Религиозно-нравственная проблематика в публицистике Льва Тихомирова (1892– 1900 гг.)
В России конца XIX – начала ХХ вв. общественный строй и религиозно-нравственные идеалы были существенно поколеблены новыми социально-политическими веяниями. Лев Александрович Тихомиров, представитель русского консерватизма, своей задачей видел указать представителям государственной власти пути реставрации главных опор российской монархии. Этим было обусловлено особенное внимание Тихомирова к теме церковно-общественных и религиозно-нравственных вопросов, которая была одной из центральных в его публицистической деятельности, что и является предметом рассмотрения в статье преподавателя Тобольской духовной семинарии игумена Филарета (Сковородина).
Статья

Многих историков в настоящее время волнуют вопросы, связанные с консервативной идеологией Российского государства, свидетельством чего служат многочисленные научные конференции, монографии и статьи, посвященные проблемам русского консерватизма. Особое место среди представителей этого идеологического направления занимает Лев Александрович Тихомиров, прошедший сложный путь от теоретика революционного движения до идеолога монархического лагеря. По мнению современных исследователей, Тихомиров был не просто консерватором, но консерватором-традиционалистом, т.е. принадлежал к идейному направлению, представители которого отличались «не только более пристальным вниманием к историческому наследию, уважением к нему, но и желанием опереться на православную веру в деле возрождения России»[1].

Лев Александрович истинным благом для России считал укрепление основ существующего самодержавного строя, а потому все свои публицистические способности и энергию направлял на созидание сильной самодержавной власти. Изучение отечественного и зарубежного опыта государственного устройства привело его к убеждению в том, что истинная монархия не может существовать без религиозно-нравственного идеала и прочного общественного строя, имеющего тесную связь с верховной властью. Выразителем и хранителем этого идеала Тихомиров считал Православную Церковь, являющуюся, по его мнению, «тем духовным центром, который объединял и связывал самодержавного монарха и его подданных»[2]. Исходя из этого положения, Лев Александрович считал союз между Церковью и государством важным и необходимым.

В России конца XIX – начала ХХ вв. и общественный строй, и религиозно-нравственные идеалы были существенно поколеблены новыми социально-политическими веяниями. Лев Александрович своей задачей видел указать представителям государственной власти пути реставрации этих главных опор российской монархии.

Такое понимание Тихомировым насущных задач делало тему церковно-общественных и религиозно-нравственных вопросов и проблем одной из центральных в его публицистической деятельности.

После своего возвращения из-за границы в Россию в 1889 г. Лев Александрович затрагивал вопросы, касавшиеся религиозно-нравственного состояния образованного общества, теплохладного в делах веры. Первая работа подобного характера – «Духовенство и общество в современном религиозном движении» – вышла в 1892 г. в журнале «Русское обозрение». По мнению исследователей, в этой работе как ни в какой другой проявилось влияние на Тихомирова идей К.Н. Леонтьева, «который отчасти руководил религиозным образованием раскаявшегося "нигилиста"»[3].

В последней четверти ХХ в. многие деятели отмечали религиозное оживление общества, проявлявшееся в интересе интеллигенции, образованных слоев к вопросам веры. Тихомиров же говорил о неверном направлении и характере этого оживления, называя его «брожением», которое «может возбуждать только тревогу и опасение за его будущее, за его влияние на Россию»[4].

Представители образованного общества, по утверждению Льва Александровича, в своем религиозном «оживлении» не заботились об установлении тесной нравственной связи с Церковью и ее пастырями. «Миссионерами общества, – писал он, – с самого начала являются журналисты, романисты, "вольные пророки". Это ненормальное явление доходит до таких размеров, что в "религиозных" спорах иного интеллигентного кружка не услышишь других ссылок, кроме как на Хомякова, Достоевского, Леонтьева, Соловьева и т.д. Словно они имеют хоть тень церковного авторитета».[5]

Почему же, спрашивал Тихомиров, общество, заявляющее о своем религиозном оживлении, не хочет обратиться за руководством к пастырям Церкви? Ведь именно им поручено быть духовными руководителями людей в Царство Божие? – «Духовенство, – отвечали представители этого общества, – будто бы "косно", будто бы "кастово" замкнуто, "не умеет понять запросов общества", даже "не умеет говорить его языком"».

В этих предлогах Тихомиров видел лишь стремление прикрыть действительную причину нежелания интеллигенции подчинить себя «авторитету Церкви». «Неужели ж, – писал он, – митрополит Филарет не мог возвыситься до понимания религиозных запросов Хомяковых и Аксаковых? ... Не в том ли действительная причина, что "возвышенные стремления" общества ничуть не возвышены, не Бога ищут, мало религиозны?»[6]

Тихомиров подмечал, что представители образованного общества обращались к Церкви не для того, чтобы стать ее послушными чадами. Они нередко преследовали при этом чисто «земные» цели, не понимая ошибочности своих исканий. «Одни, – писал Лев Александрович, – интересуются якобы религиозными вопросами собственно как условием тех или иных судеб гражданского общежития, другие, будучи действительно православными, думают о спасении души… Не в косности дело, – заключал он, – а в разности стремлений, разности понимания того, что в жизни есть главное и что второстепенное»[7]. «Везде и повсюду, – сокрушался Тихомиров, – интерес земной и временный заслоняет собой интерес религиозный и вечный… Одни – землю подчиняют небу; другие небо – земле»[8].

Духовенство Русской Церкви, по мнению Льва Александровича, сразу поняло, что «совместной работы с таким движением у него не может быть, и потому продолжало делать свое, особое дело, не вступая в общение, которое могло быть только вредным для него. Общество, наоборот, до сих пор не поняло ни себя, ни представителей православно-церковного духа. Видя их отчуждение от себя, люди общества не нашли ничего глубже фраз о косности, рутине, замкнутости»[9].

На самом деле Русская Церковь и ее пастыри сыграли исключительную роль в «выработке» русского человека и истории российского государства. Для большей убедительности своих слов и в их подтверждение Тихомиров приводил отдельные рассуждения по этому поводу В.С. Соловьева, с которым Лев Александрович в будущем будет еще много полемизировать. В это время «в защиту истины против лжеумствований г. Владимира Соловьева»[10] нередко выступала церковная печать, представители позднего славянофильства: Н.Н. Страхов, Ю.Н. Говоруха-Отрок, чуть ранее К.Н. Леонтьев, а также публицист и философ В.В. Розанов. Выступление этих авторов против Соловьева было ответом на его критику идей Н.Я. Данилевского (1822-1885), основоположника позднего славянофильства. После смерти Говорухи-Отрока в 1896 г. полемику с Соловьевым продолжал один Тихомиров.

В своем открытом письме И.С. Аксакову Соловьев писал: «Обыкновенно, народ, желая похвалить свою национальность, в самой этой похвале выражает свой национальный идеал, то, что для него всего лучше, чего он более всего желает. Так, француз говорит о прекрасной Франции и о французской славе… Англичанин с любовью говорит: старая Англия… Немец подымает выше и… с гордостью говорит die deutsche Treue[11]. Что же в подобных случаях, – спрашивал Соловьев, – говорит русский народ, чем он хвалит Россию? Называет ли он ее прекрасною, говорит ли он о русской славе или о русской честности и верности? Ничего такого он не говорит и, желая выразить свои лучшие чувства к родине, говорит только о Святой Руси. Вот идеал не консервативный, не либеральный, не политический, не исторический, даже не формально-этический, а идеал нравственно-религиозный»[12]. И этот идеал, стремление к святости, привила русскому народу Русская Церковь. «Ни латинство, – писал Тихомиров, – ни своевольные умствования протестантства не могли дать своим воспитанникам этого главного, существеннейшего».

Подобные мысли Соловьев высказывал и в других сочинениях. «Это, – подмечал Тихомиров, – в полном смысле Валаамово благословение», потому что «Соловьев собственно пришел проклинать»[13]. По его мнению, византийское православие есть не что иное, как «возрождение всех ересей», значит Россия, принявшая христианство от Византии, «с самого рождения своего обречена на духовную гибель, неизбежную при таком происхождении». Совсем другое дело – Запад. Здесь папы, хранители «неповрежденного» христианства, учат народы и воспитывают целые государства. Однако по прошествии столетий, сознавался Соловьев, Европа говорит о совершенном упадке веры и нравственности: «Идея христианства исчезла, …национальная ненависть в размерах совершенно неизвестных Средним векам; глубокий и непримиримый общественный антагонизм; борьба классов, …прогрессивный упадок нравственных сил личности»[14]. В таком положении, считал Соловьев, необходимо найти государство, глубоко проникнутое христианским духом, чтобы оно явилось к услугам римского первосвященника для возрождения государств Европы. Этим государством должна стать Россия, народ которой сохранил глубоко религиозный характер своей жизни. «Папство, – констатировал Тихомиров, – погубило все народы, имевшие несчастье попасть к нему на воспитание». Соловьев же предлагал «отдать папе и тот единственный народ, который, по милости Божией, воспитан Православною Церковью в истинно христианском духе. Такая логика – вне обсуждения»[15].

По справедливому замечанию Тихомирова, Европа нуждалась не во внешнем вмешательстве России в ее дела, а в приобщении к тому, что веками хранил русский народ – православию. «Отнимите, – писал он, – постоянное воздействие духа православия, и тогда чем же русское государство будет отличаться от всякого другого? Следовательно, Европе нужно не государство, а православие. Если б Европа прониклась духом православия, она бы создала столь же православные государства, как наше, и даже более, почему нет? Не к государству, стало быть, а к Церкви нашей должна прибегнуть латинская и протестантская Европа». Если же Россия, в отличие от европейских государств, окормляемых папами, и по сей день содержит нравственные принципы христианства, и в этом немалая заслуга духовенства Русской Церкви, то «не переучивать нужно пастырей Церкви, – заключал Тихомиров, – а у них учиться. И если этот вывод относится к папе римскому и протестантизму, то вдесятеро сильнее относится он к нашему «религиозному движению», насквозь пропитанному продуктами разложения этих двух искаженных разновидностей христианства»[16].

Тихомиров считал, что современное «религиозное движение» своими умствованиями «вырисовывает черты очевидного духовного разложения», проявлявшегося, в частности, в популярной идее русского «всечеловечества». Затрагивая тему «панславизма», Тихомиров мыслил гораздо шире основных его постулатов и утверждал приоритет веры и необходимости духовного подвига над национальным превосходством. «Эта злополучная идея, – писал он по этому поводу, – приглашающая Россию пережить все духовные болезни прочих народов, «перестрадать» их заблуждения, и потом все и всех привести ко Христу, очень ярко показывает смесь распущенности и гордости, наполняющих наши якобы «религиозные» стремления. Просто(здесь и далее курсив Тихомирова. – Ф.С.) позаботиться о своем спасении – кажется слишком сухо, не интересно. Нужно сначала по уши забраться во всякую грязь, какая только где-нибудь на свете найдется, заразиться всеми грехами, и потом уж из самой глубины падения вознестись в святость, да еще поднять с собою весь мир – вот что "эффективно", затрагивает нервы нашего больного интеллигента!»[17]

Для образованных людей, желающих удовлетворить свое религиозное чувство, по мнению Тихомирова, нужно совсем не это, а поступление в «добрую умную школу» духовного развития под руководством Церкви. «Только таким путем, – утверждал Лев Александрович, – мы можем спастись сами и – если нам это указано – дать пример миру, исполнить "всечеловеческую" миссию, прельщающую воображение наших образованных людей»[18].

Заканчивал Тихомиров свое пространное рассуждение указанием пути, на котором «религиозное движение», по его мнению, могло приобрести правильные черты. «Скромное, бесхитростное подчинение авторитету Церкви, – писал публицист, – есть для общества первый шаг, может быть, самый трудный. Но когда он будет сделан, то люди общества сразу попадут в надлежащую школу духовной выработки. Все остальное – вопрос времени и личных способностей»[19].

Статья имела значительный общественный резонанс и вызвала бурную полемику. Тихомирова сильно критиковали, особенно такие издания, как «Вестник Европы», «Гражданин», «Новое время», то есть издания как монархические, так и либеральные.

Полемика по поводу статьи в консервативной печати привела к возникновению у некоторых историков мнения о непримиримости Тихомирова со славянофилами. На самом деле Лев Александрович с глубоким уважением относился и к А.С. Хомякову, и к И.В. Киреевскому. По мнению исследователей, его критика «религиозных идей славянофильства касалась не столько Хомякова и его соратников, сколько их непоследовательных учеников, которых с классическим славянофильством роднило всего лишь признание особого исторического пути России»[20] и которые принижали христианство своими взглядами о нем, как о средстве земного благоустроения.

В предисловии ко второму изданию брошюры, в котором Тихомиров сделал поправки отдельных выражений согласно указанию Святейшего Синода и «Церковных Ведомостей», он писал в ответ на критические статьи: «Все они лишь еще более убеждают меня в том, что моя брошюра указывает самое больное место нашего "самочинного", религиозного движения. Все возражения против брошюры – только подтверждают сделанною мною характеристику и доказывают для меня, что единственное спасение для людей этого слоя, – собственно говоря, способного, расположенного к добру, но чрезвычайно расшатанного духовно, – есть скромное обращение к церковному учению»[21].

Данная статья послужила точкой отсчета в развернувшейся дискуссии между Тихомировым и Владимиром Соловьевым, которая позже плавно переросла «в область свободы личности и свободы вероисповедания»[22]. Соловьев в «Вестнике Европы» незаслуженно высмеивал Тихомирова и упрекал его за то, что «он осуждает "современное религиозное движение" не за то, что выдвинутые им идеи ложны по своему содержанию..., а единственно только за то, что в нем проявляется самостоятельная работа духа, а не простое подчинение официальному авторитету».[23] Соловьев, конечно же, несправедливо обвинял Тихомирова, т.к. Лев Александрович в своей работе выступал не против «самостоятельной работы духа» интеллигенции, а против нежелания вести эту работу под духовным руководством богоустановленной церковной иерархии. Примечательно, что Соловьев перед смертью в «Трех разговорах» «признал свою неправоту, и, высмеяв в себе веру в прогресс, авторскую речь вложил в уста г-на Z, в котором, – по мнению исследователей, – легко узнается Леонтьев»[24].

В другой своей статье, «Альтруизм и христианская любовь», впервые вышедшей в 1895 г. как приложение к работе «Борьба века», Тихомиров вновь выступил против В. Соловьева, смешивавшего в одной из своих публикаций понятия христианской любви и альтруизма. Взаимоотношение этих понятий активно обсуждалось в печати. Альтруизм, по мнению Тихомирова, неправильно понимался частью общества, что могло привести не только к религиозному плюрализму в традиционном православном государстве, но и к отказу от веры вообще многих его граждан.

Это неправильное понимание Лев Александрович объяснял приходом к христианству людей, выработанных «стремлениями нехристианскими». Церковь, считал он, не должна безоговорочно отвергать их, но верующие со вниманием и осторожностью должны относиться к «тем понятиям, которые выдвигаются из лагеря нехристиан и полухристиан, как будто бы возможные основы сближения их с христианством»[25]. Во главе этих понятий, утверждал Тихомиров, находился альтруизм – термин, выработанный французским философом О. Контом.

 По мнению Льва Александровича, «альтруизм есть высшее понятие, до которого добралась мысль, покинувшая христианство». На самом деле альтруизм и христианская любовь – понятия совершенно противоположные. Допущение их тождественности приводило бы к утверждению, что «христиане и нехристиане живут одним и тем же нравственным началом», а значит вера, религиозный элемент не имеют никакого значения, и тогда «можно допустить какую угодно другую религию, только не христианство»[26].

Альтруизм, считал Тихомиров, по отношению к христианской любви есть чувство низшего порядка, «простая противоположность эгоизму». Учителя Церкви, видели в нем не основу морали, а лишь психологическую почву,«на которой можно взрастить действительную любовь, но и только». Эта любовь – христианская – не является противоположностью эгоизма. Имея совершенно иной источник и иное содержание, она есть чувство не душевного, а духовного порядка. Альтруизм мог бы существовать, если бы Бога и не было, «любовь же обязана своим существованием исключительно тому, что "Бог есть любовь" (1 Ин. 4, 8) и живет в нас»[27].

Итак, источником любви является Бог, «существо Божие», источником же альтруизма, делал вывод Тихомиров, – «существо общественной жизни и ее воздействие на эгоистическую личность человека». Бог, таким образом, в альтруизме везде и повсюду заменяется обществом, что «составляет страшный обман, понятный для христианина. Это, – по мнению Тихомирова, – искуснейшая борьба против Христа, перед которою детски наивны все грубые обманы язычества»[28].

При такой схеме, заканчивал свои рассуждения Тихомиров, человечество становится «божеством» альтруиста. Альтруизм приводит его «к привязанности не личной, а социальной», при которой добрые чувства проявляются «более всего не конкретной, действительно существующей личности, а отвлеченной средней личности»[29]. Но такой личности, такого человека, по мнению Льва Александровича, просто не существует.

Хотя Тихомиров и считал неверным, когда люди светского звания брали на себя роль учителей веры и духовных руководителей, тем не менее ему в своей публицистике все-таки приходилось освещать вопросы вероучительного характера. С 1892 по 1898 гг. Лев Александрович вел с небольшими перерывами в журнале «Русское обозрение» рубрику «Летопись печати». В январе 1996 г. он опубликовал в этой рубрике статью «Что делать молодежи?» Эта статья имела определенный успех и обсуждалась в различных кругах. Несколько позже он получил письмо от анонимного автора, который просил Тихомирова ответить на возражения относительно его статьи, высказанные в одном молодежном собрании неким «старым скептиком и нигилистом». Этот «скептик», указывая на различные стороны христианского вероучения, раскрывал их будто бы внутренние противоречия.

Тихомиров, понимая, что возражения «скептика» выражали взгляды определенной части российского общества, ответил отдельной статьей в «Русском обозрении».

 «Что такое свобода воли, которая ставится нам как бы в вину? – вопрошал "скептик". – Я мог бы понять эту ответственность за свои действия, если бы сам добровольно согласился принять эту свободу, взять на себя обузу существования, ибо, если бы я это мог, я предпочел бы вовсе не существовать. Но – кто спрашивал меня, – продолжал "скептик", – создавая, желаю ли я существовать, желаю ли я получить эту свободную волю? Никто. Свободна ли такая воля, полученная против воли моей?»[30]

«Скептик» утверждал также, что, если Бог всеведущ, то должен был знать, что он будет эгоистом и скверным человеком, а потому и создавать его не нужно было. Ну, а если все-таки создал, то обладая всемогуществом, должен был создать положительным. Однако, продолжал «старый нигилист», «Он создал меня… скверным, заранее зная, что я буду именно таким, а не иным. И в то же время мне грозят адскими муками даже и после того, когда я умру. Но за что? Я таков, каким меня создали, а, следовательно, мне не за что и страдать. Кто создал меня, дал мне волю, которой я и не думал просить, тот и отвечает за мои ошибки…»[31]

Тихомиров ответил на вопросы «старого нигилиста» сдержанно и корректно, оставаясь верным тому принципу, что учить вере должны люди, специально на то поставленные, т.е. священнослужители. Лев Александрович откровенно писал: «…я не проповедник христианского вероучения и в размерах, необходимых для такой проповеди, богословия не изучал»[32]. Тем не менее, Тихомиров вполне правильно и со свойственной его публицистике чертой проникать в суть понятий и обстоятельств ответил на поставленные «нигилистом» вопросы.

«Все сводится к тому, – верно подмечал Лев Александрович, – есть Бог или нет». Если человек верит в бытие Божие, то для него не существует вопроса подчинения или неподчинения воли Творца. «Ведь никто же, не будучи сумасшедшим, не считает ниже своего достоинства подчиняться законам природы… Почему же эта мерка, – спрашивал Тихомиров, – изменяется по отношению к Божеству, перед силой которого все силы природы – совершенный нуль?»[33]

Тихомиров указывал и на наличие логических ошибок в рассуждениях своего оппонента, который, говоря о свойствах Божиих, пытался убедить своих слушателей в их будто бы взаимном противоречии. Тихомиров верно подмечал, что противоречия могут иметь место между абсолютными понятиями. Однако свойства Божии таковыми не являются, т.к. выражают единое и неделимое существо Божие, «поделенное» на различные свойства исключительно слабым человеческим умом. «…Ведь это противоречие не в Божестве, – писал Лев Александрович, – …а только в нашем бедном уме, неспособном охватить абсолютное…»[34]

В заключение Тихомиров отсылал читателей к истинным духовным руководителям – пастырям Церкви. «Как в неведомой вам стране, – писал он, – дорог проводник, ее лично знающий, а не ученый географ, который, несмотря на все свои карты, не лучше вас запутается в лесных дебрях и горных тропинках, – точно также и здесь дорог человек личного духовного опыта»[35].

Не оставил Тихомиров без внимания и религиозные умствования графа Л.Н. Толстого, который с 80-х годов XIX в., переживая духовный кризис, выступал с критикой многих общественных институтов, в том числе и Церкви. В своем учении, изложенном в различных литературных произведениях, Толстой отрицал необходимость науки, искусства, семьи, достижений цивилизации. Толстой также выступал и как проповедник христианства, но более, по его мнению, правильного, лишенного веры и сакральности, более практичного, «опрощенного». Понятно, что ко Льву Николаевичу, как всемирно известному писателю, прислушивались и представители образованного слоя русского общества, и простой народ, для которого Толстой специально писал произведения доступным языком.

Не известно как писатель относился к Тихомирову. По свидетельству М. Горького, Толстой положительно отзывался о его брошюре «Почему я перестал быть революционером», считая верным принципы в ней изложенные[36]. Тихомиров же, напротив, часто выступал с критикой социальных и религиозных взглядов писателя, возмущаясь тем, что российская печать, будто рекламируя ценные бумаги, часто превозносила Толстого. Тихомиров, однако, утверждал, что «на этих акциях потом предстоит умственное и нравственное банкротство миллионов людей»[37].

Тихомиров считал толстовство новейшим проявлением, а вместе и последним фазисом «духовной болезни»[38] – революционной идеи, после Великой Французской революции постоянно и неутомимо призывавшей своих последователей к разрушению старого и созданию нового строя. Революционная идея, однако, никогда не довольствовалась достигнутым, выдвигая все новые и новые социальные проекты, объявляя при этом никуда негодными свои недавние достижения. Источником этой болезни, по мнению Тихомирова, был «бунт против Бога»[39], в результате которого человек, оставшись без Бога, Которого он отверг, ложно счел себя самодостаточным. Осознав себя автономным, человек направил свои устремления на переустройство мира, но ни один из «будущих строев» не мог его удовлетворить. Постепенно, пробуя и отвергая их один за другим, автономная личность усиливала и свое отрицание действительного мира. Так, по мнению Тихомирова, появился анархизм, а затем и толстовство. Толстого Тихомиров считал «настоящим анархистом», который в своем учении об отрицании существующих институтов неизбежно должен был придти и «к идее уничтожения мира»[40].

Лев Александрович, как и многие другие церковные и общественные деятели, считал религиозные воззрения Толстого еретическими. «В своем "очищении христианства", – писал Тихомиров в одной из своих статей, – он, в действительности, не более как до скуки банальный "еретик" и отличается от своих предшественников только тем, что они выкидывали из Нового Завета те или иные части, стараясь мотивировать эти искажения какими-нибудь объективными основаниями, граф же Толстой распоряжается с текстами писания как самодурный барин крепостных времен с мужиками…» Давая общую характеристику Толстому, Тихомиров писал о нем как о человеке, «который при огромном художественном таланте и безграничном самомнении, обладает столь несоответственно скромными размерами собственно мыслительной силы, что, как учитель, производит лишь вреднейшие опустошения в умах и совести своих учеников»[41].

По замечанию исследователей, Русская Церковь высоко оценила статьи Тихомирова против Л. Толстого[42]. В последующих своих работах Тихомиров критиковал и других «вольных пророков»: Розанова, Мережковского, Энгельгардта. Лев Александрович полагал, что для образованных и трезвомыслящих людей было бы полезным изучение христианской психологии, что не позволило бы им подпасть влиянию различных лжеучений[43].

Рассмотрение и анализ ранних работ Тихомирова, посвященных религиозно-нравственным проблемам российского общества, показывает непростую реальность рубежа XIX–XX вв., когда на страницах периодических изданий развертывалась жестокая идеологическая борьба за будущее России. Лев Тихомиров, считая себя журналистом не просто монархического, но именно церковного направления[44], проявил себя как внимательный и вдумчивый публицист, искренне переживавший за происходящее в государстве. По мнению исследователей, революционные настроения, а также «все большее увлечение молодежи антиправославным учением Л. Толстого, далекими от канонического православия религиозными идеями В. Розанова и В. Соловьева» постепенно заставили Тихомирова обратиться к проблемам современного устройства Православной Российской Церкви. Это, в свою очередь, свидетельствовало об осознании Тихомировым того факта, «что сама церковная организация в стране оставляет желать лучшего и именно с нее необходимо начинать возрождение правильной церковной жизни»[45]. Последующие работы Тихомирова, касавшиеся внутренних проблем Русской Церкви, были замечены не только широкими кругами общественности, но и самим императором Николаем II. Впоследствии был учрежден особый орган – Предсоборное Присутствие, который в течение нескольких месяцев должен был подготовить созыв Поместного Собора. Предсоборное Присутствие проделало огромную работу, благодаря которой в тяжелейших условиях революционного периода стало возможным принятие Поместным Собором Русской Православной Церкви очень серьезных и важных для нее решений.



[1] Начапкин М.Н. Малоизвестные страницы русского консерватизма. Л.А. Тихомиров: жизнь и мировоззрение. Екатеринбург, 2007. С. 67.

[2] Милевский О.А. Идеи Л.А. Тихомирова по преобразования церковно-государственных отношений (1901–1913) // Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее: Сб. статей. Воронеж, 2001. Вып.1. [Электронный ресурс] электрон. дан. Режим доступа: http://conservatism.narod.ru

[3] Сергеев С.М. Комментарии // Тихомиров Л.А. Христианство и политика. М., 2002. С. 541.

[4] Тихомиров Л.А. Духовенство и общество в современном религиозном движении // Тихомиров Л.А. Христианство и политика. М., Калуга, 2002. С. 31.

[5] Там же. С. 22.

[6] Там же.

[7] Там же. С. 24.

[8] Там же. С. 26.

[9] Там же.

[10] Заседание общества любителей духовного просвещения в г. Москве // Церковные ведомости. 1892. № 6. 8 февраля.

[11] Немецкая верность (честь).

[12] Цит. по: Тихомиров Л.А. Духовенство и общество … С. 27.

[13] Там же.

[14] Цит. по: Тихомиров Л.А. Духовенство и общество … С. 28.

[15] Там же. С. 29.

[16] Там же.

[17] Там же. С. 34.

[18] Там же. С. 35.

[19] Там же.

[20] Гордейчик Е., свящ. Творческий консерватизм Льва Тихомирова. [Электронный ресурс] электрон. дан. Режим доступа: http: // www.pravaya.ru

[21] Тихомиров Л.А. Духовенство и общество … С. 19.

[22] Милевский О.А. Л.А. Тихомиров: из истории формирования консервативной мысли в России в конце XIX – начале XX веков: дисс. … д-ра ист. наук. Барнаул, 2006. С. 358.

[23] Соловьев В. Вопрос о «самочинном умствовании» // Вестник Европы. 1892. № 12, декабрь.

[24] Чесноков С. Ключ к пониманию (Анонимность «Эсхатологической фантазии» Л.А. Тихомирова «В последние дни» и апокалипсический сюжет первомартовского цареубийства 1881 г.). [Электронный ресурс] электрон. дан. Режим доступа: http://www.intelros.org

[25] Тихомиров Л.А. Альтруизм и христианская любовь // Тихомиров Л.А. Христианство и политика. М., Калуга, 2002. С. 98.

[26] Там же.

[27] Там же. С. 100.

[28] Там же. С. 101.

[29] Там же. С. 102.

[30] Тихомиров Л.А. Вечные вопросы // Тихомиров Л.А. Христианство и политика. М., Калуга, 2002. С. 89.

[31] Там же.

[32] Там же. С. 90.

[33] Там же. С. 91,92.

[34] Там же. С. 93.

[35] Там же. С. 96.

[36] Горький М. Воспоминания: Лев Толстой. [Электронный ресурс] электрон. дан. Режим доступа: http://gorkiy.lit-info.ru

[37]Тихомиров Л.А. Учительная проповедь Л.Н. Толстого// Московские ведомости. 1900. 4,5 декабря.

[38] Тихомиров Л.А. Борьба века // Тихомиров Л.А. Критика демократии. М., 1997. С. 194.

[39] Там же. С. 195.

[40] Там же. С. 197.

[41]Тихомиров Л.А. Учительная проповедь Л.Н. Толстого// Московские ведомости. 1900. 4,5 декабря.

[42] Милевский О.А. Л.А. Тихомиров: из истории формирования консервативной мысли в России в конце XIX – начале XX веков: дисс. … д-ра ист. наук. Барнаул, 2006. С. 368.

[43] Тихомиров Л.А. Христианская психология// Московские ведомости. 1901. 22 октября.

[44] Тихомиров Л.А. Воспоминания. М., Л., 1927. С. 409.

[45] Милевский О.А. Л.А. Тихомиров: из истории формирования консервативной мысли в России в конце XIX – начале XX веков: дисс. … д-ра ист. наук. Барнаул, 2006. С. 362.

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9