantinuplis, Istanbul. Tübongen, 1994.

[21] Dagron J. Constantinople imaginaire. Paris, 1984, р. 22.

[22] Constantinople in the Early Eighth Century/ ed. A. Cameron, J. Herrin. Leyden.1984.

[23] Dagron J. Constantinople imaginaire. Paris, 1984, р. 29-48.